на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить

реклама - advertisement



14 июня, день. Андрей Комаров

Мы выехали из города в сторону Усть-Курдюма, медленно и осторожно проехали по трассе, наглухо закрыв стекла джипа – от мух и от запаха. Я все-таки разобрался в кандюке и выключил забор воздуха снаружи. Пусть из салона берет, не фиг тухлятиной дышать. А мух на дороге было невероятное количество! Просто невероятное! Как они сумели размножиться за это в общем-то совсем недолгое время, уму непостижимо. Ведь надо отложить яйца, потом пройдет время, чтобы вывелись личинки, эти личинки пожрут мертвечины, и только тогда выведутся мухи! Да и мухам-то надо время, чтобы дорасти до половозрелого возраста! А тут – тучи, просто тучи здоровенных мушильд, сияющих жирным зеленым брюхом, полным десятками и сотнями белых яиц, из которых снова выведутся такие же мерзкие твари!

– День мух. Год мух, – пробормотал я, глядя на дорогу. – День непослушания. Год непослушания. Эпоха непослушания!

– Че? Че ты сказал? – хмыкнул Митька. – Чего непослушания?

– Сказка такая была, – мрачно пояснил я. – Не читал, что ли? «Праздник непослушания» называется. Там дети шалили, и родители решили их наказать. Взяли да ушли из города. И дети остались одни. Вначале дети обрадовались – ели что хотели, пили что хотели. Само собой, вначале жрали всякое там варенье да мороженое, веселились, а потом… потом им все это надоело. И они захотели жить как прежде.

– Вернулись? – Митька серьезно посмотрел на меня.

– Кто? – не понял я, потом сообразил: – А! Прости, задумался. Родители? Конечно, вернулись. Они просто наказали детей, но не хотели их бросить.

– А наши вот не вернутся. Бросили нас. – Митька как-то съежился и стал еще более мелким, чем был. Совсем мальцом. Впрочем, а кто он такой? И я кто такой? Да мы вообще-то, можно сказать, дети! По меркам прежнего мира – никто! Спиногрызы! Но сейчас я чувствую себя большим и взрослым. Наверное, потому, что меня ведет поручение папы – выжить. И будто часть его взрослости перешла ко мне. Я точно теперь другой. Уже не малец-спиногрыз. Определенно.

– Ты вообще веришь, что мир возродится? Что мы сможем его поднять? – серьезно спросил Митька.

– Мы – нет! – так же серьезно ответил я, протискиваясь между двумя сцепившимися бамперами «Жигулями» и грузовиком из газовой службы, оставшимся на обочине. – А вот наши внуки – те смогут. Наверное. Ты пойми, наша задача сейчас – выжить. И оставить потомство. Сделать так, чтобы у нас были дети и внуки и чтобы эти дети и внуки могли жить.

– Эк ты загнул! А может, вообще ни одной девчонки не осталось? – резонно возразил Митька. – Может, одни пацаны выжили? Тогда как? Почковаться будем или че?

– Тогда проживем, сколько сможем, и сдохнем! – разозлился я. – Какого хрена ты задаешь вопросы, на которые сам знаешь ответ? А что касается девчонок… уверен, что они выжили. Если бы все девчонки умирали, папа мне бы сказал. А он говорил, что выжили подростки, что от десяти до пятнадцати лет. Не все, но выжили.

– Это хорошо! – протянул Митька и тут же встрепенулся: – Слушай, а гарем у нас можно будет завести?! Я бы хотел семьдесят семь наложниц! Представляешь – семь с лишним десятков девчонок! Ништя-а-ак!

– Дитя ты, Митька! – невольно улыбнулся я. – Царь Соломон, вишь, выискался! С тыщей наложниц! Ты хоть одну найди!

– И найду! Обязательно найду! Только, чур, девчонку у меня не отбивать! Ты вон какой – высоченный, и рожа у тебя как у киноактера, а я маленький, и морда как у обезьянки, – на тебя девки будут вешаться, а мне что делать? Нет уж, братан! Мне тоже надо!

– Тьфу на тебя! – хохотнул я. – Митяй, ну ты и болван же, а? На фиг мне твои девки, которых еще к тому же и нет! Ты как чувак из дурацкого анекдота, помнишь? Сидят в тюряге двое, один другому говорит: «Вот выйдем на свободу, купим ватрушку и будем ее кусать. Ты кус, я кус. Ты кус, я кус. Ты кус… я кус… я кус… ты кус». Второй бац ему по роже! Первый удивился, спрашивает: «За что?!» Второй: «А чтобы два раза не кусал!»

