САНЯ ТЕРЯЕТ „КАМУ“

Весной, едва начал таять снег, возле дома Сани Зубавина из сугроба вылез синий уголок. Первым его заметил глазастый Димка — младший братишка Сани.

— Подснежник! Чур мой! Чур мой! — заорал он на весь двор, ринулся к сугробу и, присев на корточки, осторожно потянул за уголок.

Цветок не подавался. Димка потянул сильнее. Уголок нехотя пополз из-под снега и вдруг превратился в обложку самой обыкновенной школьной тетради. «…По английскому языку… Ученика 6 «а» класса Александра Зубавина», — прочитал по слогам Димка.

Он разгреб руками снег, вытащил промерзшую тетрадь и помчался домой.

Дверь открыл папа. Он был в шапке и пальто — уже пообедал и собрался к себе в телестудию.

— Опять ты?.. Хоть швейцара ставь у двери! Только и знаешь, что бегать взад и вперед.

— Вот!

— Что это?

— Санька тетрадь потерял. По английскому. Я нашел! Я!

Папа взял двумя пальцами начавшую оттаивать тетрадь, прочитал надпись на обложке.

— В самом деле!

Он осторожно отодрал страницу, другую, третью…

— Ого! Двойка!.. Где нашел?

— Там, у забора. В сугробе.

— Лена! — крикнул папа. — Лена!

Из кухни вышла мама в новом капроновом переднике. Руки у нее были мокрые и красные, наверное, мыла посуду.

— На, полюбуйся! — голос папы дрожал от возмущения. — Вот к чему приводит твой гнилой либерализм.

— К чему? — сразу поинтересовался Димка. — И почему он гнилой?

— Убирайся, — накинулся на него папа. — Марш на улицу!

В такие минуты с папой лучше не спорить — за семь лет жизни Димка накопил значительный опыт. Он тотчас же выскользнул за дверь и стал внимательно прислушиваться.

Послышался шелест бумаги — мама листала тетрадь.

— Да, действительно… Надо спросить у Сани.

— Что спрашивать! И так все ясно! Твой сын растет обманщиком Он встал на путь преступления.

— Ты уж скажешь!

— Да, я повторяю с полной ответственностью: на путь преступления! Так все и начинается. Сначала сокрытие двойки, потом кража со взломом.

— Не надо было обещать ему «Каму».

— Но я же сказал ясно: одна двойка — и камеры не будет.

— Вот он и спрятал тетрадь.

— Значит, «Кама» виновата? Другими словами, виноват я!.. Что ж, в таком случае остается только одно.

Быстрые папины шаги удалились в сторону детской.

— Постой, Саша, что ты хочешь делать?

— Ничего! — Из детской доносился грохот открываемых и вновь задвигаемых ящиков письменного стола. — Куда он ее сунул, хотел бы я знать?.. А, вот!

— Саша, так нельзя! Одна-единственная двойка!

— Я не собираюсь разгребать все сугробы в поисках его двоек. И потом, главное — он обманул.

— Нет, Саша, ты…

— Кончено!.. Я пошел. До вечера!

— Куда ты понес «Каму»?

— В комиссионный…

Папа так стремительно вышел, что Димка едва успел отскочить от двери.

Он обождал немного, а потом стал медленно спускаться по лестнице.

Что он наделал! Этого Саня ему никогда не простит.

Саня Зубавин возвращался из школы в отличном настроении. Сегодня в магазине культтоваров появилась в продаже кинопленка один на восемь. Всего шестьдесят копеек. Сорок у него есть. Двадцать он возьмет у Димки в обмен на венгерский значок — Димка на него зарится уже целую неделю.

Вот когда можно будет, наконец, испытать «Каму» в деле! Бачка для проявления пленки у него, правда, еще нет, но Андрей Злобин, кинооператор телестудии, обещал проявить сам. А если Андрей обещал…

Саня ловко толкнул ногой калитку и, прежде чем она захлопнулась снова, проскочил во двор. Братишка с унылым видом стоял у забора и ковырял ботинком в сугробе.

— Эй, Димка-невидимка, — крикнул Саня. — Значок хочешь?

— Хочу, — как-то вяло отозвался Димка.

— А двадцать копеек мне дашь из твоей копилки?

— Дам.

— На, бери значок… Ну!

Но Димка не подходил.

— Ты что? — удивился Саня. — От мамы влетело?

Димка отрицательно покачал головой.

— Ребята надавали?

— Нет.

— Так что же?

— Ничего.

Нет, что-то с Димкой было не в порядке!

— Слушай…

Саня сделал несколько шагов в сторону Димки, но тот сорвался с места, словно вспугнутый заяц, и мелкой рысью побежал в другой конец двора.

Сомнений не оставалось: Димка нашкодил.

