Глава двадцатая,

в которой чревоугодие сменяется членовредительством

На «Палубу» поднялись по внешней винтовой лестнице.

Открытая площадка на втором этаже пристройки к «Интуристу» считалась модным местом. И хотя понятие «золотая молодежь» еще не было на слуху, только витало в воздухе, эта молодежь здесь уже собиралась. Для Антона визит был первым, для меня же открытия не произошло. Позже, когда стал зарабатывать неплохие деньги, я частенько водил сюда девчонок — чтобы пыль в глаза пустить.

Вера восторженно распахнула глаза, а я спокойно огляделся в поисках свободного места. Вечерняя тусовка, с переполненной площадкой и очередью на лестнице, предстояла после захода солнца. Сейчас места были.

Писком заведения считался деревянный пол, щелястый да обшарпанный. Второй новомодной штучкой были светлые парусиновые навесы над столиками из голубого пластика, обрамленного алюминием. Народу это место казалось изысканным, летних кафе в городе практически не было. А что было реально крутым, так это цены. Пломбир в вазочке, посыпанный орехом, стоил около рубля, а алкоголь подавался с бешеной ресторанной наценкой. Вкуснее пломбира в это время, помнится, считался только «батончик». В киоске он стоил двадцать восемь копеек но, кажется, батончик появится чуть позже.

Первым делом я убрал подальше два лишних стула от нашего стола, во избежание попутчиков. В это время обычным делом считалось, разрешения не спросив, занять свободные места за столом и даже не поздороваться.

Слизнув с ложечки первую дозу наркотика, Вера блаженно закатила глаза. Наверное, Антон выглядел точно так же, потому что пропал из сознания — небывалое наслаждение поглотило нас одномоментно.

— Кайф — приходя в себя, изрекла наконец Вера.

Пришлось молча согласиться. Пломбир оказался невероятным, божественным, восхитительным, а вишнёвое варенье, которое мы черпали из маленькой розочки, являлось простым райским нектаром.

Между первой и второй перерывчик небольшой, в котором я успел рассказать пару анекдотов про Штирлица — где он в буденовке и с парашютом. Фильм «Семнадцать мгновений весны» здесь еще не вышел, только готовился к прокату и, чтобы Вера врубилась, я вкратце передал сюжет. Ну, якобы читал где-то.

— Штирлиц всю ночь топил печь, наутро она утонула, — выдал я очередной перл, и Вера прыснула. — До Штирлица не дошло письмо из Центра. Он перечитал еще раз, но все равно не дошло.

— А еще? — она давилась смехом.

— Штирлиц летел с пятого этажа и чудом зацепился за балкон. На следующий день чудо так распухло, что мешало ходить.

Смеясь, девчонка оглянулась — не слышит ли кто? Избитый анекдот из моего времени показался ей слишком раскованным. Однако до нашего столика никому не было дела. Играла музыка, светило солнышко. Лимонад, с резким ароматом детства и праздника, шибал в нос пузырьками газа. Солнце в меру теплое, ситро прохладное, а вот музыка подкачала. Магнитофон хриплым голосом изрыгал нечто сладкое, итальянское. Запись с радиоэфира какого-то фестиваля Сан-Ремо была ужасной, зато свежей. Криков протеста я не слышал, посетителям «музыка» нравилась. А ведь сюда интуристы иногда заходят…

— Радистка Кэт говорит Штирлицу: а приходите сегодня вечером, у меня никого не будет дома. Странно, подумал Штирлиц, зачем мне тогда приходить?

И пока девчонка валялась, я обратился к Антону:

— Послушай, товарищ дорогой, долго я буду вас развлекать?

— А что?

— Значит так, — корректно, но твердо заявил я. — Я намерен отдыхать с мороженым, а ты давай, свою девушку весели.

— Но я же не знаю анекдотов про Штирлица! — резонно возразил парень. — Еще парочку и все, ладно? А вот вечером, когда пойду ее провожать… Тогда у тебя обнаружатся важные дела дома.

— Хм, ладно, — вздохнул я. — Слушайте. Штирлиц открыл дверь — свет зажегся. Штирлиц закрыл дверь — свет погас. Штирлиц открыл дверь — свет зажегся. Штирлиц закрыл дверь — свет погас. «Холодильник» — подумал Штирлиц.

Вера закрыла себе рот руками.

