* * *

…оказался на кровати.

— Очнулся! — Крикнул кто-то. — Зовите его светлость!

«Не зовите никого!» — хотел крикнуть Шари, но не смог.

Вошел человек в черном камзоле. Лицо человека казалось смутно знакомым… Регент!

— Не вставай, — уверенным тоном сказал герцог Ватрасс, королевский регент, блюститель трона его величества, короля Бахтыара Третьего. — Кто предал?

— Е… оиаю…

— Что тут не понятного? — поинтересовался регент. — Ритуал начинали впятером, результатом должна была стать моя дочь, восемнадцати лет. В итоге вернулись втроем, причем двое тяжело ранены, а третий обезвожен и крайне утомлен, а вместо дочери нечто. И это нечто не хочет со мной разговаривать, а хочет вскрыть себе вены. Кто-то ошибся. Ошибка в делах такого уровня — предательство. За предательство — смерть.

И тут на Шари нахлынуло. Вспомнились погост, крепость арапчи, хищная кошка, распавшаяся на котят…

— Ху… Хуёжни… Художника занесло… Он должен был смотреть… Чтобы похожа… А он начал… Улучшать… Я крикнул… Граф убил… Художник ранил… Девчонка не успела вырасти…

— Спи, — Шари показалось, что в голосе регента мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

В следующий раз он очнулся в темноте. Рядом кто-то был.

— Если хочешь убить меня — самое время, — сказал арапча.

— Да как-то перегорел… — просипел Шари. — Может, позже…

— Позже не получится. Я умираю. Раны, нанесенные в том мире, в этом почти не заживают, а меня там считай что убили. Ладно, выздоравливай.

— Стой!

Шари вдруг понял, что сейчас этот человек уйдет — и все. Больше они не увидятся.

— Что это было? За что Палач убил тебя? Почему убил себя?

— Короткого ответа нет, — сказал алхимик.

— Дай длинный… — просипел Шари.

— Мне легко было взять роль Отца. Потому что в квадре была не только дочь регента, но и моя дочь. Талантливая художница, знаток нескольких языков, она незадолго до тех событий овдовела и очень страдала, мечтая отомстить вам любой ценой. У нас есть… Были специальные люди, вербовщики. Они могут уговорить кого угодно на что угодно… Стадии взросления и угасания подразумевают движение, и это движение можно развернуть куда угодно… Вербовщики разыскивали воинов, которые бы стали основной для квадр-однодневок, и они нашли основу для самой лучшей, самой великой квадры… Я узнал слишком поздно, когда ничего нельзя было изменить. Последним словом моей дочери была просьба ко всем нам — падишаху, шахам, визирям, алхимикам… Она попросила, чтобы когда это все закончится, мы обязательно убили ее. Разыскали и убили. И когда война кончилась, и я узнал, что ее поймали, я понял, что ее будут держать взаперти вечно. Она будет страдать. Регент будет страдать. Дочь регента будет страдать внутри квадры… Но главное — моя Аиша будет бесконечно страдать, и никто не выполнит ее просьбы, последней просьбы перед тем, как мы завели ее с четырьмя другими девчонками в перегонный куб… Я мог спастись. У меня есть связи, друзья… Есть другие дороги, открытые не всем. Но я не смог уйти. Не захотел. Я должен был исполнить просьбу дочери. И я пришел сюда, к регенту, и предложил ему извлечь из квадры его дочь.

— Ты мог просто убить нас всех, зачем действительно извлекать Наулию?

— Я так собирался сделать, и ни ты, ни граф, ни художник, ни палач мне бы не понадобились. Но пока шли переговоры, я внезапно понял, что решение есть. Я алхимик, а не шарлатан! Я нашел решение, которое никому ни до меня, ни после в голову не придет. Я не мог просто взять и выкинуть это из головы. Я должен был попробовать. Но когда все получилось, я просто не смог убить свою дочь! Я придушил ее в образе котенка, но не убил. Палач увидел это, добил котенка и нанес мне смертельный удар. Потом он осознал, что убил единственного человека, который мог закончить ритуал, и убил себя как нарушителя, при этом передав мне часть своей жизненной энергии.

— Это слишком сложно, — Шари поморщился. — Вы, арапча, живете как-то неправильно. Алхимию эту придумали. Есть земля, есть море, есть мужчины и есть женщины. Зачем наворачивать так много сверху?

— Аллах дал нам разум, Аллах дал нам сомнение. Если бы Аллах хотел, чтобы мы просто жрали и размножались, он сделал бы нас свиньями и поселил под дубом. Вспоминай об этом почаще, Вор. И еще: той девочке, что родилась в нашем ритуале, придется не просто. Она доверяет только троим своим отцам — тебе, мне и графу. Она чужая для нашего мира, они еще не познакомились, и если ей не помочь, не познакомятся никогда. Наш мир будет отдельно, она — отдельно.

После этих слов арапча подошел к Шари и дал ему пощечину.

— Это за что?

— Не «за что», а «для чего».

И вышел.