Вдохновители бунта

В Москве о событиях в Германии ходило много слухов. 18 сентября 1923 года Михаил Булгаков записал в дневнике:

«А происходит там вот что: германская марка катастрофически падает. Сегодня, например, сообщение в советских газетах, что доллар стоит 125 миллионов марок! Во главе правительства стоит некий Штреземан, которого советские газеты называют германским Керенским. Компартия из кожи вон лезет, чтобы поднять в Германии революцию и вызвать кашу. Радек на больших партийных собраниях заявляет, что революция в Германии уже началась.

Действительно, в Берлине уже нечего жрать, в различных городах происходят столкновения».

Участницей многих таких столкновений, во время которых нередко начинались перестрелки, оказывалась и Лариса Рейснер. Зато Карл Радек получал от неё самую достоверную информацию о том, как обстоят дела у немецких рабочих. Когда Ларисе говорили, что это очень опасно – быть в самой гуще вооружённых столкновений, она улыбалась и начинала читать стихотворение, сочинённое ею ещё в царское время:

Впрочем, известный острослов Радек, посланный поднять немецкий народ на революцию, всё же пророчески заявлял, что любые восстания на территории Германии будут неудачными, так как вместо того, чтобы сразу же брать вокзалы, приученные к порядку немцы будут сначала покупать перронные билеты.

В той тревожной обстановке, когда чуть ли не со дня на день ожидалось начало вооружённого восстания, ГПУ не могло, конечно же, допустить, чтобы его сотрудники безмятежно прохлаждались на немецких пляжах. У Бриков и Маяковского наверняка было чёткое и вполне определённое задание, к выполнению которого необходимо было приступить, как только прозвучит условный сигнал. Вот поэтому их так торопливо и отправили в Германию специальным авиарейсом.

Прибыв на место, наши путешественники встретились с другими агентами ГПУ (Якобсоном, Шкловским и, вероятно, с кем-то ещё, чьи имена пока нам недоступны). Им давались инструкции, как вести себя и что делать во время революции, которая (по расчётам Москвы) вот-вот должна была вспыхнуть, а по словам Радека, «уже началась».

Вновь обратимся к свидетельствам, оставленным Вальтером Кривицким:

«Наконец, пришла новость: «Зиновьев установил дату восстания».

Отряды Компартии по всей стране стали ждать последних указаний. В адрес ЦК Германской компартии поступила телеграмма от Зиновьева с указанием точной даты. Курьеры Компартии поспешили разъехаться по партийным организациям в разных частях страны с приказом из Москвы. Из тайников доставали оружие. С нарастающим нетерпением ожидали мы условленного часа. И тогда…

– Новая телеграмма от «Гриши», – сообщило нам руководство. – Восстание откладывается…

Снова коминтерновские курьеры засновали по Германии с новыми приказами и новой датой начала революции».

Ждали её начала и Брики с Маяковским. О том, сколько таких групп, замаскированных под «отдыхающих» находилось тогда в Германии, данных в открытой печати нет. Но группы эти были. И все они ждали сигнала, по которому им предстояло сыграть свои заранее определённые и, надо полагать, хорошо отрепетированные роли.

Борис Бажанов:

«План переворота был таков. По случаю годовщины русской октябрьской революции рабочие массы должны были выйти на улицу на массовые манифестации. Красные сотни Уншлихта должны были провоцировать вооружённые конфликты с полицией, чтобы вызвать кровавые столкновения и репрессии, раздуть негодование рабочих масс и произвести общее рабочее восстание».

Германская компартия ждала окончательного сигнала из Москвы. Ждал его и Вальтер Кривицкий со своими людьми:

«Несколько недель мы жили по тревоге. Почти каждый день приходили телеграммы от «Гриши» (Зиновьева), означающие новые приказы, новые планы, прибытие новых агентов из Москвы с новыми инструкциями и новыми революционными прожектами».

Но, готовясь начать мировую социалистическую революцию, гепеушники не забывали и о деле, совершить которое поручил им Феликс Дзержинский: дискредитировать Александра Краснощёкова.

И тут из-за рубежа в советскую Россию вернулся ещё один посланный туда тайный агент ГПУ.