Митька заржал над древним, как экскременты мамонта, анекдотом, а я невольно ухмыльнулся. Во-первых, друг смеялся даже самым тупым, даже несмешным анекдотам. Во-вторых, он их не запоминал: они тут же выветривались у него из головы. И потому каждый, даже самый древний анекдот был для Митьки настоящим откровением. Да и слава богу, а то бы сейчас скорчил бы недовольную гримасу и сказал, что анекдотец древнее его покойного дедушки. И что Каин убил Авеля за то, что тот рассказывал анекдоты с бородой (мой папа так шутил).

Проехав поворот на турбазу «Сокол», я свернул на Мергичевку, старую деревню, на месте которой давно уже расположился ряд дорогих коттеджей. Но к коттеджам не поехал – успеется еще. Свернул с асфальта на проселок, въехал в посадки и, проехав их насквозь, двинулся параллельно объездной дороге, которая вела с нового моста в сторону Пензы. До объездной было метров пятьсот-семьсот, но мне туда не надо. Я ушел в поля за Мергичевку и через десять минут остановился возле подъема на холм. Удобное место: и пули далеко не уйдут, застрянут в склоне холма, и просматривается все вокруг – вплоть до самой Волги, до ее Курдюмского залива. Кстати, вот там и надо будет обосноваться – и вода рядом, и дома там есть хорошие, а еще рядом яхтклуб, в котором есть лодки, начиная с «резинок» с моторами и заканчивая парусно-моторными и моторными яхтами. Можно будет и на лодочке покататься.

Первыми пристреляли укороты. Поставили мишени на сто шагов, на двести, на триста. Обычные палки-штакетины, воткнутые в землю (забитые молотком, что тоже нашелся в джипе), на них водрузили банки и пластиковые бутылки. Ну а что? Мишени не хуже, чем какие-то другие. Ну нет у нас мишеней-силуэтов! Я нарочно искал в оружейке и не нашел. Что, впрочем, совсем даже не удивительно: что там, тир, что ли, чтобы мишени хранить? На то он и тир, чтобы там были мишени, а оружие – в оружейке.

Я отстрелялся вполне прилично. Поставил прицельную планку укорота на букву П, чтобы не мудрить с расстоянием, и посмотрел, куда надо целиться, чтобы попадать. Тут ведь как – главное, понять, занижает он или завышает. Или надо целиться в центр. П – это 440 метров расстояния до цели. Выставил и прикидывай, куда целиться. Так папа меня учил.

Кстати, удивило, что лупит «калаш» почти как малокалиберная винтовка – по точности, разумеется. На сто шагов я с ходу разнес банку из-под колы – только ошметки полетели! Нет, ну так-то я всегда хорошо стрелял, папа меня хвалил, но все-таки не ожидал, что буду стрелять так точно. Как если бы в голове что-то щелкнуло, и я ни с того ни с сего стал снайпером.

На двести шагов примерно результат тот же, на триста – пару раз пальнул мимо. Стрелял я само собой одиночными, но потом начал палить и очередями по два-три патрона. Длинными очередями, как говорил папа, стреляют только идиоты или бойцы, которые сжигают залежавшиеся на складе патроны по приказу своих командиров.

Кстати, и отдача не такая уж и сильная, как мне запомнилось. Наверное, когда мы стреляли с отцом, я еще был маловат для калаша. Теперь я вырос. Ну и соответственно стал помассивнее и посильнее. Тогда, как я помню, меня неслабо прикладом долбало.

Митькины результаты были гораздо скромнее, но через час и он начал хотя бы со второго раза сбивать банку на двухстах шагах. В принципе очень приличный результат, если вспомнить, что до этого момента он вообще никогда не стрелял из автомата.

А еще его габариты. Если для меня укорот был как игрушка, для Митьки он как для меня пулемет.

Кстати, пулемет мне очень понравился! Тот, что 7.62! Ох и долбит! И точность потрясающая! Из него ведь можно стрелять одиночными! И это тебе не «кукольный» укорот! Поставил на сошки, прицелился, и… Дах! Дах! Дах! В плечо отдает – ой-ой! Митька попробовал, так морщился с минуту и потирал плечо, причитая, что теперь будет синячина. Так-то Митька вроде и ненамного меньше весит… в нем килограммов пятьдесят, но отбрасывает его неслабо.

