на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 10

Итак, Полли была представлена лондонскому обществу и до конца сезона добросовестно исполняла свою роль красавицы так же, как делала это на балу — холодно и безразлично. Она выполняла все требования матери — посещала вечеринки, носила модные платья, заводила друзей, которых леди Монтдор считала подходящими и никогда по собственному выбору, а так же не давала повода для сплетен. Она так же не делала ничего, чтобы создать вокруг себя атмосферу веселья, но леди Монтдор была слишком занята собой, чтобы заметить, что Полли, будучи милой и уступчивой, ни на минуту не разделяет ее удовольствия от многочисленных развлечений. Сама леди Монтдор наслаждалась всем этим необыкновенно и, казалось, была вполне удовлетворена поведением Полли, в восторге от внимания, которое та получала, как самая красивая дебютантка года. Она действительно была слишком занята, слишком увлечена бурным водоворотом светских дел, чтобы поинтересоваться, имеет ли Полли успех, а, когда все закончилось, они уехали в Шотландию, где, без сомнения, среди туманов и вереска она смогла подвести итог. Они исчезли из моей жизни на многие недели. К тому времени, когда я увидела их снова осенью, их отношения вернулись к прежнему знаменателю, и они явно были очень недовольны друг другом.

Я жила в Лондоне, потому что тетя Эмили сняла на зиму небольшой дом в районе Сант-Леонард Террас. Это было самое счастливое время моей жизни, потому что я обручилась с Альфредом Уинчемом, тем самым молодым человеком, чья спина нарушила мой душевный покой на балу у Монтдоров. В течение нескольких недель, предшествовавших моему обручению, я постоянно виделась с Полли. Обычно она звонила утром.

— Чем занимаешься, Фанни?

— Страдаю, — отвечала я, что означало «страдаю от скуки», недомогание, от которого предпочитали изнывать девушки, не работающие в различных общественных организациях.

— О, прекрасно. Может быть, я смогу склонить тебя к небольшой поездке? Твоим страданиям она совершенно не помешает. Я хочу померить ту голубую бархатную шляпу у мадам Риты, а потом заехать за перчатками в Дебенхамс — они сказали, что сегодня получают новую партию. Да, ну худшее впереди. Может быть, я смогу склонить тебя к ланчу у тети Эдны в Хэмптон-корт? А потом посидим и поболтаем, пока мне будут приводить в порядок волосы. Нет, забудь, если я предложила что-то ужасное, мы все равно увидимся. Я буду у тебя через полчаса.

Я была весьма гибкой и склонялась, к чему угодно. У меня не было никаких дел, и я наслаждалась, колеся по Лондону в огромном «даймлере», пока Полли занималась делами, обязательными для всех красавиц. Хотя общество мало интересовало ее в то время, она тщательно заботилась о своей внешности и, я уверена, не собиралась в будущем пренебрегать ею, как леди Патриция. Поэтому мы ехали к мадам Рите, и я мерила все шляпы в магазине, пока Полли оплачивала свои покупки, и я спрашивала себя, почему я никогда не могу найти подходящую шляпу, и что мне делать с жесткими, как вереск, волосами; а потом мы ехали в Хэмптон-корт, где жила старая двоюродная бабушка Полли. Она весь день сидела у окна в ожидании вечности, как она сама говорила.

— И все-таки мне не кажется, что она чем-то болеет, — сказала Полли.

— Я заметила, — ответила я, — что замужние женщины и даже вдовы никогда не болеют. В браке есть нечто такое, что останавливает болезни навсегда, интересно, почему?

Полли не ответила. Само слово «брак» заставляло ее плотно закрываться в раковине, как моллюск, приходилось об этом помнить.

Накануне объявления о моей помолвке в «Таймс» во второй половине дня тетя Эмили отправила меня в Монтдор-хаус сообщить новости. Это было вовсе не в моем характере, я отчаянно стеснялась ехать в чужие дома и обсуждать там обстоятельства моей помолвки и будущего брака. Но я согласилась с тетей Эмили, когда она сказала, что леди Монтдор была очень добра ко мне, и Полли была мне такой близкой подругой, что будет некрасиво, если они узнают о моей помолвке случайно из газеты. Поэтому я поехала, дрожа от страха. Буллит, дворецкий, всегда пугал меня до припадка. Это был вылитый Франкенштейн, за которым я быстро семенила через пустые огромные залы, напоминавшие музей, пока не добиралась до маленькой зеленой гостиной, единственной комнаты в доме, похожей на человеческое жилье среди этой анфилады покоев, всегда готовых к торжественным светским приемам.

