на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Дама и динамит. – Пропавшая запонка. – Разделяй и властвуй.

Кошка Дуся только-только начала засыпать после полного треволнений дня. Но едва ей нарисовался в сладкой дреме живший по соседству кот Мурзик, хулиган и знатный мышелов, как кто-то начал стучать в дверь. Сон развалился на части, и оказалось, что она находится все в той же разгромленной гостиной, где еще не до конца успели прибраться.

Стук повторился еще громче и настойчивей, и через гостиную, зевая, прошлепала в домашних пантуфлях с лампой в руке Наденька Русалкина.

– Ах, ну что там еще… – простонала девушка, открывая дверь.

Совершив сие простое действие, она вытаращила глаза и отступила назад, едва не выронив лампу.

Перед ней стоял Леон Валевский.

– Ой, – растерянно молвила Наденька. Потому что надо же было, в конце концов, хоть что-нибудь сказать. – А вы…

– Я сбежал, – объяснил Леон. – Это во-вторых. А во-первых, доброе утро. Или доброй ночи? Честно говоря, я не уверен.

После чего он весьма уверенно оттеснил Наденьку в глубь дома и ногой захлопнул дверь.

– Я позову на помощь, – сказала Наденька слабеющим голосом, отступая.

– Не советую, – многозначительно молвил Леон и поглядел на нее загадочно. Настолько загадочно, что Наденька окончательно проснулась.

– Вы не имеете права советовать мне что бы то ни было, – сказала она, начиная сердиться. – Потому что вы обманщик.

– Как и все люди на земле, – парировал Валевский.

– И… и вор!

– Таково мое призвание, и я ничего не могу с этим поделать. Вы же не станете требовать от пианиста, чтобы он колол дрова.

– Ах! – возмутилась Наденька. – И вообще, вы ни во что не ставите российскую словесность!

– Терпеть не могу книги и тех, кто их пишет, – объяснил Леон. – Как-то мне пришлось сидеть в одной камере с сочинителем бульварных романов, так то время было настоящей пыткой. Он прикончил жену согласно рецептам из своих книжек, но его схватили уже на следующий день, незадачливый душегуб замучил меня вопросами, что он сделал не так. А в конце концов оказалось, что его просто видел дворник, когда убивец тащил труп к реке.

– Так вы что, собираетесь меня прикончить? – распахнула глаза Наденька.

– Нет, – честно ответил Леон. – Собственно, я всего лишь хотел вас предупредить.

– Наденька, в чем дело?

На пороге показался взлохмаченный Аполлон Русалкин, который на ходу прилаживал на нос очки.

– Между прочим, – объявил Валевский, – я серьезно рискую. Но, конечно, мне уже раньше следовало догадаться. Такая идиллическая картинка – «Общество любителей российской словесности», возвышенные разговоры… А на самом деле вы просто обыкновенные обманщики. Поделом мне!

– Мы вас не обманывали! – возмутилась Наденька.

– Ну да, конечно, – фыркнул Валевский. – И динамит в лаборатории вы изготовляете исключительно из любви к науке. Мыло похоже на динамит, только вот эффект у них слегка различается, – довел он до сведения слушателей. – Интересно, что вы задумали? Взорвать государственный банк? Обчистить петербургский монетный двор? Или ваши аппетиты куда скромнее и с вас вполне хватит флотской казны, к примеру?

Брат и сестра в изумлении переглянулись.

– Наденька, – жалобно спросил Русалкин, – наш гость что, бредит? Какой динамит? Какая флотская казна?

– Да, притворяйтесь, притворяйтесь! – возмутился Леон. – То-то ваш кузен в лице переменился, когда выяснилось, что люди Хилькевича залезли в его лабораторию. Только учтите, если я догадался, что вы стряпали там динамит, то и она тоже догадается. А в таком случае вас ждут очень серьезные неприятности!

Из скромности, должно быть, Валевский не стал упоминать, что Амалия догадалась о содержимом лаборатории раньше его.