Но он и не расстроился. Получил в свое ведение пулемет 5.45 и очень-преочень доволен. Ему этот ПК понравился даже больше, чем укорот. У него и отдача меньше, что совсем даже не удивительно – масса-то больше! А значит, и отдача не такая, как у «огрызка». И бьет, как мелкашка! Точный, зараза! Кстати, на нем и прицел есть, четырехкратный. Удобная штука!

СВД я взял себе. Стреляю я получше, чем Митька, кто-то ведь должен быть снайпером.

Из карабина слезоточивыми гранатами стрелять не стали. Жалко гранат: мало ли где еще пригодятся? Их всего ящик. Но стрельнуть стрельнули – пластиковыми пулями. Не впечатлило. Бухает красиво, отдача дуровая – аж плечо ноет, – а эффективность… не знаю, может, если попадет в человека, будет и недурно, но… лучше из пулемета. Наповал. Мы тут не демонстрации собираемся разгонять.

Постреляли из пистолетов. Но тут уже никаких сюрпризов или чего-то интересного – я на сто шагов кое-как иногда попадал, Митька безнадежно мазал практически на сто процентов, и оно понятно: «макаров» – не тот ствол, чтобы стрелять на такое расстояние. С пяти-десяти метров всадить пулю – это всегда пожалуйста, а вот так, на полсотни метров и больше? Тут даже очень опытный стрелок скорее всего не попадет.

Когда через три часа мы закончили нашу тренировку-пристрелку, руки слегка дрожали, плечи ныли, а в ушах все еще грохотало эхо выстрелов.

С нашего «стрельбища» мы поехали в Усть-Курдюм.

Мне всегда нравилась эта деревня. Да и деревней-то ее можно было назвать только с натяжкой. Саратов давно уже впитал в себя несколько пригородных деревень и поселков – Поливановку, Елшанку, Зональный и еще кучу подобных сел и поселков, и название которых уже стало названием района города, а никак не какой-то там деревни. Вот теперь дошла очередь и до Усть-Курдюма, находящегося выше Саратова по Волге, в устье впадения речки Курдюм.

Само собой, это место не могло остаться без внимания богачей. Волга рядом, тишина, покой и до Саратова рукой подать – эдакая саратовская Рублевка, по-другому и не назовешь. Через речку Курдюм, в Сабуровке, начали строить большой аэропорт, но… до первого Дня непослушания его так и не успели достроить.

Кстати сказать, «широкой общественности» так и не было ясно: то ли с постройкой аэропорта дома и участки в Усть-Курдюме упадут в цене, то ли поднимутся, – тут ведь какое дело, взлетающие и садящиеся над головой самолеты ну никак не способствуют душевному здоровью населения вокруг аэропорта!

Многие сходились на том, что ничего хорошего от самолетов не получат. Кроме контейнера с дерьмом на башку. Какого контейнера? Да в Сети было сообщение о несчастном человеке: каким-то образом из самолета на высоте выкинули контейнер с дерьмом из туалета, так вот, этот вонючий кусок льда пробил крышу дома и убил несчастного на месте.

Я так-то не особо верю в сетевые придумки, но народ живо представил себе бомбардировку дерьмом и очень даже затосковал.

Пока ехали, я рассказал об этой истории Митяю, и он ржал как конь. Ну вот же как мало надо человеку для счастья! Кому-то хуже, чем тебе – дерьмом прибило, – а тебе и радость! Но пусть смеется. У меня хреново на душе, а если еще и твой напарник в депрессии, – тогда вдвойне хреново. Будет еще время оплакать близких. Наедине сами с собой оплачем.

А когда мы въехали в Усть-Курдюм, произошло кое-что, от чего мы с Митяем долго не могли опомниться. Только машина перевалила через бугорок, спускаясь вниз мимо продуктового магазина, мимо церкви с левой стороны дороги, Митька вдруг указал куда-то вперед и закричал:

– Зырь! Зырь, Андрюха! Люди! Люди – вон! По ходу, взрослые! Гля!

Я невольно нажал на педаль газа, джип рванулся вперед, но через несколько секунд я затормозил и совсем остановился, чтобы как следует разглядеть, что же там происходит впереди. А происходило что-то странное: по дороге бежал мальчишка, быстро, очень быстро, изо всех сил, и даже отсюда было видно, что бег дается ему уже с трудом. Он пару раз споткнулся, и две фигуры, которые виднелись позади него метрах в ста и быстро его нагоняли, прибавили скорости, будто воодушевившись слабостью беглеца. Но мальчишка, завидев джип, явно обрел новые силы, наддал и на ходу уже замахал рукой, видимо, боясь, что мы его не заметим.