Однако, в тот день входную дверь мне открыл лакей, вполне похожий на человека, и он даже сообщил мне хорошую новость, что ее светлость еще не вернулась, а леди Полли дома одна. Таким образом, добравшись до гостиной, я обнаружила Полли на фоне привычных атрибутов пятичасового чаепития — серебряный чайник на спиртовке, серебряный молочник, чашки и блюдца Королевского фарфорового завода и ассортимент сладостей, достаточный для небольшой кондитерской. Она сидела на ручке кресла и читала «Татлер».

— Божественный «Татлер», — сказала она, — он лечит от всех болезней. Я приглашала Линду, но она ужасно занята на этой неделе, как хорошо, что ты пришла. Теперь мы можем выпить чаю.

Я не знала, как она воспримет мою помолвку, ведь я никогда не говорила с ней об Альфреде с тех пор, как упросила ее отправить ему приглашение на бал; казалось, она избегает молодых людей и разговоров о любви. Но когда я выложила ей свою новость, она была в восторге или лишь слегка упрекнула меня в скрытности.

— Я помню, ты заставила меня пригласить его на бал, — сказала она, — но больше ты о нем не упоминала.

— Я не смела говорить об этом, — ответила я, — я боялась загадывать, это было слишком важно для меня.

— О, я тебя понимаю. И я так рада, что ты влюбилась в него прежде, чем он сделал предложение. Я никогда не верила, что можно полюбить человека после свадьбы. Ты сама не понимаешь, как тебе повезло.

Ее глаза были полны слез.

— Давай, — сказала она, — расскажи мне все.

Я была удивлена этому необычному для Полли всплеску чувств, но эгоистично наслаждаясь своим великим счастьем, не попыталась сделать паузу и разобраться, что это могло значить. Поэтому я быстро заговорила:

— Мне было немного грустно на твоем балу, потому что я не ожидала, что он приедет в Лондон, и у него не было вечернего костюма. И еще он всегда так занят и ненавидит вечеринки, так что можешь себе представить, как я была поражена, когда увидела его. Он пригласил меня танцевать, а потом танцевал с Луизой и даже с тетей Эмили, так что я подумала, хорошо, что он здесь больше никого не знает. Потом он отвел меня на ужин и сказал, что ему нравится мое платье, и он надеется встретиться со мной в Оксфорде, и еще он дал понять, что помнит разговор, который был у нас раньше. Ты знаешь, это меня очень подбодрило. После этого он два раза приглашал меня в Оксфорд на ланч и на вечеринку, но на каникулы уехал в Грецию. В Оксфорде ужасно длинные каникулы, ты знаешь. И он ни разу не написал, даже не прислал открытку, так что я подумала, что все кончено. Но в четверг я снова поехала в Оксфорд и на этот раз он сделал мне предложение, вот смотри, — сказала я, показывая старое кольцо с огромным гранатом, окруженным алмазами.

— Не скажу, что это шедевр от Картье, — улыбнулась Полли.

— А так же то, что это рубин.

— Зато он размером с голубиное яйцо. Тебе повезло.

Тут появилась леди Монтдор. Она все еще была в пальто и выглядела подозрительно расслабленной.

— Ах, эти девушки, — сказала она, — обсуждаете танцы? Поедешь в «Грейвсенд» сегодня вечером, Фанни? Дайте мне чаю, я совершенно убита после целого дня с Великой Княгиней, я бросила ее в Кенсингтонском дворце. Не могу поверить, что женщина под восемьдесят лет может столько времени провести на ногах и при этом мило беседовать со всеми встречными. Мы ездили в «Вуландс», чтобы купить ей шерстяные пледы, она ужасно мерзнет, не спасают даже двойные рамы, так она мне сказала.