– Нет, это просто поразительно! – вырвалось у Аполлона. – Прежде всего, Женя занимается фотографией. Я не знаю, что вы себе навоображали, но…

– Женя хочет изобрести цветную фотографию, – поддержала его сестра. – Он говорит, что изобретение может принести нам много денег… И мы никогда ему не мешали. Да и кузен нам тоже не мешал, в лаборатории всегда было очень тихо, ни шума, ни запахов…

– С чего вы взяли, что Женя делает динамит? – буркнул Русалкин. – Ну, лежит там какой-нибудь кусок мыла… И что? Да, Женя был расстроен, что негодяи открыли дверь… Но ведь для его опытов нужна была темнота, а теперь ему придется начинать все сначала!

Леон поглядел на его лицо, перевел взор на Наденьку, пытаясь уловить хоть какие-то признаки фальши… Бесполезно: двое – брат с сестрой – были кристально, до отвращения чисты. И, поняв это, он совершенно растерялся.

– Я могу взглянуть на лабораторию? – наконец спросил Валевский. – Только одним глазком.

– Лаборатория не моя, а Жени, – возразил Аполлон. – Не думаю, что я имею право…

– Перестань, Аполлон, – неожиданно поддержала поляка Наденька. – Все равно там дверь сломана. Женечка пытался ее заново закрыть, но створка перекосилась, и он просто ее прикрыл.

– Благодарю вас, – коротко откликнулся Валевский.

Лаборатория, где Евгений Жмыхов, если верить его словам, занимался фотографией, располагалась в сарайчике, который стоял во дворе позади дома. Леон толкнул дверь и вошел. Наденька и Аполлон последовали за ним.

Морщась, Леон втянул носом царивший тут специфический запах, бросил быстрый взгляд на реторты, на какие-то перегонные кубы, склянки, заметил на полке тетрадь и стал листать ее. Вся она была испещрена непонятными формулами и алхимическими пометками.

Вздохнув, Валевский отложил тетрадь и снова осмотрелся. Но нигде поблизости не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего мыло или динамит, столь сильно на мыло похожий.

– Женечка рассердится, – умоляюще проговорил Аполлон, поправляя очки. – Может быть, нам лучше уйти отсюда?

Не отвечая, Валевский подошел к столу, который стоял под окном. Там лежало нечто, прикрытое большим куском мешковины.

Валевский приподнял тряпицу, взял то, что под ней находилось, покрутил в пальцах, поднес к носу – и, вернув на место, поспешно отступил назад.

– Что там? – спросила Наденька и даже на цыпочки приподнялась.

– Мыло, – ответил Валевский каким-то странным голосом. – Куски мыла. Нет, похоже, я действительно ошибся… Идемте отсюда.

– Что вы тут делаете?

В дверях стоял Евгений Жмыхов, но не его появление показалось Наденьке странным в то мгновение. Конечно, студент имел полное право прийти в свою лабораторию хоть в три часа ночи, только вот в голосе его звенела угроза, а брови были неприязненно сдвинуты.

– Мы хотели посмотреть на мыло, – пролепетала Наденька. – Господин Дроздовский… то есть господин Валевский сказал, что это может быть динамит. Ой…

Евгений сжал кулаки и сделал несколько шагов к Валевскому.

– Вы – проныра! – мрачно сказал студент поляку. – А знаете, что бывает с пронырами?

– А вы знаете, что бывает с теми, кто изготовляет динамит? – огрызнулся Валевский, на всякий случай отступив назад. – Или вы собираетесь рассказывать мне сказочки, как вашим кузенам, что занимаетесь тут фотографией, а мыло варите для отдохновения души? Я, черт возьми, по роду своей профессии нередко имел дело со взрывчаткой! И я вам скажу, что вот это, – Леон указал на то, что пирамидой возвышалось под мешковиной, – вовсе не мыло!

Аполлон Русалкин оторопел.

– Так, значит… Женя, он ведь неправду говорит? Женя!

– Аполлон… – дрожащим голосом прошептала Наденька. – Аполлон, мне страшно… Идем отсюда, прошу тебя!

– Боюсь, никто отсюда не уйдет, пока все окончательно не разъяснится, – прозвенел вдруг голос Амалии Корф.

Наденька со страхом обернулась к незваной гостье, которая неожиданно возникла в дверном проеме, и тут Евгений Жмыхов, очевидно, принял решение. Он бросился к кузине, вырвал у нее из руки лампу и отскочил к столу, на котором лежал динамит.