— Кстати, о холодильнике. Если по ночам есть вредно, тогда зачем там лампочка?

Вера уже не давилась смехом, у нее просто текли слезы. Наконец, устав сдерживаться, она заржала в голос, на нас стали оглядываться. Это в мое время молодежные компании никого не стесняются, вплоть до громкого мата, здесь же девичий смех в общественном месте считается делом неприличным.

Смех смехом, но обстановку я контролировал — мы были на чужой территории. В поселке нашем считалось обычным делом ограбить «центровых», и здесь у меня могли запросто «попросить десять копеек». А если нет денег, расплатой становилась девчонка. Никто, конечно, в рабство не забирал, сам факт требования «тогда биксу давай» являлся страшным унижением.

Грядущие неприятности я почувствовал одним местом — ягодицы сжались в ожидании беды. Оглянулся: от дальней компании в углу к нам направились двое. Впереди вышагивал разряженный худощавый хлыщ, и ничего серьезного я от него не ждал. А вот здоровенный бугай в майке, двигавшийся за ним, был опасен. Флюиды неприятностей текли от него, и шел он хищной походкой бойца.

Подтянув свободный стул, хлыщ уселся рядом с Верой, а здоровый бугай, поигрывая рельефными бицепсами, остался за его спиной.

— Как жизнь, Верочка? — воскликнул незваный гость с преувеличенным восторгом, полностью игнорируя Антона.

Вера нахмурилась, и перевела недоуменный взгляд на бугая.

Спокойно поедая мороженое, я сдержано улыбался.

Партийно-хозяйственная камарилья в этом мире уже породнилась с торговой мафией, вскоре в эту славную компанию вольются бандиты. Они все прекрасно поладят, и наступит у них счастье. А хлыщ явно чей-то «сынок», учится ощущать себя хозяином жизни. Ишь как уверенно взирает вокруг… «Барин приехал!» — так, кажется, кричали бы холопы?

У него все получится, и его дети будут править нашим миром.

— В самом деле? — расстроился Антон.

— Ну, это если переживут лихие девяностые. А переживут не все… Но что мы о грустном? — усмехнулся я с веселой злостью. — Кажется, дождь собирается?

— Да уж, — не стал спорить Антон. — Что-то зреет, к бабушке не ходи. Как говорится, в воздухе пахло грозой.

— Ну как же так, звезда моих очей, — продолжал радоваться встрече хлыщ. — Меня Федотом кличут, а это Кот. Вспомнила?

Вера сконфуженно молчала.

Я взглянул в угол, откуда появился Федот, и где только что сидела веселая компания парней. Там было пусто.

— На набережной мы с тобой танцевали, — подтолкнул ее к воскресной ночи хлыщ. Он поднял смеющийся взгляд на бугая, тот раздвинул в ответной улыбке толстые губы. — Пили вино, а потом целовались на брудершафт. Ты была очень веселая! Обещала с моста прыгнуть.

Прижав горящие стыдом щеки, Вера затравленно оглянулась. В сторону Антона она смотреть не смела. Все, жизнь кончена, — читалось в ее глазах. Зачем хорошему парню такая развратная девица, да еще пьяница? Теперь точно одна дорога — на мост.

Я пил ситро, когда хлыщ повернулся:

— Мальчик, ты доел? Иди домой, — и смахнул нашу с Антоном розетку со стола.

Скотина. Злости не пожалел — брызги растаявшего лакомства заляпали нам брюки, а вазочка, весело звеня, покатилась по палубе. Она еще подпрыгивала с металлическим звоном, когда я, рывком ускоряясь, изо всех сил толкнул хлыща в плечо.

Сверкнули пятки, на досках «палубы» образовалась живописная пирамида из двух тел и металлического стульчика сверху, венчающего икебану. После некоторой паузы говорящая кучка принялась изрыгать проклятья, нецензурно пророча нам все кары небесные.

По дворовым понятиям мы с Антоном были в своем праве — соперник начал первым, чтобы спровоцировать конфликт. И при составлении протокола это подтвердит масса свидетелей.

Последние годы я выяснял отношения исключительно на планерках, но когда-то было иначе, приходилось драться чуть ли не каждый день. Правду сказать, чаще меня били, но опыт бесценный приобрел. И как здорово, что сейчас представилась возможность передать его молодежи! Антону еще предстоит испытать сладость тяги к женщинам, и познать отек разбитого носа. А вот несколько подлых приемчиков, на себе испытанных, ему следовало бы заучить немедленно.

