ГЛАВА 55

Дождь вскоре кончился, но было по-прежнему пасмурно. Маркел грёб не спеша, размеренно, стараясь ни о чём не думать, а только считал гребки, досчитывал до ста и начинал сначала, а после опять начинал, и опять. Да и о чём было думать и о чём вспоминать, если он даже не видел, как убили Якова, а только слышал, как тот упал.

Да! И в воду Маркел тоже не смотрел, на всякий случай. А по сторонам смотреть было неинтересно, там всё время виделось одно и то же – густой лес, по большей части лиственный, который подступал к самой воде. Так Маркел плыл дольно долго, время приближалось к вечеру.

Вдруг Маркел краем глаза заметил светлое пятно. Он повернулся и увидел, что это на одном из деревьев виднеется свежий затёс, а на нём выжжен так называемый «тарак» – перевёрнутый трёхзубый гребень. Такой же знак был и на ханской тамге, вспомнил Маркел, обернулся и на противоположном берегу увидел ещё один тарак. Вот почему татары тогда повернули, подумал Маркел, это их земли здесь кончаются. От такой мысли стало веселей, Маркел заулыбался, стал шире грести.

Но так продолжалось недолго, потому что ещё через сотню-другую гребков он увидел стоящего на берегу деревянного болвана. Маркел сразу перестал улыбаться, перекрестился и нахмурился.

Правда, когда он поравнялся с тем болваном, то ясно рассмотрел, что болван старый, неухоженный, никаких подарков возле него не лежит, и губы у него сухие, серые. Маркел обернулся на противоположный берег и увидел, что и там стоит болван, но он сильно наклонён, почти к самой земле, как будто кто-то хотел его вырвать, да почему-то не успел или просто поленился. Маркел снова улыбнулся и подумал, что это дела шуянинских людей, они показали вогулам, кто здесь хозяин, и ещё не раз покажут. Так что зря Кучум болтал про то, будто вогулы собрали несметное войско, чтобы перебить лабутинских казаков всех под корень. А вот и нет! Жив Шуянин, живы и его казаки! Зато что с Кучумом будет, это ещё надо посмотреть, может, его и в самом деле Сейдяк на кол посадит! С такими мыслями Маркел проплыл ещё немного и, так как уже начало смеркаться, пристал к берегу и спрятал лодку, отдельно спрятал саблю, набил острогой рыбы, запёк её на костре и поел, лёг и приготовился заснуть.

А не спалось! Всё время лез в голову Яков со своим старшим братом Максимом. А ещё лез Бикеш, который хотел отсудить у Маркела его левую руку по локоть. Лез Кучум, который со злорадством говорил, будто бы вогулы перебили всех казаков до единого. Лез Гурий Корнеевич… Тьфу! Одним словом, тогда была не ночь, а одно наказание. Маркел утром поднялся злой, не выспавшийся, перекусил безо всякой охоты, попил из ручья, из ладошек, сел в лодку и поплыл дальше.

Плыл – себя не жалел, грёб за двоих, и к вечеру доплыл до устья Тавды. Там сделал привал, перекусил, ночь пролежал почти без сна, думал о всяком, держал саблю под боком, при каждом шорохе вздрагивал, крестился и читал молитвы, вспоминал Рославль, мать-старуху, которая сколько ни учила его уму-разуму, а так ничему не научила, не вдолбила. То есть как он родился дураком, так дураком и помрёт. От этой мысли становилось совсем тошно. Одно только радовало – что осталось всего только два, даже меньше, полтора дня, и он доберётся до Лабутинского городка, а там…

А что там? Маркел вспоминал Кучумовы слова и морщился. Утро настало, Маркел сел в лодку, поплыл дальше. Встречное течение становилось всё сильней, грести приходилось всё быстрее. Маркел совсем умаялся и всё чаще думал, что лучше бы он шёл пешком. Ну да пешком он ещё находится, думал Маркел и вспоминал Камень, дедушку Макара, Силантия, Чердынь… И так миновал тот день, Маркел, слава богу, никого не встретил и никого не увидел, только один раз видел лося, который выходил к реке попить воды. Эх, думал Маркел, сейчас бы ему Аблегиримову пищаль, он себе мяса до самой Москвы заготовил бы!

Лось напился воды и ушёл, Маркел грёб дальше, вздыхал.

Вечером Маркел перекусил, лёг спать, положив саблю под бок, и почти сразу заснул. Спал хорошо, не дёргался, не просыпался, утром не помнил, что снилось, перекусил, напился из реки, поплыл.

Плыл, то и дело крестился, читал Отче наш. Сердце колотилось очень сильно, и руки дрожали. Шутка ли, он столько ждал, когда сюда вернётся, и вот вернулся, наконец, сейчас Тавда ещё раз повернёт, и он увидит Лабутинский городок, увидит людей на воротах, засмеётся, сунет пальцы в рот и засвистит по-разбойничьи на всю округу!

И вот Тавда повернула вбок, Маркел выплыл из-за леса, посмотрел вперёд…

И обмер. И даже забыл грести. Потому что ничего там не осталось – ни городка, ни стен его, ни башен – ничего. Было только одно большое пепелище, а впереди его, на бугре, над самым берегом, стоял высоченный, совсем недавно вкопанный болван и щерился, за болваном стояли вбитые в землю колья, а на них торчали отрубленные головы. Голов было много, несколько десятков. Маркел спохватился, ударил в воду веслом, начал грести изо всех сил, но лодка плыла медленно, течение мешало, Маркел грёб, смотрел на головы. Они все были уже сильно поклёваны птицами, уже трудно было разобрать, где чья голова. Так и Шуянина Маркел узнал только по шапке, да и Шуянинская голова торчала на колу впереди всех, сразу за болваном. У болвана губы были широченные, чёрные, наверное, в крови, а сам болван был ещё совсем недавно вытесанный, почти что белый, только глаза ему подвели сажей. Как же так, думал Маркел, да кто это их так, за что…

Да как за что, подумалось, за многое! И чем им Маркел теперь поможет? Раньше надо было помогать, когда Кучум предупреждал, а он не послушал. И это теперь он во всём виноват! Подумав так, Маркел перестал грести, снял шапку и перекрестился.

И почти сразу, как в ответ, зашелестели стрелы. Маркел упал на дно лодки и затаился. А те, невидимые, с берега, продолжали стрелять по нему. Лодку так и колотило, и дубасило, когда стрелы в неё попадали. Лодку болтало, разворачивало в бок, потом её подхватило течением и понесло вниз по Тавде. А стрелы летели всё реже и реже. Маркел, лёжа на дне лодки, досчитал до ста, потом ещё раз досчитал, приподнялся и осмотрелся. Лабутинский городок, правильнее, то, что от него осталось, скрывался за поворотом. И погони от вогулов видно не было. Но Маркел всё равно начал править к противоположному берегу. Вначале он грёб сидя, хоронился, а после встал во весь рост и начал грести уже в полную силу.

А когда догрёб до берега, то затащил лодку в кусты, спрятал её там как следует, сам отошёл вдоль берега шагов на сто вниз по течению, спрятался в кустах, прижал царёву саблю к груди и начал ждать, что будет дальше.