– Ни с места! – закричал студент. Глаза его налились кровью, на лбу вздулись жилы. – Я всех взорву, слышите? Всех! Я брошу лампу на стол, и вы все взлетите на воздух! Сатрапы! Палачи!

– Женя… – пробормотал Аполлон. – Женя, но это же…

Студент затряс головой.

– Всех взорву! – По его щекам катились слезы. – Вы нас вычислили, но вам все равно не жить!

– Леон, – спросила Амалия у Валевского, – там и в самом деле динамит?

– Да, – ответил тот, кусая губы и досадуя на себя.

Наденька покачнулась, и молодой человек поддержал ее под локоть. Евгений бросил взгляд на кузину, и в его лице мелькнуло что-то человеческое… Что-то, чем Амалия обязана была воспользоваться.

– Послушайте, – баронесса старалась говорить как можно спокойнее, – ваша кузина тут ни при чем, и ее брат тоже. Вы хотите, чтобы они тоже погибли?

Рука студента, державшая лампу, дрогнула.

– Не имеет значения, сколько потребуется жертв, чтобы положить конец гнусной тирании, – гордо произнес он.

Услышав его слова, Наденька залилась слезами.

– Можете не уговаривать меня, – добавил Евгений. – Я все равно брошу лампу.

– Дайте им уйти, – неожиданно проговорила Амалия. Она вскинула голову, ее глаза сверкали.

– Что? – Студент явно растерялся.

– Дайте им уйти, – повторила баронесса. – А я останусь. И тогда бросайте лампу.

– Это какая-то ловушка? – недоверчиво спросил Евгений. – Вы пытаетесь меня поймать?

Студент поудобнее перехватил лампу, которая сдавленно зашипела. И Аполлон поймал себя на том, что не может оторвать от нее взгляд.

– Нет, – ответила Амалия. – Просто в отличие от вас я считаю каждую человеческую жизнь самостоятельной ценностью.

– О да, – кивнул Евгений, – и вы блистательно подтвердили вашу теорию, когда несколько часов тому назад убили человека в нашем доме. А ведь его жизнь, если верить вам, тоже была самостоятельной ценностью.

– Вы меня поймали, – согласилась Амалия. – Впрочем, ценность ее стремительно обесценилась, когда тот господин попытался перерезать глотку пану Валевскому. – Баронесса пожала плечами. – Хотя можете думать обо мне что вам угодно. Вы дадите им уйти?

Наденька тихо плакала. Евгений скользнул по ней взглядом, перевел взор на бледное лицо Русалкина и нехотя кивнул.

– Пусть уходят, – сказал он, – я даю им одну минуту. А потом брошу лампу. В конце концов, – добавил студент с усмешкой, – одной служительницы самодержавия будет вполне достаточно. Хотя мы хотели вовсе не этого – мы хотели уничтожить оплот самодержавия.

Баронесса обернулась к Аполлону.

– Там, снаружи, господин Рубинштейн, господин Половников и остальные. Предупредите их, чтобы уходили как можно быстрее. Даже так: бежали со всех ног. Думаю, после взрыва тут останется очень немного.

И Амалия улыбнулась – храбрая женщина, которая намерена была держать лицо до конца, несмотря ни на что.

Русалкин с трепетом посмотрел на баронессу Корф и повел прочь сестру, которая шаталась и еле держалась на ногах от ужаса. Последним из сарая вышел Леон Валевский. Он обернулся к Амалии, хотел что-то сказать, но удержался и быстро скрылся за дверью.

– Вы собирались убить царя? – спросила Амалия у Евгения. – Когда он приедет в ваш город?

Свободной рукой студент извлек из кармана часы и взглянул на них.

– Сорок секунд… Да, мы хотели его убить, но возникла сложность – возле нас постоянно вертелся один переписчик. Уверен, он был вашим агентом. И нам пришлось начать с него.

– Вы убили его и украли вещи, чтобы происшествие больше походило на ограбление, – заметила Амалия. – Кто отнес кольцо убитого в ссудную кассу – ваша кузина?

– Нет, одна девушка. Она разделяла наши идеи.

– А кошелек? – настойчиво спросила Амалия. – Почему вы не избавились от кошелька?

