7

Нора с Трэвисом одну за другой перебирали фотографии, постепенно все больше узнавая об Эйнштейне. Гавкая или яростно виляя хвостом, ретривер отвечал на вопросы. Эйнштейн подтвердил, что рекламу компьютеров он выбрал потому, что те напомнили ему о компьютерах, стоявших в лаборатории, где его держали. Фото четверых молодых людей, игравших в полосатый надувной мяч, привлекло внимание пса потому, что один из работавших в лаборатории ученых, очевидно, использовал мячи различных размеров для теста на интеллектуальное развитие, который особенно нравился Эйнштейну. Однако Норе с Трэвисом так и не удалось установить причину интереса к попугаю, бабочкам, Микки-Маусу и многим другим вещам, правда, исключительно из-за невозможности выйти за рамки вопросов, требующих ответа «да» или «нет».

И даже после того, как сто вопросов не помогли раскрыть смысл одной из фотографий, это ни в коей мере не умерило восторга всех троих, поскольку даже частичный успех нходящего на экраны фильма ужасов. Эйнштейн пришел в страшное возбуждение. Он поджал хвост, оскалил зубы и злобно зарычал. Ретривер несколько раз отбегал от фотографии, прятался за диван или исчезал в соседней комнате, где оставался одну-две минуты, после чего неохотно возвращался в гостиную, где его ждали дополнительные вопросы о демоне, от которых его неудержимо трясло.

Наконец, после десятиминутных усилий понять причину смертельного страха собаки, Трэвис, показав на киношного монстра с мощной челюстью, страшными клыками и горящими глазами, сказал:

– Эйнштейн, быть может, ты чего-то не понимаешь. Здесь изображено не реальное живое существо, а воображаемый демон из кинофильма. Тебе понятно, что значит «воображаемый»?

Эйнштейн вильнул хвостом. Да.

– Перед тобой воображаемый монстр.

Эйнштейн гавкнул. Нет.

– Воображаемый, фальшивый, ненастоящий, просто человек в маске из латекса, – объяснила Нора.

Нет.

– Да, – упорствовал Трэвис.

Нет.

Эйнштейн снова попытался спрятаться за диван, но Трэвис схватил его за ошейник:

– Ты хочешь сказать, что видел подобное существо?

Ретривер оторвал взгляд от картинки, посмотрел Трэвису прямо в глаза, затрясся и завыл.

Неприкрытый страх в жалобном вое Эйнштейна и неподдающаяся описанию тревога в больших карих глазах поразили Трэвиса до глубины души. Положив свободную руку на спину ретривера, Трэвис почувствовал, что собаку бьет неукротимая дрожь, и невольно задрожал сам, пораженный тем же леденящим душу страхом. В голове промелькнула безумная мысль: «Ей-богу, Эйнштейн действительно видел нечто подобное».

Нора, встревоженная резкой сменой настроения Трэвиса, спросила:

– Что случилось?

Трэвис, не отвечая, повторил вопрос:

– Ты хочешь сказать, будто видел подобное существо?

Да.

– Кого-то, кто выглядит точь-в-точь как этот демон?

Эйнштейн гавкнул и завилял хвостом. И да, и нет.

– Кого-то, кто, по крайней мере, немного на него похож?

Да.

Отпустив ошейник, Трэвис успокаивающе погладил пса по спине, но тот продолжал дрожать.

– Так ты поэтому иногда по ночам сторожишь у окна?

Да.

Нора, явно озадаченная и встревоженная поведением Эйнштейна, тоже решила его приласкать.

– Мне казалось, ты боишься, что тебя найдут люди из лаборатории.

Эйнштейн отрывисто гавкнул.

– Значит, ты не боишься, что тебя найдут люди из лаборатории?

И да, и нет.

– Ты больше боишься, что тебя найдет то… другое существо, – сказал Трэвис.

Да, да, да.

– Это оно в тот день преследовало нас в лесу? И это в него я тогда стрелял? – спросил Трэвис.

Да, да, да.

Трэвис посмотрел на Нору. Нора нахмурилась:

– Но это ведь всего лишь киношный монстр. Никто из реального мира даже близко на него не похож.

Прошлепав по комнате, Эйнштейн обнюхал разложенные фотографии и остановился перед рекламой «Блю кросс», на которой были запечатлены врач, молодая мать и младенец в больничной палате. Затем принес Норе с Трэвисом журнал и уронил его на пол. Ткнувшись носом в доктора на фото, Эйнштейн бросил взгляд на Нору, на Трэвиса, снова ткнулся носом в доктора и поднял светящиеся надеждой глаза.

– Прежде, – начала Нора, – ты говорил, что доктор напоминает тебе ученого из лаборатории.

Да.

– Может, ты хочешь сказать, – вступил в разговор Трэвис, – что работавший над тобой ученый должен был знать существо, которое гналось за тобой в лесу?

Да.

Эйнштейн снова подбежал к фотографиям и, на сей раз вернувшись с рекламой автомобиля в клетке, ткнулся носом в клетку, а потом, очень нерешительно, – в изображение демона.

– Так ты хочешь сказать, что существо из леса сидело в клетке? – спросила Нора.

Да.

– В той же самой лаборатории, где держали в клетке тебя?

Да, да, да.

– Еще одно лабораторное животное? – догадалась Нора.

Да.