— Хлыщ ожидает возмущенных выкриков вроде «пойдем-выйдем», — обратился к Антону. — Как считаешь?

— Я считаю, он дождался! — Антон наливался яростью.

— Ага. Впрочем, его устроит вариант, когда ты побежишь — маме жаловаться. В любом случае, группа поддержки в парке ждет, разминаясь пивом.

— Думаешь?

— Уверен, даже не сомневайся, — с высоты своих лет я знал, что говорю. — Только вот бешенство твое мне мешает. Успокойся и следи за движениями рук!

Неожиданный толчок в плечо нарушил планы агрессора, и это хорошо. Долгая жизнь убедила меня в четкости железного правила: не дозволяй напасть врагу, бей первым, и не веди переговоров, в которых нет смысла. Только отсрочишь поражение. А отступающего противника враг добьет в спину, благородства ждать глупо.

Хлыщ все продумал, и ясно понимал ситуацию: влюбленный вид девчонки заметен с километр. Значит, Антон виновен, вплоть до уничтожения унижением. И не поздороваться он шел, а выгнать конкурента. Провокационный прием с розеткой довел бы нас до парка, где теплая встреча ждала. Ну а дама, залитая шампанским, пошла бы под руку сильнейшего. На танцы под луной и прочие брудершафты.

— Хочешь еще мороженого? — я с удовольствием допил ситро.

— Может быть, пойдем? — с видом побитой собаки Вера боялась смотреть в глаза.

Странно, но собственное падение в глазах Антона потрясло ее сильнее, чем разгром соперника. Крепкие нервы или опыт? Да ладно, откуда опыт у девчонки…

— Пойдем, раз Винни-Пух не хочет меда, — согласился я. — Только через одну минуту.

Ровный ресторанный гул притих, многие зрители обернулись к арене цирка, а бармен наверняка милицию вызвал. Два ворочающихся богатыря уже почти поднялись с «палубы», когда я применил еще один неблагородный приёмчик: со всей дури засадил бугаю ногой в грудь. Безжалостно ударил, как самого опасного в этой паре. Что-то хрустнуло, кажется, собственные связки в колене… Перестарался, блин. Хлыщу следом неплохо досталось в живот, и ему это запомнится.

Тело Антона не подвело, выполнило рекомендованные движения верно. С приличным ускорением богатыри полетели в разные стороны, круша собой соседние столики. Чужое мороженое, вперемешку с разными напитками, живописно разлетелось по окрестностям, обещая уборщице добрую жатву.

— А неплохо получилось, — заметил мне Антон. — Ты говорил о движениях рук, а сам сделал ход ногой!

— В этом весь фокус…

— Да? Запомню на всякий случай.

В заведении делать больше было нечего. Тем более что встреча с милицией хорошего сулила мало. Еще могли нагрянуть дружинниками с красными повязками…

— Пойдем? — я подал Вере руку.

Краснорожему бармену, с возмущенной миной возникшему у нашего стола, подал рубль:

— Скажите, любезный, мы вам что-то еще должны?

Эта публика приучена к деньгам, любым, какие перепадают. Безмолвной рыбой разевая рот и пряча жалую подачку, он остался на месте. Гнаться за странным хулиганом бармену показалось вредным для здоровья. Чего-чего, а дураков в этом бизнесе нет.

Оглянувшись, на лестнице предупредил Веру:

— Как спустимся, сразу побежим. Милиция наверняка на подходе, а нам туда не надо.

— Ты беги, — пролепетала Вера, глядя в сторону. — Потом догоню, у меня в колене горит чего-то…

— Ёшкин кот, и у меня, кажется, тоже колено хрустнуло.

Нога разгибалась не до конца. Боль еще не пришла, это будет чуть позже.

— Мениск? — догадалась Вера.

— Старая травма, — подтвердил я. — Чтоб ему пусто было.

Покуривающие на газоне парни сделали вид, будто нас не заметили — курцы просто лениво двинулись следом.

— Лучше б этот хлыщ на Анюту Швец глаз положил, — с сожаление заметил я. — Жил бы сейчас припеваючи, горя не знал.

Вера робко улыбнулась, ее ладошка легла в мою руку.

Слава богу, лед тронулся.

— И все-таки предлагаю бежать, — повторился я, хромая. — И быстро. Вернее решения не вижу.