– Я принес его домой, – удивленно проговорил Евгений, – и засунул куда-то. В конце концов, там были деньги! Но потом… Наверное, я просто о нем забыл. У меня хватало забот, потому что динамит никак не получался нужной нам мощности. Как вы его нашли?

– Повезло, – уклончиво ответила Амалия. А про себя подумала: должно быть, Валевский нашел ночлег у Наденьки, обыскал ящики, увидел кошелек с деньгами и стащил его. А уже потом кошелек попал на глаза ей самой. Хотя какое значение это имеет сейчас?

– Пять секунд, – сказал Жмыхов, пряча часы в карман. – Прощайте, баронесса Корф. Надеюсь, вам понравилось в нашем городе…

Интересно, подумала Амалия, на что похожа смерть?

И тут она увидела.

Стекло за спиной Евгения разлетелось мелкими осколками, и в окно головой вперед влетел Леон Валевский. Всей массой своего крепко сбитого тела он врезался в студента, и Евгений, не устояв на ногах, упал. Лампа вылетела из его руки на пол и разбилась.

Лежа на полу, Жмыхов тряхнул головой. На лице его застыло ошеломленное выражение.

– Ах, – просипел он, – так вы заодно! Сатрапы!

Амалия, подбежав к горящим осколкам лампы, ногой затоптала языки пламени. Евгений ударил Валевского и уже собирался схватить Амалию, но тут в дверь ворвались фигуры в мундирах и набросились на студента.

Валевский, которому здорово досталось, приподнял голову. В глазах мельтешили какие-то пестрые пятна, по лицу текла кровь, но тут молодой человек почувствовал на нем теплую женскую руку и странным образом сразу же успокоился.

– Лежите, лежите, – сказала Амалия. – Почему вы вернулись, Леон?

Он и сам хорошенько не знал. Лишь знал, что если бы оставил молодую женщину в одном помещении с обезумевшим бомбистом, то это воспоминание преследовало бы его всю жизнь. Но Валевский не был бы Валевским, если бы не придумал какое-нибудь язвительное объяснение.

– Должен вам признаться, сударыня, – проговорил поляк, – в мире есть две по-настоящему отвратительные вещи: терроризм и тещи. Все прочее я могу вынести.

И, сочтя, что сказал все, закрыл глаза.


В своем особняке Хилькевич подошел к окну. Машинально отметил про себя, что на улице, несмотря на поздний час, довольно оживленное движение. Причем больше всего здесь было полицейских карет. «Что, интересно, они опять затеяли?» – неприязненно подумал король дна.

В дверь постучали, и через мгновение вошел Жорж, чье лицо было густо усеяно кровоподтеками. Сутенер поглядывал на расстегнутую манжету на руке и хмурился.

– В чем дело? – спросил Хилькевич.

– Я запонку потерял, – буркнул Жорж. – Наверняка она где-то здесь. Когда меня приволокли наверх, ее уже не было.

Он покосился на пятнышко крови на ковре, оставшееся там, где упал граф Лукашевский, встал на колени и принялся смотреть под диванами и мебелью.

– Ты извини, что все так получилось, – сказал Хилькевич, налив себе вина. – Надо же было мне кого-то изобличить, чтобы заставить Антонина совершить ошибку.

– А если бы граф ее не совершил? – проворчал Жорж. – Если бы разгадал ваш замысел? Тогда что, вы убили бы меня?

– Нет, конечно, – ответил король дна с широкой улыбкой. – Я ни мгновения не верил, что мой тайный враг – ты.

– Нелепость какая-то, – проворчал Жорж, заглядывая под шкаф. – Куда она могла деться?.. А где Вань Ли?

– Только что ушел. Вася увез тело, так что никто ничего не узнает. – Хилькевич поставил бокал на стол. – Надеюсь, не надо тебе говорить, чтобы ты держал язык за зубами?

– За кого вы меня принимаете! – обиделся Жорж, поднимаясь на ноги. – Черт, любимая запонка была, бриллиантовая… Ищи ее теперь!

Он подошел к Хилькевичу и наклонился, чтобы посмотреть под столом.

– Оставь, – велел Хилькевич. – Слуги найдут, вернут тебе. Никуда она не денется.

