VII

Опасения Шапа начали оправдываться, начиная со следующего утра. Он ехал по равнине Ломьер, и вдруг метров за сто до мельницы из-за откоса выскочил на дорогу человек и сделал Шапу знак остановиться.

Шап узнал Флота, корзинщика, и тотчас затормозил.

Флот был здоровенным рыжим детиной с неопрятной внешностью, он дожидался посреди дороги и первым делом посмотрел на номерной знак на буфере. Только прочитав его, Флот поднял глаза на Шапа, дружески улыбнулся ему, подошел, открыл дверцу и залез в кабину.

— Куда ты едешь? — спросил Шап, стараясь сохранять спокойствие.

— Никуда. Просто хотел с тобой поздороваться.

У Шапа сжалось сердце, и он заглушил мотор.

— Сигаретки не найдется?

Шап достал пачку «Голуаз» и предложил Флоту.

— Давно тебя не встречал, — заговорил Флот. — Ты уезжал?

— Работал три недели на шахтах.

— Вот и я тоже вечно колешу по дорогам, только езжу не так далеко. Ты всегда спешишь, а у меня куча свободного времени, поскольку я двигаюсь медленнее. Скажем так, я не выезжаю из наших мест. Я езжу в Кос за гибкой лозой, раскалываю ее пополам и плету из нее корзины для белья, корзины для хлеба или для рыбы, для форели из Сернона.

Он говорил, глядя перед собой на темную дорогу в рытвинах; время от времени он поворачивался к Шапу с улыбкой.

— Езжу туда-сюда, рыщу на холмах и в оврагах, задираю юбки деревенским девушкам, я знаю кучу вещей, о которых ты и не подозреваешь…

Он сделал паузу, глотнул дыма и добавил:

— Тебя выслеживают, Жано?

— Кто выслеживает?

— Трое парней и женщина.

— Я их знаю?

— Нет. И они тебя тоже не знают. Они знают только номерной знак твоей машины, но не человека, который сидит за рулем. Но они узнают, кто ты такой.

— Что это за молодчики?

— Подонки. Притворяются богачами, но все равно подонки. С ними красивая девка, и у них отличная тачка 5423СМ75.

— Где ты это все узнал?

— У меня есть глаза, чтобы смотреть, и уши, чтобы слышать, а потом я предупреждаю друзей.

— Спасибо тебе.

— Ты всегда был вежливым, — негромко засмеялся Флот. — Если еще что-нибудь узнаю, я тебе обязательно сообщу. А пока будь осторожен, эти люди не желают тебе добра.

Он открыл дверцу, вышел и дружески подмигнул на прощание. Шап видел, как он ловко перепрыгнул через канаву, затем исчез в зарослях можжевельника, потом еще раз среди зелени мелькнула его рыжая шевелюра. Шап запустил мотор и отъехал.

Внезапно он почувствовал себя лучше. Снедавшая его неделями тревога обрела конкретную форму: трое парней и блондинка. Их присутствие было, вне всякого сомнения, связано с покойным. Шапа пробрал озноб, но он был почти весел — ему нравилось проявлять свои чувства, и будущее обещало ему такую возможность, которая угнетала его куда меньше, чем неясные опасения. Он думал теперь о жертве с меньшим отвращением и с большим сочувствием, но этот мертвяк его страшно злил.

Таким образом, он провел день в возбуждении… Прошло еще несколько дней, но ничего не произошло, и Шап снова впал в уныние. Однако так это было или только ему казалось, но он чувствовал, что за ним следят.

Однажды днем Шап вывел грузовик из гаража. Сидя на крыле, он демонтировал фильтры для солярки. Бледное зимнее солнце немного согревало воздух. Внезапно он почувствовал на себе чужой взгляд: смотрели справа.

Он продолжал еще несколько секунд насвистывать мотив, потом резко выпрямился и успел заметить какое-то движение за гаражом Берлье. Шап быстро повернулся на крыле, спрыгнул на землю и взбежал по небольшой горке, ведшей к гаражу. Однако, к его удивлению, никого там не оказалось. Позже, услышав, как зашуршали камешки в стороне старого кладбища, он побежал по осыпям, чтобы поймать наблюдателя. Но встретил только Гибаля, который возвращался со своего виноградника.

— Тренируешься? — осведомился тот.

Шап тщетно искал, что бы такое сказать, но Гибаль заговорщицки улыбнулся, и Шап улыбнулся в ответ.

— Она недалеко, — продолжил Гибаль, — и совсем одна. Я встретил ее, когда проходил мимо оврага. Не волнуйся, я буду нем как рыба.

Он принял таинственный вид и удалился, подмигивая.

