Глава 26

Какая боль, какая боль! Аргентина – Ямайка…

Дебаты проходили в огромном амфитеатре, что напомнило кадры из фильма о гладиаторских боях. Мне хотелось сразу поставить всех в известность, что из колюще-режущего мне можно доверять только веник и то под неусыпным надзором, но никому до моих садистских предпочтений не было дела. Все были заняты очень важной работой. Пока вокруг моего мужа суетилась целая команда «поправляльщиков», «текстодержателей», «водоприносителей» и прочего персонала, мы с Годвином стояли, как бедные родственники, в сторонке. Потом нас пригласили в гримерку, где и оставили наедине с огромным зеркалом, мол, куда со свиным рылом в калашный ряд. До начала дебатов оставалось полчаса. Амулет был горячим, как закипевший чайник, поэтому пришлось его снять и отдать чародею во избежание ожогов третьей степени.

– Годвин, – простонала я, глядя на себя в зеркало, – а может, ты сделаешь что-нибудь с моей внешностью? Ну нельзя же в таком виде к избирателям выходить! Нужно что-то такое, чтобы люди прониклись ко мне уважением! Чтобы они видели во мне будущую королеву ада, которой для полного счастья не хватает только короны!

– Не вопрос! – ухмыльнулся чародей. – Закрой глаза.

Я послушно их закрыла.

– Все, открывай! – сказал Годвин, отходя в сторонку. Это он для чего? Чтобы красоту неземную не затмевать или чтобы я его ненароком не убила на радостях от полученного результата?

Мое платье стало черным, словно я только что вернулась с похорон.

«Черная вдова мечтает познакомиться с обеспеченным мужчиной…» – вздохнула совесть. Высокий до неприличия разрез на юбке намекал, что я готова отправить на тот свет еще парочку мужей и конкретно сейчас подыскиваю состоятельных кандидатов. Лицо приобрело аристократическую бледность, а волосы были уложены в прическу в стиле Мардж Симпсон. Жаль, но моя башня по сравнению с ее башней смотрелась как-то неубедительно, хотя прикольно.

Подкрепляли мой измученный готический образ алые губы, которые я плотоядно облизала. Выглядела я так, словно через пять минут начнутся съемки фильма «Графиня Дракула», в котором мне предстоит играть главную сосательную роль, а на каждый кадр приходилось минимум по одному трупу.

– Дорогие мои избиратели! Чпок! – сладенько произнесла я, сделав чмокающий жест губами, словно я размазываю губную помаду. – Я – ваша королева! Чпок! Нет, Годвин. Это слишком! Давай что-нибудь попроще! Я себя в зеркале бояться начинаю. Эротично, готично, но не практично!

«Семейка Аддамс! Ту-ду-ду-ду! Хлоп! Хлоп!» – прокомментировала резкую смену моего имиджа совесть.

– Я тебе что? Салон красоты? – возмутился чародей, возвращая мне прежний замызганный вид. – Ну все! Тебе пора. Давай, дуй как есть! Бей на жалость! Хотя нет… Погоди… Будь осторожна… Я знаю его намного дольше, чем ты, и хочу тебя предупредить. Вадим пойдет на все, чтобы добиться своей цели!

– Напугал кота сосиской! – хмыкнула я, расчесывая волосы пятерней. – И кактус обнаженными ягодицами!

Я уверенным шагом вышла из гримерки и встала за трибуну, собираясь с размаху ударить по репутации оппонента, выдавив всю жалость из электората! Вадим встал за свою трибуну, положив перед собой огромную стопку листов. Ему даже поставили водичку, на случай, если у него пересохнет в горле. Меня же решили обречь на мучительную смерть от обезвоживания. Ничего, вы еще услышите крик умирающего в пустыне…

Прямо передо мной, на каменной столешнице виднелся продавленный отпечаток руки. Левой, как ни странно. А над нашими головами зависла в воздухе огромная сфера, которая напоминала мне дискотечный шарик из битого стекла. Сомневаюсь, что после дебатов будет дискотека… «Американ бой, американ джой!» – я уже готова была на все, даже, как батарейка «Энерджайзер», дать жару на танцполе. Главное, чтобы не включали медляки, а то я точно усну. Боже, как я завидую медведю! Вот бы сейчас откинуться в зимнюю спячку, чтобы весной, когда все проблемы миновали, вылезти на белый свет, почесывая тощий отлежанный бочок лысой иссосанной лапой, выплюнуть комок шерсти и отправиться со страшной силой пополнять жировые запасы в ближайшую деревню.

«Злые и страшные мишки-гризли, – детским голосом прочитала совесть, – лапы во сне не сосали, а грызли! Если весной будут целыми лапы, значит, медведю не быть больше папой!»