Должно быть, было довольно печально для леди Монтдор (хотя с ее талантом игнорировать неприятные вещи она даже не замечала этого факта), что дружба с царственными особами начиналась для нее только тогда, когда заканчивались дни их славы. Царское село, Шенбрунн, Квиринал, дворец Котрочени, Мирамар, Лакен и остров Корфу никогда не знали ее, разве только в огромной толпе на официальных приемах. Она присутствовала на них, как жена своего мужа, и иностранные представители в Лондоне так же посещали ее дом, но все это было исключительно формально. Коронованным особам, возможно, не хватило ума удержать на головах свои короны, но они не были глупы и понимали, что теперь им может дать личная дружба с леди Монтдор. Как только их изгоняли, она начинали замечать ее очарование, и падение очередного королевского дома означало появление еще нескольких завсегдатаев в Монтдор-хаусе; когда же они теряли все свои деньги, они становились близкими друзьями леди Монтдор и разрешали ей возить их в «Вуландс».

Полли протянула ей чашку чая и рассказала нашу новость. Счастливый свет, сиявших в глазах леди Монтдор после королевской прогулки сразу исчез, и она сразу стала сухой и неприятной.

— Помолвлена? — переспросила она. — Ну, я полагаю, это очень приятно. Альфред, ты сказала? Кто такой? Что это за имя?

— Он дон [16]в Оксфорде.

— О, дорогая, это экстраординарно. Ты же не хочешь уехать жить в Оксфорд, конечно? Я думаю, что ему лучше идти в политику и купить себе поместье — я полагаю, у него нет такой возможности, иначе он не был бы доном, английским доном, по крайней мере. Испанские доны, конечно, это совсем другое дело. Дайте подумать, а почему бы твоему отцу не купить вам поместье в качестве свадебного подарка? Ты его единственный ребенок. Я напишу ему, где он сейчас?

Я смутно догадывалась, что он на Ямайке, но не знала адреса.

— Ну что за семья! Я выясню в Министерстве по делам колоний и напишу на его последний адрес. Тогда твой господин дон сможет сесть и писать книги. Это всегда создает солидную репутацию человеку. Пусть он пишет книги, Фанни, я советую начать это немедленно.

— Боюсь, у меня нет на него большого влияния, — сказала я с беспокойством.

— Ну, что ж, нужно срочно развивать его, дорогая. Нет смысла выходить замуж за человека, на которого не можешь влиять. Только посмотри, что я смогла сделать для Монтдора, я всегда видела, к чему он проявляет интерес, заставляла его занимать должности и держала его на высоте, никогда не позволяя скользить вниз. Жена всегда должна быть настороже, мужчина так ленивы по своей природе, например, Монтдор, всегда пытается немного вздремнуть после обеда, но я даже слышать об этом не хочу. Стоит только начать, говорю ему я, и ты сразу состаришься; старые люди теряют ко всему интерес, бросают свои должности и могут даже умереть. Монтдор должен благодарить меня. За то, что он не в таком состоянии, как его ровесники, ползающие по Мальборо-клубу, как осенние мухи, и не способные доползти даже до Палаты лордов. Я отправляю туда Монтдора каждый день. Фанни, дорогая, чем больше я думаю об этом, тем нелепее мне кажется идея выходить замуж за дона, а что сказала Эмили?

— Она ужасно рада.

— Эмили и Сэди безнадежны. Ты должна была спросить моего совета, я очень рада, что ты пришла ко мне, давай подумаем, как вывести тебя из этого положения. Не могла бы ты позвонить ему прямо сейчас и сказать, что ты передумала, я уверена, это будет самым верным решением в долгосрочной перспективе.

— О, нет, я не могу.

— Почему нет, дорогая? Это уже попало в газеты?

— Это будет напечатано завтра.

— Вот где я могу быть тебе полезна. Я позвоню Джефри Доусону сейчас, и он остановит публикацию.

Я не на шутку испугалась.

— Пожалуйста, — воскликнула я, — о, пожалуйста, нет!

Полли пришла мне на помощь.

— Но она хочет выйти за него замуж, мама, она влюблена, посмотри на ее очаровательное кольцо.

Леди Монтдор посмотрела и утвердилась в своем мнении.

— Это не рубин, — сказала она, словно я пыталась ее обмануть. — А что касается любви, то пример твоей матери должен был научить тебя, до чего эта любовь может довести. До содержания жиголо! Нет уж, тот, кто изобрел любовь, должен быть расстрелян.

— Но дон — это не жиголо, — возразила Полли. — Ты знаешь, как папа уважает преподавателей из Оксфорда.