«Теперь он Бог знает что наплетет обо мне, — подумал Шап. — Ну и ладно! — Речь, наверное, шла о дочери Поселье. Он постоял и понуро поплелся назад. — Проворонил! А теперь они будут начеку».

— И все же, — проговорил он спокойно, — эти чертовы ублюдки не станут наблюдать за мной вечно. В конце концов они скажут, что им надо!

В девять часов вечера, закончив ужин, он встал и закрыл на кухне железные ставни, проверил запор на большой двери из коридора. Обычно он не принимал этих мер предосторожности, и сам себе удивился: как правило, он ограничивался одной задвижкой. Раз заперся машинально, значит, чувствовал себя в опасности!

Ночь прошла спокойно, в шесть Шап проснулся. Когда он вышел на террасу, уже рассвело. Ночью прошел дождь, но потом небо очистилось. Рагонден мастерил что-то у входа в гараж.

— Привет. Как дела? — крикнул Шап.

— В порядке, — ответил Рагонден. — А у тебя?

— Ничего. Ты вернулся поздно?

— Невезуха, — заявил Рагонден. — У меня потекла солярка. Дала трещину трубка, та, ведущая к насосу. В десять вечера мне пришлось сваривать ее и перебирать соединение у каретника в Вильфранш, а грузовик стоял в пяти километрах, можешь себе представить?

— Не повезло, — сказал Шап.

— И я еле дотянул до дома. Оставалось не больше пол-литра солярки и, заметь себе…

— Рагонден, — позвал Шап странным голосом, — пойди сюда!

— Что случилось?

— Посмотри сам.

Удивленный Рагонден приблизился, открыл железную решетку, поднялся по лестнице на террасу и подошел к другу. Шап внимательно изучал дорожку сада.

— Ты гулял по саду вчера вечером?

— Я не ступал туда ногой черт знает столько времени.

— Значит, кто-то гулял здесь сегодня ночью, — сделал вывод Рагонден.

Он огляделся по сторонам.

— Этот кто-то открыл калитку… прошел по террасе… он топтался перед дверью коридора.

Перед главной дверью, которой почти никогда не пользовались, были отчетливо видны отпечатки подошв. Рагонден потрогал щеколду, проверил замок.

— Ничего не вижу, — сообщил он.

Они вышли в сад и занялись следами на земле.

— У него тонкие ботинки, не подбитые гвоздями, — заметил Рагонден.

Он прошел по дорожке до самой калитки сада, запертой на простой крючок, потом медленно вернулся назад, не поднимая глаз от земли.

— Как бы то ни было, — заявил он, — твой посетитель — кретин. Если бы он поднялся по ступенькам террасы, мы бы ничего не заметили. Он решил, должно быть, что главные ворота заперты. Слабак!

Сняв берет, старик задумчиво погладил лысеющую голову мозолистой рукой, черной от смазки.

— Как они мне надоели, если бы ты знал!

Рагонден не отвечал.

— Я давно чувствовал, что за мной следят. Флот предупреждал меня…

— Он в курсе дел?

— Не знаю, в какой степени, но он предупредил меня, что меня ищут. Понятия не имею, как это ему стало известно. Эти молодчики ходят все вокруг да около. Я было погнался вчера за одним, но упустил его.

Он рассказал Рагондену о вчерашнем происшествии. Рагонден встревожился.

— Вот гады! А у тебя есть оружие, Жан?

— Оружие? В кабине у меня дедов железный ломик, а на чердаке старое отцовское ружье, с которым он ходил на охоту.

— А патроны?

— В охотничьей сумке должна быть крупная дробь.

— Я дам тебе револьвер, — сказал Рагонден, — немецкий. Он тяжеловат, но ты сможешь носить его с собой в кармане… Когда ты едешь один, это будет вернее.

— Что ж, — с горечью засмеялся Шап. — Раз уж такие дела, придется убивать.

От всех этих сложностей, нарушивших нормальный ход его жизни, он казался совершенно выбитым из колеи. Рагонден искал, чем его утешить.

— Я пойду к Флоту, — сказал он. — Я знаком с ним ближе, чем ты, и знаю, где его искать. Должно быть, он браконьерствует в оврагах, но ниже плато… Флот далеко не трус.

— Рагонден! — мрачно предупредил его Шап. — Не ввязывайся в это дело!

— Почему же? — с вызовом спросил Рагонден.

— Потому что оно становится опасным.

Рагонден поколебался, потом выражение его лица смягчилось. И он сказал с усмешкой.

— Ты молодой и неопытный. Я знаю, что мне делать. Не забывай, что, когда мы познакомились, ты еще писал в штанишки.