– Ага, – ответил Жорж. И вдруг, резко распрямившись, коротко и сильно ударил Хилькевича снизу вверх ножом под сердце.

Король дна издал сдавленный стон и повалился грудью на стол. Жорж дернул щекой и вонзил нож еще глубже.

– Сво… – побелевшими губами просипел Хилькевич. – Как же ты…

Он умолк и захрипел, скребя по столу ногтями.

– К твоему сведению, – спокойно проговорил Жорж, – именно я убил Коршуна. И когда ты стал объяснять, как я все провернул, мне сделалось не по себе. Я думал, ты и впрямь меня вычислил.

Хилькевич шевельнулся.

– Так это ты…

– Нет, – покачал головой Жорж. – У меня к тебе были свои счеты. Давние, давние счеты. Про графа ты угадал правильно – ворону тебе прислал он. И он же укокошил Пятирукова. Я все про него понял, потому что случайно видел, как Антонин толкнул под карету Сеньку-шарманщика. Тогда я решил, что грех было бы не воспользоваться моментом.

И Жорж беспечно улыбнулся, словно рассказывал об удачной проделке, которая сошла ему с рук.

– Что ты там хрипишь? – Сутенер прислушался. – А, понял. Мало денег? Нет, денег мне всегда хватало. А убить я тебя хотел из-за Насти.

По телу Хилькевича пробежала судорога. Он приподнял голову…

– Да, да, – подтвердил Жорж, – из-за твоей жены, которую ты приказал убить ни за что, просто потому, что она была из богатой семьи и ты был ее наследник. Говорят, ты стоял и смотрел, как твой друг Коршун ее душит. – Жорж покачал головой. – Как же ты мог, а? Удавил бы лучше толстую Розалию или любую другую маруху, но Настю за что? Она была такая хорошая! Я с детства ее знал, она никогда никому не делала зла… Я даже обрадовался, когда она вышла за тебя. Думал, что буду чаще ее видеть… потому что сам был недостаточно для нее хорош, понимаешь? И в моей жизни, в моей паскудной жизни, будь она проклята, Настя была единственным человеком, который… который что-то для меня значил, ради которого я бы пошел на все. А вместо этого… – Он дернул щекой. – Я даже не мог побывать на ее могиле, потому что ты бы сразу же начал подозревать неладное. Ты ведь так и не узнал, к кому она ходила, Настя тебе ничего не сказала… – По щекам Жоржа потекли слезы. – А ведь мы просто разговаривали! Мы даже не успели стать любовниками, черт возьми!

– И ты… – прохрипел Хилькевич.

– Что я? – злобно скривился Жорж. – Я трус, да! Тряпка! Ничтожество! Но я затаился и ждал… Я знал, что когда-нибудь настанет миг, когда мне удастся поквитаться с тобой за все. Если бы не эта мысль, я бы давно уже повесился. И тут к нам в город приехала баронесса Корф… Антонин решил, что настал подходящий момент, чтобы тебя свалить, и я подумал: почему бы и не подыграть ему, черт возьми? Тем более что мне нужны были только двое: Коршун и ты. Убить его оказалось так легко! А тебя еще легче, потому что душка Антонин, как оказалось, подложил мне в карман окровавленный нож – наверное, тот, которым он зарезал Агафона. Антонин рассчитывал, что меня будут обыскивать, и улика окончательно меня погубит… а получилось – сделал мне наилучший подарок. Как же приятно иметь преданных друзей!

Недооценил, вяло подумал Хилькевич. Взор ему застилала кровавая пелена. Недооценил… ах, как обидно, как досадно… Думал, кто-то пытается занять его место, а тут всего-навсего личное дело… личное… Из-за Насти, простушки Насти с испуганными глазами, за которую он не дал бы ни гроша… а для кого-то она оказалась самая лучшая на свете. И этот человек, Жорж, слабак, так возненавидел его, что затаился на годы, подстерегая удобный момент для мести. Черт возьми, ведь предсказывала ему цыганка в Орле… нет, в Феодосии, что пропадет из-за женщины, из-за женщины, из-за…

Взгляд Хилькевича застыл, изо рта выбежала струйка крови.

Жорж поглядел на мертвого короля дна, вытер слезы, достал из кармана якобы потерянную запонку и, развалившись в небрежной позе на диване, стал прилаживать ее на место.

