Глава 22

Четыре взрыва, прогремевшие одновременно (во дворце, банке, библиотеке и суде), разогнали туман в моём мозгу. На какие-то моменты ко мне вернулось адекватное восприятие действительности.

Земля дрогнула, ели и сосны в парке закачались, сбрасывая сухие иголки, и, когда четыре здания начали медленно оседать, я вспомнил, что в меня всадили две пули, и мне это совершенно не понравилось.

Боль не вернулась вместе с воспоминаниями, и теперь мне хватило ума понять, что я совершенно не чувствую левую ногу, а это гораздо хуже той боли, которая из ноги растекалась по всему телу. Полное отсутствие чувствительности говорило о том, что вылечить ногу невозможно, она уже мертва, ампутирована, её просто нет.

Обессиленный, я опустился на землю. Лорри помогла мне прилечь на траву, спиной к стволу клёна. Грохот уже прекратился. Всё, что могло взрываться, взорвалось, всё, что могло рухнуть, рухнуло.

С воспоминаниями о том, как стреляли в меня, пришли воспоминания о трёх убийствах, совершенных Панчинелло у меня на глазах. Эти кровавые образы моё воображение нарисовало даже более живыми, чем они были в реальности, возможно, потому, что в момент убийств, скажем, Носача и Кучерявого, меня очень отвлекали мысли о том, как спасти Лорри и самому остаться в живых. Вот я и не анализировал подробности этих отвратительных убийств из опасения, что ужас меня парализует.

Вот и теперь, борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, я пытался подавить эти воспоминания, но они продолжали мучить меня. Всю мою жизнь я прожил в согласии со своим сознанием и воображением. Но теперь они вдруг начали потчевать меня залитыми кровью картинками.

А когда мне вдруг захотелось, чтобы поскорее вернулся туман, который, как выяснилось, ограждал меня от столь неприятных воспоминаний, он тут же вернулся огромной серой волной, притушив свет фар патрульного автомобиля, окутывая растущие в парке деревья.

Только это-был не туман — пыль.

Мощное облако пыли, поднявшееся над развалинами особняка Корнелия Сноу, накрыло нас. Пыль эта состояла из множества веществ самых различных цветов и запахов. Пластит превратил в пыль и блоки известняка, и кирпичи, и штукатурку.

Облако, которое на расстоянии казалось светлым, принесло с собой темноту, более чёрную, чем безлунная, беззвёздная ночь. Я отлепился от ствола дерева, улёгся на правый бок, закрыл глаза, поднял подол рубашки и уткнулся в него ртом и носом, чтобы использовать материю как фильтр и не задохнуться пылью.

Протянул руку, чтобы коснуться левой ноги, убедиться, что она все ещё на месте. Рука вернулась липкой от тёплой крови.

Как мне показалось, уже через мгновение пыль осела на кровь и образовала корочку на моей ладони.

Поначалу я подумал, что Лорри упала на траву рядом со мной, закрыв лицо руками, чтобы хоть как-то уберечься от удушающей пыли. Потом услышал её голос над головой и понял, что она осталась на ногах звала на помощь, кашляла, чихала, снова звала:

— Помогите! Помогите! Человек ранен!

Я хотел дотянуться до неё, заставить лечь рядом, но не мог поднять руку. Меня охватила пугающая слабость.

А тут вернулся и успокаивающий туман, застилавший сознание. Тревожась за Лорри, я уже не хотел, чтобы туман этот отрывал меня от реальности, но сопротивляться ему не мог.

Перед мысленным взором замелькали отрывочные образы: потайные двери, освещённые свечами тоннели, мёртвые лица, выстрелы в упор, клубки змей, торнадо, клоуны… Скоро я, наверное, впал в полубессознательное состояние и начал грезить, потому что видел себя воздушным гимнастом, шагающим по натянутой под самым куполом цирка проволоке, с шестом в руках, с помощью которого я удерживал равновесие. Медленно и осторожно я приближался к платформе, на которой меня ждала Лорри.

Когда оглянулся, чтобы проверить, сколько уже удалось пройти, увидел преследующего меня Панчинелло Бизо. Он тоже держал в руках балансировочный шест, но с острыми ножами, закреплёнными на концах. Он улыбался, уверенный в себе, и шёл по проволоке гораздо быстрее меня. А потом сказал: «Я мог бы стать звездой, Джимми Ток. Я мог бы стать звездой».

Иногда сознание возвращалось ко мне, и я понимал, что меня куда-то несут. Несут на носилках. В следующий раз очнулся уже в «Скорой помощи», покачивался на каталке, поскольку машина неслась на полной скорости.

Когда попытался открыть глаза и не смог, сказал себе, что ресницы склеились от слез и пыли. Я знал, что это ложь, но находил её успокаивающей.

Наконец кто-то произнёс: «Ногу нам не спасти».

Я не знал, говорил ли это человек в моём сне или настоящий врач, но я ответил голосом, каким говорил и мультфильме принц-лягушка: «Мне нужны обе ноги. Я — ловец торнадо».

А потом провалился в небытие, где сны были более реальными, чем настоящие сны, а в воздухе пахло вишневым тортом.