Кто за ним бежал, я не понял, но лицо мальчишки было таким отчаянным, и выглядел он так жалко, что я включил первую передачу и рванул машину вперед, так что Митьку откинуло назад и он выругался, ударившись локтем о дверцу.

– Андрюх, предупреждай!

– А ты ворон не лови! – рявкнул я и, за считаные секунды преодолев двадцать метров, оставшиеся до беглеца, затормозил.

Мальчишка подбежал к джипу, рванул дверь и буквально запрыгнул внутрь, рыбкой нырнув на сиденье. А потом завопил тоненьким, визгливым голосом:

– Гони! Гони!

Я не тронулся с места, глядя на приближающихся к нам странных существ, и, только когда Митька ошеломленно, нараспев протянул: «Бли-ин… это что за хрень такая?!» – будто очнулся. Ноги у меня были на педалях – левая на сцеплении, правая на тормозе. Я отпустил тормоз и, резко нажав на педаль газа, одновременно отпуская сцепление, бросил машину вперед, прямо на «обезьян».

Да, эти существа были похожи на обезьян – выдающаяся челюсть с острыми зубами, очень напоминающая челюсть бабуина, а еще твари заросли шерстью до самых волос или до того, что когда-то было волосами. Там, где некогда были волосы, торчали неряшливые пучки, засаленные лохмы.

Там же, где волос никогда не было и не должно было быть, шерсть росла курчавая, ровная, как если бы только вчера появилась.

Когда я это успел увидеть, как вообще разглядел, не знаю. В двигающемся автомобиле, ошеломленный, потрясенный увиденным… Но я все разглядел, и эта картинка буквально отпечаталась в моем мозгу, да так ясно, что и по прошествии долгого, очень долгого времени я мог бы описать каждого из «психов» до самых малейших подробностей.

Я даже увидел то, что их морды испачканы в крови, и то, что эти двое были разного пола – мужчина и женщина. На мужчине разодранные остатки красных шорт, раньше доходивших до колен, из-под обрывков которых на бегу высовывался болтающийся признак принадлежности к мужскому полу. Женщина обнажена по пояс – то, что некогда было кружевным лифчиком, все еще болталось у нее на груди, но не прикрывало волосатые груди, болтающиеся так же, как у обезьян, виденных мной в кино, – тряпочными мешочками.

Все происходило так медленно, так неспешно – вот они бегут, вот приближаются… босые волосатые ноги медленно-медленно двигаются в воздухе и шлепают по асфальту, поднимая маленькие облачка пыли, почти незаметные, но ясно видимые в лучах вечернего солнца.

Митяй дико завопил, я пришел в обычное состояние и поразился, с какой скоростью приближаются эти твари. А может, мне показалось, ведь я ехал им навстречу, но… неслись они к нам со скоростью автомобиля.

– А-а-а! – вопил Митька.

– А-а-а! – завопил мальчишка с заднего сиденья.

Я сжался, ожидая удара кенгурятника об этих тварей, но они, к моему немалому удивлению, успели увернуться, каким-то немыслимым усилием подпрыгнув вверх и с грохотом пробежав по крыше!

Я, не сбавляя скорости, проехал еще немного, затормозил и тут же, с визгом покрышек и опасным креном сделал короткую дугу по обочине дороги и остановился, открыв стекло и высунув из окна укорот, который лежал у меня под правой рукой, между сиденьями. Но вокруг все было тихо – никого! Ни каких-либо беглецов, ни преследователей – тишина, покой и только тихий рокот двигателя и жужжание вездесущих мух, получивших в эти дни невероятное количество еды.

– Это что было?! – выдохнул Митька, хлопая ресницами и тараща глаза на запыхавшегося, остро воняющего потом мальчишку.

– Психи, – коротко ответил тот и протянул руку. – Я Мишка! Мишка Ковригин. Мы тут жили, в Курдюме. Я тут все знаю. Айда ко мне домой! Я смотрю, вы неслабо прибарахлились. Поделитесь?

– Поделилка усохла! – сварливо ответил Митька, не любивший слишком шустрых новичков. Но руку пожал. – Я Дмитрий. Митя то есть. Круглов. А это наш командир – Андрей Комаров. Айда поехали, покажешь, где сидишь. Заодно расскажешь, что это за хрень такая, кто за тобой гнался и зачем.

И мы поехали.


13 июня, утро. Вадим Гладин, он же Глад | День непослушания | 14 июня, день, вечер, ночь. Андрей Комаров