Но я уже почувствовала себя в шкуре неубитого медведя и решила сразу, что деревню нужно выбирать ту, где есть Интернет! Там больше всего ютуберов. А из всех ютуберов выбирать тех, у кого диагональ телефона поменьше, а то потом больно будет…

«А зазевавшимся ютубером с тридцатью тысячами подписчиков у речки какает медведь!» – улыбнулась совесть, с любовью цитируя мою любимую картинку.

– Уважаемые кандидаты, положите руку на алтарь правды! – раздался замогильный голос из сферы, приводя меня в чувство. Я опасливо положила руку поверх отпечатка и увидела, как на ней сомкнулся браслет. Это чтобы кандидаты не сбежали? Или чтобы не устроили потасовку? Нет, может быть, рукой я не дотянусь до оппонента, но насчет ноги я бы не стала утверждать преждевременно.

– Отныне вам придется говорить правду, и ничего кроме правды. Как только кто-либо из вас солжет, он будет испытывать страшную боль. Итак, начнем!

«Я тут в связи с дебатами заявление на отпуск написала…» – тихо произнесла совесть, пряча глаза.

«На отпуск моих грехов? – поинтересовалась я. – Молодец! Похвально! Выпишу премию в виде какого-нибудь доброго дела! Считай, что я уже сняла условного котенка с условного дерева!»

Вадим прокашлялся и поприветствовал всех присутствующих под бурные аплодисменты. Говорил он спокойно и надменно, словно уже заглянул в будущее и увидел результаты выборов, а сюда пришел лишь для того, чтобы поплясать на моих костях.

– Уважаемые избиратели. Я не знаю, для чего мы проводим дебаты. Свою программу я давно озвучил, но если есть необходимость, я сделаю это еще раз. Но позже. А сейчас я хочу обратиться к вам, уважаемые избиратели! Неужели мы будем всерьез воспринимать партию с таким противным названием, как Г.О.В.Н.О.? Неужели партия с таким названием может быть реальной политической силой?

Я была готова к чему-то подобному, поэтому тут же перебила его:

– Мы хотя бы честны с избирателем! Мы не вешаем ему лапшу на уши про светлое будущее, не даем предвыборных обещаний, которые не собираемся выполнять! – Меня тут же ударил разряд тока. Я офигела от неожиданности. Главное, что даже пискнуть не успела. Сердце колотилось, по спине тек холодный липкий пот, в висках стучало, а ноги стали ватными. Стоп! Я даже еще соврать не пыталась! «Совесть? Ау!» – позвала я. Совесть развела руками и пожала плечами, мол, я в отпуске, но ты продолжай в том же духе, а я посмотрю, чем дело кончится.

– О! Мы еще не начали, а вы уже солгали. Как это мило! Да вы вообще не даете никаких обещаний! У вас есть предвыборная программа? Или хотя бы что-то отдаленно ее напоминающее? – улыбнулся мой муж, зная, что никакой предвыборной программы у нас нет и в помине. – Или у вас даже денег на бумагу не хватило? Вы только посмотрите на лидера партии. Жалкое зрелище. Если человек не может элементарно следить за собой, то каким образом он собирается следить за всем государством?

– Мы бережем природу и не тратим бумагу попусту! Вы знаете, насколько важно в нынешней экологической ситуации беречь каждый побег, каждую поросль, каждую веточку и каждый сучок! – произнесла я, чувствуя новый удар током. Второй раз был почти терпимым. Правда, на глазах выступили слезы.

Зато моя совесть рыдала, вспоминая клип Майкла Джексона, где он на пустыре изображал вратаря сельской дворовой команды, решившей поиграть в мячик при штормовом предупреждении. Когда я видела корешок книги в маминой библиотеке «Унесенные ветром», у меня была четкая ассоциация с этим клипом. Каково же было мое разочарование, когда я узнала, что в книге речь шла о любви одной меркантильной стервы и очаровательного негодяя. Sad but true!

– Неужели сегодня не будет ни одного честного ответа от той, по чьей вине погибло несколько гектаров реликтового леса? Нашего природного заповедника и культурного достояния? – горько усмехнулся мой муж, показывая на меня свободной рукой. Трибуны заорали «Фу!», явно адресованное мне. Дался им этот сухостой!

Я присмотрелась. Моего благоверного, который только что соврал и глазом не моргнул, током не шандарахнуло. Странно. Я посмотрела наверх и увидела странное табло, где счет лжи был 2:0 в нашу пользу.