— Да, я считаю, что их можно приглашать на ужин, если вам хочется, и все такое. Монтдор так иногда делает, но это недостаточная причина выходить за них замуж. Они непригодны, у них нет ничего, кроме мании величия, так я считаю. Фанни, я очень огорчена.

— О, пожалуйста, нет, — сказала я.

— Однако, если ты считаешь, что все решено, нет смысла обсуждать это дальше. Что я могу сделать, кроме как попытаться помочь вам добиться успеха. Монтдор может попросить лидера партии подыскать ему место в каком-нибудь комитете.

У меня на кончике языка вертелись слова, что то место, на которое мы надеемся, в скором времени будет послано богом, а не лидером партии, но я сдержалась и не посмела сказать, что Альфред не был тори. Теперь разговор зашел о моем приданом, где леди Монтдор распоряжалась так же властно, хотя и менее неловко. Я уже не испытывала большого интереса к одежде, все мои мысли были направлены на то, как лучше обустроить и украсить небольшой и очаровательный старый дом, который Альфред показал мне после размещения голубиного яйца на моем пальце, и который, если повезет, станет нашим.

— Очень важно, дорогая, — сказала леди Монтдор, — иметь действительно хорошую шубу, я имею ввиду длинную из темного меха. — для леди Монтдор «мех» означал только норку, она не могла представить ничего другого, кроме разве что соболя. Конечно, но он упоминался особо. — Только шуба заставит все остальные вещи смотреться лучше, и тебе не придется слишком беспокоиться обо всем остальном, когда ты будешь одевать шубу. И не нужно тратить деньги на белье, нет ничего глупее. Следующее: бриллиантовая брошь очень тебе поможет, пока вы не купите хорошие большие камни. О, дорогая, как подумаю, сколько алмазов твой отец покупал той ужасной женщине, мне становится дурно. Он не может забыть о тебе, он был чрезвычайно богат, когда получил наследство, я должна написать ему. Теперь, дорогая, мы должны быть очень практичны. У тебя остается очень мало времени. — она вызвала секретаря и поручила ему найти адрес моего отца. Вы можете от моего имени позвонить заместителю Секретаря по делам колоний. Займитесь этим сейчас, учтите, что я буду писать завтра.

Она так же попросила составить список складов, где белье, посуду и мебель можно купить по оптовым ценам.

— Принесите его сюда, когда он будет готов, и отдайте мисс Логан.

Когда секретарь ушел, леди Монтдор обратилась к Полли и заговорила с ней так, словно меня здесь уже не было. Это была ее старая привычка, я считала ее унизительной и никогда не знала, как себя вести в этих случаях, то ли попрощаться и уйти, то ли выглянуть в окно и сделать вид, что ничего не слышу. Но сейчас я ждала список адресов, и у меня не было выбора.

— Итак, Полли, что насчет того молодого человека, которого надо пригласить третьим?

— Ты о Джоне Конингсби? — спросила Полли с безразличием, должно быть, сводившим с ума ее мать.

Мистер Конингсби был ее официальным молодым человеком, так сказать. Его приглашали при каждом удобном случае, и он был вполне одобрен леди Монтдор, так как был богат, красив, приятен и являлся «старшим сыном», что на жаргоне леди Монтдор означало — старший в своем поколении среди родственников. Однако, она слишком скоро убедилась, что они с Полли были хорошими приятелями и ничего более, после чего с сожалением потеряла к нему интерес.

— О, я не считаю Джона, — ответила она.

— Как ты можешь его не считать?

— Он всего лишь друг. Знаешь, в «Вуландс» я подумала — как часто хорошие идеи приходят в магазинах — не пригласить ли нам Джойса Флитвуда?

Увы, времена, когда «я, Альберт Эдуард Кристиан Джордж Эндрю Патрик Дэвид» считался единственно достойным «взять тебя, Леопольдина», миновали бесследно, раз Джойс Флитвуд мог быть выдвинут в качестве замены. Возможно, леди Монтдор решила, что если уж Полли не изъявляет ни малейшего желания выйти замуж за наследника, то следующей хорошей попыткой будет выдать ее за молодого человека, способного добиться «всего этого» собственными усилиями. Джойс Флитвуд был шумный самоуверенный молодой консерватор, который в совершенстве владел несколькими темами парламентских дебатов, вроде сельского хозяйства, интересов Империи и так далее, и всегда был готов рассуждать о них где угодно. Он убедил леди Монтдор, что он умнее, чем был на самом деле, она знала его родителей, у них было поместье в Норфолке.