— От этих? — она пренебрежительно поджала губы.

— От этих тоже, — вздохнул я. — Удивительно, что милиции еще нет. Давно должны были приехать.

Сбежать не удалось. На парковой аллее засадники бросились из кустов одновременно, двумя группами с разных сторон. Трое курцов, бредущие сзади, с гиканьем перешли на галоп.

Мне удалось нанести несколько ответных ударов, когда пинком сзади наше тело сбили с ног.

— Это называется «задавили массой», — сообщил я Антону, сворачиваясь позу в эмбриона.

Ладонями бережно укрыл важный орган тела — без рук мы проживем, а вот без утренней эрекции вряд ли. Антон не ответил. Сознание его затихало, видимо, по голове досталось прилично. В том, что девчонку затоптали еще раньше, я не сомневался. Однако пыхтенье неподалеку не прекращалось, а мужские крики боли заставили удивиться.

— Еще кого-то бьют? — изумился я.

Антон молчал.

Удары, сыплющиеся со всех сторон, вдруг стали слабеть, а затем и вовсе прекратились. Над головой раздался прерывистый голос Веры:

— Тоша, вставай! Быстро!

Затылок разрывался, но особенной болью жгло ребра.

— Не могу, — честно признался я. — Что-то не встается.

— Почему?

— Штирлиц оттягивал свой конец.

— Милиция едет!

На этот аргумент пришлось реагировать — кряхтя, в три приема. Наконец укрепил себя на шатающейся земле.

Вокруг меня бесился вихрь. Молотя руками и ногами, девчонка сносила врагов со скоростью сенокосилки. Хотя нет, точнее было бы сравнить этот смерч с вертолетом, скрещенным с комбайном. Антон не отзывался, видимо, капитально отключился. Ну да, мне к веселью не привыкать, а парню редко выпадало такое серьезное испытание. Придется самому поработать с его девушкой.

Один глаз не видел, ребра пекло огнем, нога не разгибалась, но как-то двигаться я мог. И даже врезал несколько раз по доступным мордам вражеской засады. И снова упал, получив кулаком в лоб.

Косить сено Вера закончила ровно к приезду «лунохода». Ей прилетела солидная плюха прямо в глаз, девчонка вскрикнула, падая рядом со мной.

— Почему не сказала? — с трудом повернувшись, я сел.

Сражение тем временем завершилось — остатки вражеской засады, прихватив тела подельников, шустро разбегались в разные стороны.

— Чего? — подтягивая на колени подол задравшегося платья, Вера сверкнула подбитым глазом.

— Что рукопашкой владеешь! — я притянул девчонку к себе.

— А ты спрашивал? — отрезала она, вытирая мне юшку под носом.

Говорила девчонка невнятно. И взгляд фокусирует с трудом. Явный нокдаун, к бабушке не ходи.

— Знал бы такое, дома остался, — усмехнулся я разбитыми губами.

— Почему? — встряхнув головой, она оглянулась — сверкающая «люстра» приближалась.

— Без меня сладила бы лучше.

Вера улыбнулась, прилично надутая нижняя губа лопнула. Выступила кровь, которую она слизнула острым язычком.

Повезло Антону, боевая девка досталась. А семейная жизнь какая ждет веселая? Сплошная идиллия, чуть что, если не так — сразу в лоб получит…

Подъехавший «бобик» рявкнул клаксоном.

— Ну что, господа хорошие, — насмешливо поинтересовался милицейский старшина, выглядывая из-под люстры «лунохода». Вид у него был добродушный, усатый и пожилой. — Карета подана. Сами пойдем, или санитаров звать?

— Сами, дядя Максим, — Вера неловко повернулась, чтобы встать на колени.

Охнула, потом поднялась, оправляя платье. Левая нога так и осталась в полусогнутом положении. Она подала руку, я зашатался рядом. Перед глазами все плыло, голова кружилась. А каково сейчас Антону, я даже представить себе не мог.

— Верочка?! — усатый старшина мигом подлетел к девчонке. — Как же так? А нам сказали — хулиганы!

У запасливого милиционера нашлась фляжка, которой мы по очереди воспользовались, немедленно выхлестав всю воду.

— Хулиганы убежали, дядя Максим, — простонала Вера, с ужасом оглядывая убитое платье. — Нам бы домой… Только маме не говорите, ладно?