– Лес мы не поджигали, – улыбнулась я, продолжая интонацией намекать зрителям на возможного виновника пожара в заповеднике. – Интересно, кто же это мог быть? Кто это сделал? Чей голубой огонек уничтожил столь ценные породы древесины? Кто у нас не умеет пользоваться огнетушителем? Кому не то что спички, а даже журнал «Огонек» нельзя доверять? Кому ласкает слух детский утренник криками «Елочка, гори!»? Или ты хочешь сказать, что пришел в лес с гитарой и решил посидеть у костра в шапочке-петушке, напевая песенку в три аккорда, а тут вдруг, откуда ни возьмись, начался лесной пожар?

Мощный разряд тока прошел по всему моему телу. Ничего себе! Я ведь сказала чистую правду!

«Ну, хоть не уснешь! – улыбнулась совесть, будучи законченной оптимисткой. – Один удар током заменяет кружку кофе!»

«А один удар промеж глаз – все аргументы!» – ответила я, удивляясь, что она еще здесь.

– Браво! И снова ложь! Неужели я сегодня не услышу ни одного честного ответа? Отличное оправдание за побег от правосудия! Интересно, как ты будешь оправдываться, когда я скажу во всеуслышание о том, что ты ворвалась в чужой дом, связала человека, пытала его, обокрала и, самое ужасное, записала в свою партию, опорочив его тем самым на всю жизнь? Неужели этого не было? Отвечай!

Зрители стали громко аплодировать! Я подняла глаза вверх и увидела, что в каждом секторе стоит человек с табличками, отвечающий за реакцию зала.

– Я связала его для того, чтобы некто (не будем показывать пальцем) его не убил. В партию я его записала ради его же блага, а тапки взяла напрокат, – ответила я, решив добавить: – Ради общего партийного дела. Так что считайте, что он расстался с ними добровольно!

Меня опять ударило током. Но удар показался не таким болезненным, как раньше. Обнадеживает.

«Если вас трамвай задавит, вы немножко вскрикнете! Раз задавит, два задавит, а потом привыкнете!» – обрадовала меня совесть. Это она, сволочь, подбивала меня в детстве засунуть пальцы в розетку! «Эй! Ты в отпуск собиралась!» – возмутилась я. «Собиралась! Но не могу же я пропустить такое зрелище? Чем я тебя еще буду упрекать в тот момент, когда ты будешь ворочаться на кровати, пытаясь уснуть?» – ответила совесть, доставая потрепанный блокнот и ручку.

– И снова ложь! Как тебе не стыдно! А теперь давайте все дружно спросим ее, куда она дела деньги, которые, прикинувшись должностным лицом при исполнении, обманом заполучила от населения? – наседал мой супруг, прожигая во мне лишнюю дырку пристальным взглядом.

– Во-первых, я просто прошлась по салону, раздавая свою предвыборную агитацию. Я не требовала за нее деньги! – возмутилась я, вспоминая свой первый и последний опыт работы кондуктором. Ух! Опять двадцать пять! Взбодрилась так взбодрилась!

– Но вы называли это билетом… – коварно улыбнулся муж в надежде вывести меня либо из себя, либо на чистую воду.

– Да, это билет в новую жизнь! Я не вижу в этом ничего плохого! Люди сами давали мне мелочь! – твердо сказала я, чувствуя приятные мурашки, бегущие по спине после удара током. Зря я боялась электрофореза, когда у меня обнаружили одинокий аденоид.

– Она лжет. Посмотрите, как она побледнела! Но отдадим должное ее выдержке! Не каждый может выдержать такую боль! – Улыбка на лице Вадима померкла. – И куда ты дела эту огромную сумму денег, позволь спросить?

– Я потратила на благотворительность. Я оказала безвозмездную единоразовую материальную помощь одному многодетному отцу-импотенту! Он в ней очень нуждался! Мы не смогли пройти мимо людского горя… – кротко ответила я, чувствуя себя директором благотворительного фонда, который под эгидой «спасем хоть кого-нибудь» решает, кого спасать, а кого бросить на произвол судьбы из-за недостатка финансирования. – А вот лично вы благотворительностью в рамках предвыборной кампании занимались?

Еще разряд! Я чувствовала себя чудовищем Франкенштейна, которого безуспешно пытается оживить доктор, давший ему свою фамилию.

«Согласен ли ты, доктор, дать фамилию этой твари? – Согласен. – Согласно ли ты, чудовище, слепленное, как в песне Алены Апиной, из того, что было, взять фамилию своего создателя? – Ы-ы-ы-ы-ы!» – совесть моментально перевоплотилась в тетечку из загса, умилительно глядящую на брачующихся.

– Благотворительность нужна для слабых. Слабым не место в аду! – гордо произнес мой супруг, и зрители стали аплодировать стоя.