И он добавил удовлетворенно:

— Само собой, я ни слова не скажу сыну. Слишком много чести. Он-то был бы рад до смерти вмешаться, я не смог бы его удержать.

Шап не отвечал, и старик подозрительно взглянул на него.

— Надеюсь, ты меня не считаешь старым маразматиком?

— Нет, конечно, Ты не маразматик.

— Ну, смотри мне! То-то же, а то я еще вполне в силах преподать хороший урок такому молодцу, как ты.

— Я знаю, ты всегда был чертовски сильным.

Польщенный Рагонден успокоился. Он продолжил свои расследования на террасе и еще раз осмотрел замок, прежде чем отправился за револьвером. Он весил добрый килограмм.

— Черт подери! — На Шапа оружие произвело впечатление. — С ним можно идти на кабана!

— А кому он упадет на ногу, тому не поздоровится. Однажды я проделал это — на мне были полотняные туфли — так ноготь большого пальца почернел и сошел… вот какое дело.

Шап расхохотался.

Он положил револьвер в карман и почувствовал себя другим человеком. Рагонден дружески шлепнул его по спине.

— Не расстраивайся. Мы их проучим!

— Знаешь, о чем я подумал?

— О чем?

— Надо мне навестить Алису.

— Ты ее с тех пор не видел?

— Ни разу.

— Хорошая мысль, — одобрил Рагонден. — Эта девушка далеко не глупа и могла обратить внимание на какие-нибудь детали.

Днем, после обеда, Шап отправился на своей маленькой зеленой «симке»; он хотел приехать к Алисе затемно и соответственно подгадал свое расписание. Оружие Рагондена лежало в кармане дверцы.

Когда он подъехал к школе, уже стемнело. Он поставил машину как обычно и чуть было не захватил с собой оружие, но в последний момент передумал.

«Хорош бы я был!» — подумал он.

Алиса услышала шум мотора из кухни. Когда Шап открыл дверь, она обернулась к нему со своей всегдашней улыбкой, одновременно нежной и ироничной.

— Вот и я! — сказал он смущенно.

Он неуверенными шагами подошел к Алисе и поцеловал ее в щеку, которую девушка ему подставила.

— Ты появляешься всякий раз неожиданно, — сказала она вместо приветствия.

Он молча ждал.

— Я думала, ты не скоро выберешься снова…

Она перевернула кусок телятины, который томился в кастрюле, и серьезно и вопрошающе посмотрела на него.

Шап сейчас же подумал: «С ней не бывает неясностей!»

— Нет, — сказал он. — Я не убивал его. Он был уже мертв к тому моменту, когда попал под колеса грузовика… его убили.

Свободной рукой Алиса погладила Шапа по щеке.

— Ты поужинаешь со мной?

— Да. Если ты не против.

— Устраивайся. Я накрою на стол, и мы будем есть.

Он сел на свое место спиной к окну. Алиса накрывала на стол. «Эта женщина, — размышлял Шап, — была бы идеальной спутницей жизни. Она недурна собой, не глупа, все понимает и не дрейфит».

Суп они съели в молчании. Алиса встала, чтобы убрать глубокие тарелки, и, прежде чем отойти от стола, положила свою руку на руку Шапа и нежно пожала ее. Шап посмотрел на нее измученно.

— Здесь я провел последние спокойные минуты, — сказал он.

— Бедняга! Ну что была за необходимость уезжать среди ночи!

— Честно говоря, я хотел съездить на следующий день на юг, повидаться с одной девчонкой.

— Вот в чем дело… Мне это приходило в голову.

— Ты не сердишься?

— Из-за чего? Из-за того, что тебе хочется переспать с другой? Да что мне до этого, дурачок? К этому я не ревную, а, насколько я себе представляю, ты не ищешь в обществе других женщин интеллектуальных радостей… Он лежал на повороте, да?

— Да, на самом повороте. Я увидел его слишком поздно. Он лежал так, что его невозможно было объехать.

— Как его убили, по-твоему?

— Думаю, молотком… во всяком случае, лицо ему разбили молотком.

— На месте?

— Вряд ли… По крайней мере, до того, как его уложили на дорогу.

Алиса разрезала телятину и положила на тарелку Шапу и себе. Она ела и размышляла:

— Ты уверен, что не мог расквасить ему физиономию?

— Это невозможно. Колесо проехало по груди, ось не могла его достать, я в этом уверен.

— Следовательно, его изувечили, чтобы он был неузнаваем?

— Это возможно…

— А зачем тогда ему оставили документы?

Шап подскочил на месте.

— Черт, а я и не подумал!

Он перестал есть и нахмурился.

— Ты уверена, что бумаги были при нем?

— Так мне сказали жандармы, когда проводили расследование. Скополотрони Виталиано, родился в Генуе восьмого мая тысяча девятисотого года.

