Государство и новое общество
Наивно видеть в обеспеченной верхушке честных предпринимателей, «не упустивших своего шанса». Так же наивно и безнравственно видеть в толпах безработных «глупцов и бездельников».
Государство формировалось определенным классом людей, именно этот класс оно поддерживало законодательной и исполнительной властью. Отсюда и любовь к навязчивому цитированию властями всех времен и народов римской максимы – «dura lex, sed lex» («закон суров, но это закон»). Сколь бы суровым он ни был, его следует соблюдать – внушали всегда и везде представители правящих групп.
В Палате лордов заседали шестьсот наследственных аристократов. Чтобы обеспечить себе их лояльность, правительство охотно предоставляло этим далеко не бедным людям различные синекуры.
Ценз для избрания в Палату общин составлял 600 фунтов годового дохода с недвижимости для представителей из сельской местности и 200 фунтов – для представителей от городов. Реально быть избранными на 7 лет могли лишь 2 % мужского населения Британии.
Депутатские места продавались и покупались, на них была установлена определенная такса. Ее поднимали вернувшиеся из Индии «набобы» (испорченное «наваб»): новые богачи располагали деньгами и охотно вкладывали их в место в парламенте. Один из основателей Британской Индии Роберт Клайв привез из Индии грандиозное по тем временам состояние почти в миллион фунтов стерлингов.
При Георге I (1714–1727) стоимость депутатского места оценивалась в 1 500 фунтов стерлингов. При Георге III (1760–1820) стоимость возросла до 2 000.
Правительство подкупало и членов Палаты общин, но им не давали должностей, а устанавливали пенсии и единовременные выплаты. В 1739 г. на жалованье правительства находилось до половины членов палаты общин (около 300 человек), на каковые цели потрачено около 200 000 фунтов – свыше 1 300 фунтов за год на члена Палаты общин.
Невероятных масштабов достигало казнокрадство. Министерский пост был вернейшим способом обогатиться.
С другой стороны, правительство старалось жестко принудить «нижние 85 %» англичан к практически даровому труду.
Законы под страхом жестоких наказаний воспрещали беднякам самовольный переход из одного прихода в другой, т.е. то же самое, что и крепостное право в России. Если предприниматели просили об этом, приходские власти сами «поставляли» им нужное число людей.
Ставки заработной платы в каждом приходе устанавливали мировые суды. Повышать их было категорически запрещено под угрозой больших штрафов.
Особенный спрос в промышленности был на детей бедняков, которых в самом раннем возрасте отрывали от семьи и которым платили в два – два с половиной раза меньше чем взрослым. Смертность в казармах для детей на шахтах достигала 30–40 % в год.
Самовольно покидающих свой приход пороли плетьми, и заточали в специальные «работные дома»: тюремный режим, каторжный труд, раздельное проживание полов. Все это мастерски описано Чарлзом Диккенсом.
Каторга в Англии того времени – страна чудес. Считалось, например, будто в Австралии удивительный климат: волшебным образом он делает каторжников честными людьми. Но большинство отправленных в Австралию каторжан по сути не были преступниками – многие совершили столь незначительные преступления, что и говорить них несерьезно. Но по английским законам того времени кража любого имущества более чем на 6 пенсов (одна сороковая, 2,5 % фунта) каралась смертной казнью. Менее – каторга. Других отправляли за бродяжничество – то есть за то, что были нищими и безработными.
Эпоха «дикого» капитализма. Во многих странах она продолжается и сейчас.