— Ты что наделал? Говори! А то как поймаю…

— Я же не виноват, если она сама вылезла, — плачущим виноватым голосом отозвался Димка. — Я думал, ты потерял.

— Что потерял?

— Тетрадь… А папа сразу взял и отнес в комиссионку.

— Тетрадь?

— Нет. «Каму».

— «Каму»?!

Саня единым махом взлетел по лестнице и забарабанил в дверь.

— Где «Кама»? — завопил он, еще не успев войти в квартиру.

— Что за тон! — Мама говорила строго и сердито. — Разденься и садись за стол. Все уже остыло. Я не буду сто раз подогревать.

Саня бросился в детскую, вытащил нижний ящик письменного стола. «Камы» не было на месте. Ни «Камы», ни футляра, ни инструкции.

Саня повернулся к маме. В глазах дрожали слезы.

— Как же так, мамочка?

— Ах, у меня там пригорает!.. Папа совершенно прав! — минуту спустя донесся ее голос из кухни. — Ты обманул, не сказал про двойку, спрятал тетрадь.

— А что я должен был делать? Какая-то несчастная, случайная двойка! А папа не купил бы «Каму».

— Все равно обманывать нельзя… — Мама вышла из кухни. — Постой, Саня, ты куда? Постой!

Но Саня, не слушая, уже мчался вниз по лестнице.

Комиссионный магазин помещался неподалеку, за три квартала. Саня иногда заходил туда — все ждал, что кто-нибудь принесет бачок для кинопленки. Ему не нравилось в магазине: сумрачное помещение, в котором целый день горит электрический свет, затхлый запах, тихие грустные вещи, преданные своими хозяевами и покорно ожидающие новых.

Он подошел к прилавку, на котором лежали фотоаппараты, часы, барометры.

— А тебе что, мальчик?

Юркая продавщица с острым птичьим лицом смотрела на него с откровенным подозрением.

— «Кама»… «Кама» у вас продается?

Где-то в глубине души он хранил надежду, что папа все же не понес «Каму» в комиссионный.

— «Кама»?

Саня проследил за взглядом продавщицы и увидел камеру. Вот она, в кожаном футляре… Висит на гвозде, словно безработная авоська. Его «Кама»!

— А деньги у тебя есть? — спросила продавщица.

— Мне только посмотреть.

— У нас не ТЮЗ. Отойди отсюда, не мешай покупателям.

Как выручить «Каму»? Как выручить?

К прилавку подошел мужчина в шляпе и стал шарить любопытным взглядом по выставленным вещам.

— А это что? — спросил мужчина, тыча перед собой длинным пальцем.

У Сани екнуло сердце.

— Узкопленочная киносъемочная камера, — с готовностью ответила продавщица и сняла «Каму» с гвоздя. — Один на восемь миллиметров.

— Интересно!

Мужчина пробежал глазами инструкцию, запустил пальцы в футляр и, схватив шнур, бесцеремонно, словно щенка за шкирку, вытащил камеру. Покрутил в руках, стал заводить пружину.

— Хватит! — не выдержал Саня.

— Почему — хватит? — Мужчина посмотрел на него недоверчиво. — Тут сказано — двадцать поворотов.

— Не обязательно до самого конца.

— А как фотографировать?

— Не фотографировать, а снимать… Нажимать вот эту кнопку.

— Интересно!

Мужчина нажал кнопку изо всех сил. «Кама» жалобно щелкнула. Саня стиснул зубы и с ненавистью посмотрел на костистые пальцы мужчины. Они все жали и жали кнопку. «Кама» трещала, надрываясь, а мужчина улыбался, широко и бессмысленно, как грудной младенец занятной игрушке.

Завод кончился. Мужчина завел пружину еще раз и снова принялся щелкать. Больше Саня не мог выдержать этой пытки. Он выхватил «Каму» из рук мужчины.

— Вы же сломаете!

— А тебе что? — обиделся тот. — Интересно!

— Уходи отсюда! — накинулась на Саню продавщица, отбирая аппарат. — Кому я сказала?

Саня отошел и с замиранием сердца стал наблюдать за мужчиной издалека. Но тот, пощелкав еще немного, вернул «Каму» продавщице. Он вовсе не собирался ее покупать.

Саня вздохнул с облегчением.

Кончился рабочий день, народ пошел гуще. «Кама» уже побывала в нескольких руках, но снова возвращалась на место.

Серьезная опасность возникла перед самым закрытием магазина.

Саня уже хотел уходить, но тут заметил у прилавка мальчишку с отцом. Мальчишка смотрел на «Каму» и хлопал в ладоши:

— Вот, вот!