— Ну же, Полли.

— Почему бы и нет? — сказала Полли. — Правда, когда он начинает говорить, это напоминает извержение водопровода, но может быть забавным, не правда ли?

Леди Монтдор вышла из себя, ее голос стал визгливым. Я даже посочувствовала ей, Полли слишком откровенно ее провоцировала.

— Очень глупо продолжать беседовать в таком духе.

Полли не ответила. Она наклонила голову вбок и делала вид, что читает заголовки в вечерней газете, лежащей на стуле рядом с матерью. Она с таким же успехом могла сказать вслух: «Хорошо, ты ужасная вульгарная старуха, говори, что хочешь, я тебя не слушаю, ты ничто для меня».

— Пожалуйста, послушай, когда я говорю с тобой, Полли.

Полли продолжала щуриться на заголовки.

— Полли, пожалуйста, обрати внимание на то, что я говорю.

— Что ты говорила? Что-то о Флитвуде?

— И о Флитвуде в том числе. Я хочу знать, что ты планируешь делать со своей жизнью? Намерена ли ты жить дома и навсегда остаться с голым задом?

— А что еще я могу сделать? Вы ведь не готовили меня к карьере, не так ли?

— Да, это так. Мы готовили тебя к браку, который на мой взгляд (можешь считать меня старомодной) является лучшей карьерой для любой женщины.

— Все это очень хорошо, но как я могу выйти замуж, если меня никто не просит?

Да, предложений не было, это был действительно больной вопрос для леди Монтдор. Если бы Полли была веселой и кокетливой, окруженной толпой достойных кандидатов в женихи, играющей с ними, дразнящей женатых мужчин, разбивающей романы друзей, леди Монтдор с удовольствием наблюдала бы за ней в течение даже нескольких лет, при условии, что ее дочь наконец выберет достойного мужа и поселится с ним. Но она с ужасом осознавала, что эта признанная красота не привлекает мужской пол. Старшие сыновья глядели на нее, говорили: «Разве она не прекрасна?» и шли танцевать с маленькими существами без подбородка с Кадоган-сквер. Хотя в последнее время наметилось три или четыре более-менее заинтересованных танцора.

— Почему они не просят? Только потому, что ты их не поощряешь. Не могла бы ты быть хоть немного повеселее с ними, поприятнее, ведь ни один мужчина не может влюбиться в манекен, ты их просто обескураживаешь.

— Спасибо, но я не хочу, чтобы они влюблялись.

— Дорогая, но тогда чего же ты хочешь?

— Оставь меня в покое, мама, пожалуйста.

— Чтобы остаться здесь с нами до самой старости?

— Думаю, папа был бы не против.

— Да, он не против, можно не сомневаться. Но через год или два, он, возможно, передумает. Никого не радует, когда дочь остается сидеть рядом на всю жизнь с видом кислой старой девы. А у тебя будет кислый вид, моя дорогая, это уже очевидно, высохший и кислый.

Я едва могла поверить ушам, как могла леди Монтдор говорить такие откровенные и грубые слова Полли, своему сокровищу, которое она любила так, что даже смирилась с отсутствием наследника? Я похолодела и съежилась в углу дивана. Последовала долгая и неловкая тишина, которую нарушил Франкенштейн, который ворвался в комнату и доложил, что король Португалии ждет у телефона. Леди Монтдор метнулась прочь, а я воспользовалась случаем, чтобы бежать.

— Я ненавижу ее, — сказала Полли, целуя меня на прощание, — я ненавижу ее и хочу, чтобы она умерла. О, Фанни, как тебе повезло, что тебя не воспитывала родная мать — ты понятия не имеешь, к каким ужасным отношениям это может привести.

— Бедная Полли, — я была очень расстроена, — как это печально. Но когда ты была маленькой, это не было так ужасно?

— Всегда, это всегда было ужасно. Я всегда ненавидела ее от всего сердца.

Я не могла поверить.

— Ты никогда не любила ее? — спросила я. — И всегда ненавидела?

— Все сильнее и сильнее с каждым годом. Лучше было подвести черту под этой темой, чем выслушивать ее снова и снова. Я скоро позвоню.


Глава 9 | Любовь в холодном климате | Глава 11