Трэвис уставился на изображение демона, на выступающий лоб и глубоко посаженные желтые глаза, похожий на рыло деформированный нос и утыканный острыми зубами рот и наконец спросил:

– Это был эксперимент… который пошел не так?

И да, и нет.

Пришедший в крайнее возбуждение ретривер подбежал к окну, положил лапы на подоконник и уставился в ночь, накрывшую Санта-Барбару.

Нора с Трэвисом, довольные достигнутым прогрессом, сидели на полу среди открытых журналов и озадаченно смотрели друг на друга. Они начинали чувствовать усталость, которой из-за возбуждения прежде не замечали.

– Как, по-твоему, Эйнштейн способен подобно маленьким детям выдумывать небылицы? – тихо спросила Нора.

– Не знаю. Интересно, умеют ли собаки лгать, или это чисто человеческая черта? – Трэвис рассмеялся над абсурдностью собственного вопроса. – Могут ли собаки лгать? Может ли сохатый стать президентом? Могут ли коровы петь?

Нора очаровательно рассмеялась:

– Могут ли утки отбивать чечетку?

Трэвис пытался эмоционально и интеллектуально переварить сам факт существования такой умной собаки, как Эйнштейн, и от этого, казалось, даже немного поглупел.

– Я однажды видел, как селезень отбивает чечетку, – заявил он.

– Да неужели?

– Ага. В Лас-Вегасе.

– А в каком отеле он выступал? – рассмеялась Нора.

– В «Сизарс-пэлас». Он еще и пел.

– Селезень?

– Ага. Спроси, как его зовут.

– И как его зовут?

– Сэмми Дэвис Дак Младший, – ответил Трэвис, и они буквально покатились от хохота. – Он был такой звездой, что даже не пришлось указывать его полное имя над входом в зал, чтобы публика знала, кто выступает.

– Они написали просто «Сэмми»?

– Нет. Только «Младший».

Эйнштейн отошел от окна и уставился на них, пытаясь понять причину столь странного поведения.

Озадаченное выражение морды ретривера показалось Норе с Трэвисом страшно комичным. Привалившись друг к другу, они принялись хохотать как полоумные.

Насмешливо фыркнув, Эйнштейн вернулся к окну.

Отсмеявшись и придя в себя, Трэвис, к своему удивлению, обнаружил, что обнимает Нору, а ее голова лежит у него на плече. Таких тесных физических контактов они еще ни разу себе не позволяли. От волос Норы веяло чистотой и свежестью. Трэвис чувствовал исходящее от нее тепло. Его охватило безумное желание. Он решил, что, как только Нора уберет голову с его плеча, он непременно ее поцелует. Уже через секунду Нора подняла на него глаза, и Трэвис сделал то, что собирался сделать, – поцеловал Нору, и она ответила на его поцелуй. Секунду-другую Нора, похоже, не до конца понимала, что происходит и что все это значит: поцелуй поначалу был ничего не значащим, нежным и вполне невинным – не страстным, а скорее дружеским. Но затем ее губы стали мягче, дыхание – прерывистым. Нора сжала руку Трэвиса и с глухим стоном притянула его к себе. Звук собственного голоса привел ее в чувство. Девушка напряглась, осознав наконец, что находится в объятиях мужчины. Ее прекрасные глаза распахнулись от удивления и страха. Трэвис тотчас же отпрянул, инстинктивно догадавшись, что еще не время и сейчас не самый подходящий момент. Когда они займутся любовью, все должно быть сделано правильно, без сомнений и колебаний, ведь они навсегда запомнят свой первый раз, и воспоминания эти, яркие и радостные, по прошествии многих лет будут согревать душу. И хотя время для общих планов на будущее и торжественных клятв еще не пришло, Трэвис ни секунды не сомневался, что они с Норой Девон пойдут по жизни рука об руку. Более того, Трэвис интуитивно понял это уже несколько дней назад.

После минутной неловкости, когда оба мучительно решали для себя, стоит ли обсуждать внезапный переход их отношений на новый этап, Нора нарушила молчание:

– Он все еще стоит у окна.

Эйнштейн, прижавшись кожаным носом к стеклу, упорно смотрел в ночь.

– Неужели он сказал правду? – задумчиво произнесла Нора. – Неужели из лаборатории убежало еще одно существо, причем настолько причудливое?

– Если им удалось вывести такую умную собаку, то, полагаю, они вполне могли создать еще более необычное существо. В тот день в каньоне действительно кто-то был.

– Но Эйнштейну абсолютно ничего не грозит. Ведь ты увез его далеко на север.

– Ничего не грозит, – согласился Трэвис. – Эйнштейн навряд ли понимает, как далеко мы уехали от того места, где я его нашел. Кто бы там ни был в тот день в каньоне, теперь он не сможет выследить собаку. Хотя могу поклясться, люди из лаборатории землю носом роют, чтобы найти Эйнштейна. Что меня больше всего и волнует. Впрочем, и Эйнштейна тоже. Не зря же он на людях строит из себя глупую собачонку, демонстрируя свой интеллект только мне, ну а теперь и тебе. Он не хочет туда возвращаться.

– А если они его найдут… – неуверенно начала Нора.

– Не найдут.

– Но если все-таки найдут, что тогда?

– Я ни за что его не отдам. Ни за что, – твердо заявил Трэвис.