Они попросили камеру и стали рассматривать, по-хозяйски, не щелкая зря, и Саня почувствовал, что надо немедленно что-то предпринять, если он не хочет навсегда лишиться своей «Камы». Он набрал воздуха, нырнул в гущу людей, пробрался между шубами и пальто и вынырнул возле прилавка, совсем рядом с мальчишкой. Бросил на камеру пренебрежительный взгляд и произнес негромко, чтобы не услышала продавщица:

— Дрянь!

Мальчишка сразу насторожился:

— Откуда ты знаешь?

— А у меня была точно такая же. Фокусировки никакой — все смазывает. И потом пружина.

— Что пружина?

— Сразу полетела. Еле-еле сбагрил через комиссионку.

— Видишь! — отец мальчишки пихнул «Каму» обратно в футляр. — Я же тебе говорил: обождем, пока будет в фотомагазине.

— Вот правильно! — поддержал его Саня. — А то тут такое купите…

— Опять ты! — подскочила к нему продавщица. — Вот я сейчас милиционера позову… Не слушайте вы его, хорошая камера, новая совсем.

Но зерно сомнений, посеянное Саней, уже дало ростки…

Когда Саня возвращался домой, у него уже не так болела душа. До завтрашнего дня «Кама» в безопасности. Теперь надо уговорить папу взять ее обратно из магазина.

Но это оказалось делом невозможным. Папа пришел очень поздно и говорить с Саней не стал. Не помогли ни Санины слезы, ни мамино ходатайство.

Утром Саня решил: надо снова идти в комиссионный. До половины одиннадцатого он просидел в классе, а затем, сделав кислое лицо, пошел в учительскую к Елизавете Петровне.

— Голова болит? — встревожилась учительница. — Не заболел ли?

Она озабоченно положила Сане на лоб мягкую руку, и ему стало не по себе. Он бы ни за что не стал ее обманывать, если бы не «Кама».

— Жара нет. Наверное, так, весеннее. Иди домой, полежи.

У выхода он столкнулся с Вадимом Соколовым — в школе его звали просто Соколом. Он шел с улицы. Румяный, возбужденный, весь мокрый — играл в снежки.

— Ты куда?.. Постой!

Он увлек Саню к раздевалке, осмотрелся — вокруг никого не было — и быстро прикоснулся пальцами к своему правому уху, к глазу и, наконец, ко лбу.

— Таобоскоа — Икс, — произнес он при этом.

— Таобоскоа — Зет.

Саня тоже проделал весь комплекс прикосновений, только в обратном порядке: сначала он тронул пальцами лоб, потом глаз и в заключение легонько шлепнул себя по уху.

— Сегодня в шесть у меня: Игрек принесет чертежи.

— Не знаю, Сокол… Я…

— Никаких «не знаю»! Ты давал клятву или не давал? Помнишь? «Что бы со мной ни случилось, запретят ли мне дома, буду ли я лежать с ангиной, все равно, по первому зову Икса…» Вот я тебя и зову.

— Я постараюсь.

— Обязательно, слышишь!..

До комиссионного магазина было минут пятнадцать ходу. Часы возле гостиницы показывали только половину одиннадцатого. Саня пошел медленнее. Торопиться не стоило. Простоишь там в толпе, возле дверей.

Но, подойдя ближе, он увидел, что возле комиссионного никого нет. Странно! Неужели часы подвели?

Да, магазин был уже открыт. Саня толкнул дверь и, разом вспотев от тяжелого предчувствия, побежал к прилавку с фотоаппаратами.

«Камы» не было на месте.

— Товарищ продавец! — отчаянно выкрикнул Саня. — Товарищ продавец!

Продавщица, занятая с покупателем, повернула к нему свое птичье лицо.

— Что тебе?

— Где «Кама»?.. Вот тут вчера висела!

— А, кинокамера… Опоздал ты. Продала. Вот только — минут десять назад… Ах, это ты, — вдруг узнала она Саню и погрозила пальцем. — Опять покупателей отгонять?.. Ты чего?

По щекам Сани стекали скупые мужские слезы.

— Моя была эта «Кама».

— Твоя? — Она подошла ближе. — А кто ее сдал?

— Папа.

В маленьких черных глазах продавщицы сразу появилось живое сочувствие.

— Ай-яй-яй! Что же такое делается!.. Ты слышишь, Валя, — обратилась она через весь магазин к другой продавщице. — Стянул у парнишки кинокамеру и загнал. Пьяница несчастный! Еще отец называется. Головы таким поотрывать!

— Вы что! — ужаснулся Саня. — Он не пьет. Это за двойку.

— Ну, изверг! Ну, изверг!

Саня очутился в центре внимания. Со всех сторон на него оглядывались любопытствующие покупатели.

— Никакой он не изверг! — обозлился Саня и смахнул рукой слезу. — Ничего вы не знаете и говорите! Он хороший. Только… только вспыльчивый.

И выскочил из магазина.