– Жорж! – В комнату вошла Розалия. – Жорж, нам пора идти… Виссарион! Что такое? Жорж!

Сутенер застегнул запонку и улыбнулся. Скула адски болела, глаз заплыл, и вообще выглядел Жорж прескверно, но самочувствие у него странным образом было отличное.

– Я его убил, – сказал он просто.

Розалия покачнулась и прислонилась к стене.

– Ты? За что?

– А за то, – холодно ответил сутенер. – Нечего со мной шутки шутить. За порчу лица я любого проучу наглеца. Кто слишком много на себя берет, тот рано или поздно смерть найдет.

Розалия с ужасом поглядела на него и метнулась в дверь.

Через четверть часа в гостиной возле остывающего тела горячо спорили четверо: Жорж, Розалия, Вань Ли и Вася, чьи золотые кудри по неизвестным причинам слегка поредели.

– Но ведь кто-то будет должен занять его место! – кричала Розалия. – Мы не имеем права упускать из рук такое дело!

– Да уж, – согласился Вася. – Зачем нам чужие там, где лучше всего подойдут свои?

– Ну так в чем дело? – пожал плечами Жорж. – Все можно решить умело. Пусть Карен станет во главе предприятия, у него есть обо всем понятие.

– Но он же китаец! – воскликнула Розалия. – Кто станет его слушать?

– В самом деле, – пробормотал Вань Ли, – из-за Китая у нас могут возникнуть неплиятности!

– Он китаец, а я нет, – вставил Жорж. – Будем вдвоем возглавлять совет.

Розалия открыла рот.

– Ты? Ты будешь заправлять делами? А как же я? Как же мои девочки? Кто будет заботиться о нас? Как хочешь, Жорж, но это несправедливо!

И тут Вань Ли впервые показал, что он вполне достоин своей должности.

– Насему юносе пола опелиться, – важно объявил он. – Бели его в дело. Увелен, у девочек с ним не возникнет хлопот.

– А что, хорошая мысль! – заметил Жорж. – Место что надо, удовольствие невероятное, соединяешь приятное… с очень приятным!

Вася, о котором шла речь, порозовел и опустил глаза, а Розалия поглядела на него пристально и приосанилась.

– Мне надо подумать, – томно пробасила мадам Малевич. – Я не готова брать себе в помощники кого попало. Для начала он должен пройти испытательный срок.

– Он согласен, – ответил за Херувима Вань Ли. – А мы с Жоржем будем заново налаживать предприятие. Нелегко придется, но, поскольку конверты из сейфа де Ланжере у нас, думаю, мы быстро найдем с властями общий язык.

– Ну наконец-то ты заговорил по-человечески! – проворчала Розалия.

Все рассмеялись.

– А с этим что делать? – спросил Вася, кивая на мертвое тело.

– Блосить в воду и забыть о нем, – пожал плечами Вань Ли. – Тащи его на белег. Когда найдут, пусть сами лазбилаются, от чего он умел. Хотя, насколько я знаю де Ланжеле, он должен напиться от ладости.

– И не только де Ланжере, по правде говоря, – вставила Розалия и обернулась к Жоржу. – Котик мой, как ты правильно сделал, что избавил нас от него! Я никогда не говорила об этом вслух, просто побаивалась, но Виссарион в последнее время просто зарвался!

– Ничего, – ответил Жорж, скалясь, – уверяю вас, без него нам будет куда лучше, чем с ним.

– Рифму! Рифму! – потребовала Розалия.

– И пусть все невзгоды развеются, как дым! – вставил Вася, улыбаясь.

Розалия хихикнула и крепко взяла его под локоть.

– Я чувствую, мы с тобой сработаемся, красавчик! – пробасила бандерша, а двое остальных мужчин обменялись понимающими взглядами.


Торжество разума и волшебная анаграмма. – Конец врага. – О том, как Леон Валевский высказал весьма обидное мнение о государе императоре Александре Павловиче, а Ам | Цикл Амалия. Компиляция. кн. 12-21 | Брожение умов. – Возвращение парюры. – О том, как маэстро Бертуччи не доиграл марш, а повествование подошло к счастливому концу.