Она взяла бутылку и наполнила вином бокалы. Шап с восхищением взглянул на нее.

— Да, ты — класс!

— А ты сомневался?

— Я попал в переплет, — сказал Шап. — За мной установлена слежка. Но это не полицейские. Сегодня ночью вокруг моего дома кто-то шатался… Ты здесь ничего особенного не замечала?

— В этой дыре никогда ничего не происходит, если на тебя не находит стих давить народ… Нет! Крестьяне получили пищу для разговоров на несколько дней, и все…

— Ты не обратила внимания на серую «ведетту» 5423СМ75.

— Какая-то «ведетта» проехала перед школой несколько дней тому назад. В ней были, если не ошибаюсь, трое мужчин и женщина. Они ехали по направлению к Бом.

— Это они.

— То есть?

— Люди, которые меня ищут. Не знаю, что им от меня надо, но они гоняются за мной уже две недели. Это начинает меня утомлять.

— Странно, — проговорила Алиса. — Такое впечатление, что, раздавив этого парня, ты растревожил осиное гнездо.

— Как будто.

— Бедный мой! — с чувством сказала Алиса. — Тебе все еще нравятся ананасы? — спросила она.

— Что такое? — удивился Шап. — Да, нравятся.

— У меня есть банка консервированных ананасов, я приберегла ее для тебя.

— Какая ты внимательная! — Шап был явно тронут.

Алиса открыла консервы. Радио играло негромко, певица страстно изливала свою тоску. Шап усмехнулся.

— Тоска! Попробуйте раздавить парочку прохожих, и всю тоску у вас как рукой снимет.

— Отличное средство, — засмеялась Алиса. — Но тогда нельзя будет выходить пешком. Ты становишься злым.

Шап весело улыбнулся, пожал плечами и занялся ананасами.

Позже, когда он согревал в руке стакан марочного вина, Алиса спросила:

— Останешься?

— Да. С радостью.

— Я тоже рада. Ты не особенно балуешь свою клиентуру.

Шап непонимающе взглянул на нее.

— Шесть недель с твоего последнего визита. Согласись, что на тебя нельзя рассчитывать.

Около часа ночи между двумя объятиями Шап расчувствовался. Он с нежностью ласкал Алису:

— Хотел бы я, — начал он, — проводить с тобой все ночи. Я чувствую себя хорошо, ты лучшая из моих подруг.

И добавил убежденным тоном:

— Должно быть, ты и есть та женщина, которая мне нужна.

— Не говори глупостей, — остановила его Алиса. — Тебе хорошо, потому что ты только что целовал и хочешь еще…

Он хотел что-то добавить, но она закрыла ему рот поцелуем и порывисто привлекла его к себе.

Шап уехал на рассвете. Беспокойство отпустило его, он лениво зевал, небрежно ведя «симку». Он совершенно не обращал внимания на многочисленные грузовики, которые ехали ему навстречу, поднимаясь в гору. Его мысли возвращались к телу Алисы. «Потрясающая девушка, — повторял он про себя, — суперкласс».

Пока он рисовал в своем воображении приятные картины, взошло солнце. Через полчаса после этого он вернулся домой. Замок входной двери не открывался.

— Как это неприятно, — сказал себе Шап, — надо его смазать, а то им редко пользуются и он ржавеет.

В конце концов Шап справился с замком и сразу прошел в кухню, чтобы выпить чашку кофе. Буфет был распахнут, тарелки грудой стояли на нижней полке, угловые шкафы тоже были вытряхнуты.

— Что это за бардак? — похолодел Шап. — Никак у Рафаеллы случился удар.

Он заглянул в столовую. Там все было вверх дном. Из столовой Шап перешел в кабинет, где царил аналогичный хаос. По мере того как Шап обходил свои владения, его обуревал безудержный гнев: дом явно обыскивали. Зеркало из ванной, аккуратно вынутое, лежало на полу. Комнаты перетряхнули, матрасы во многих местах проткнули.

У входной двери позвонили, Шап быстро спустился вниз, на террасе стоял племянник Рафаеллы.

— Тетя просила вам передать, что не сможет прийти, она больна.

— Тем лучше!.. Нет! Я не это хотел сказать. Что с ней?

— Гриппует. Врач велел ей оставаться в постели два-три дня.

— Хорошо. Пусть бережет себя, я справлюсь сам.

— Тогда до свидания, месье Шап.

— До свидания! Скажи тете, чтобы она не беспокоилась.

— Ладно.

Шап постоял в раздумье.

— Делать нечего, надо приниматься за работу, — заключил он.

Он закрыл дверь, вернулся в кухню и принялся расставлять посуду.