– Это как это «не место»? Те, кто сумел поддаться грехам и потакал своим слабостям, заслуживают путевку в ад без очереди! Именно слабые духом попадают сюда! – решила пойти я в контрнаступление, пока не всплыла еще парочка «фактов», способных поставить крест на моей политической карьере. – И у меня есть вопрос к моему оппоненту! А как насчет честных выборов? Почему для того, чтобы получить разрешение на расклейку агитации, нужно пройти семь кругов бюрократического ада и ждать решения шесть дней?

Меня ударило током раза три. Я сразу поняла, что электрошокер забарахлил неспроста. Особенно после удивленного взгляда моего мужа, который недоумевал, как я еще держусь на ногах. Милый, любимый, единственный… Да что ты знаешь о боли, если ни разу не пользовался депилятором? Или не делал эпиляцию воском хотя бы ног, не говоря уже о других частях тела!

– Это абсолютно честная процедура. Есть закон «О честных выборах», который регламентирует расклейку предвыборной агитации. В законе четко все прописано. Если вы его не читали, то это ваши проблемы! – ответил мой муж, глядя на меня с некоторой долей сомнения. Точнее, не совсем на меня, а на мою тумбочку.

«Дуракам закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так!» – вставила свои пять копеек совесть, намекая на мои умственные способности и конструктивный подход к делу.

– А тот факт, что на кругах ада расклеен мой портрет с надписью: «Не пускать ни в коем случае!» – это тоже регламентировано законом «О честных выборах»? – съехидничала я, получив новый разряд бодрости. Все! Теперь я спокойно могу идти работать электриком!

«Недолго мучился электрик на оголенных проводах! Его обугленную тушку нашли собачники в кустах!» – совесть превратилась в Николу Теслу, потирающего руки при виде шаровой молнии.

– Нет. Вы являетесь опасной преступницей, приговоренной к сожжению на костре! Пока действует закон «О честных выборах», вы пользуетесь неприкосновенностью. Но при этом я хочу обезопасить жителей ада от ваших неправомерных действий. Так что это вынужденная мера предосторожности, не имеющая к выборам никакого отношения! – ответил мой муж. И ему хоть бы хны!

– Да, я об этом прекрасно помню. Сначала вы оскорбили мою честь и достоинство, а после вполне заслуженного наказания, которое последовало за этим, решили упечь меня в тюрьму, чтобы впоследствии сжечь на костре! – ответила я, чувствуя приятную бодрящую волну по всему телу. Ничего, ничего… Между нами еще пробежит искра…

«Как электрический ток… Из позвонка в позвонок… – пропела совесть печальным голосом Дианы Гурской. – Меня коснется твоя рука…» Это мы оставим на десерт. А сейчас неплохо было бы показать избирателям его истинное лицо. А для этого нужно вывести оппонента из душевного равновесия. Раньше у меня это неплохо получалось.

– Посмотрите на моего оппонента! Жалкие политические лозунги, которые уже порядком надоели! Обвинения, которые больше похожи на бред! Я даже не спрашиваю, из какого пальца они высосаны, хотя предполагаю! Я тоже могу прикрыться кучей бумажек и рассказывать часами о том, что нужно голосовать за меня, ударяя себя кулачонком в грудку! Давайте похлопаем ему за то, что к приемщикам макулатуры после выборов не зарастет народная тропа! – громко сказала я, поглядывая на трибуну. Проплаченные статисты с табличками занервничали и стали искать подходящую, но что-то не срослось в их единодушном мнении. Поэтому половина трибуны орала «Фу!», а другая хлопала, не жалея ладоней.

– Значит, вы… – начал Вадим, но я тут же гадко улыбнулась, прикладывая палец к губам.

– Ш-ш-ш-ш! Послушайте, я вас не перебивала. Неужели вы не знакомы с правилами элементарной вежливости? – ответила я голосом воспитателя детского сада, отчитывающего главного ссыкуна группы за лужу в коридоре. – Одной ногой мы стоим в прошлом, другой шагаем в будущее, при этом пытаясь сесть одной попой сразу на два стула! Смотрите, как бы настоящее вам не прищемило! Вы ничего не знаете ни о моей партии, ни о моей программе, но при этом уже сделали выводы!

– Я в сортах говна не разбираюсь! – улыбнулся мой муж, но получилось у него как-то напряженно.

– Как можно доверять власть тому, кто не разбирается в элементарном? – продолжила я, чувствуя, что ток с каждым разом все меньше и меньше причиняет мне дискомфорт.

– В нашем деле все решает опыт управленческой деятельности. У меня он есть. А есть ли он у вас? – ядовито произнес мой муж. – Я задаю вопрос напрямую и хочу услышать ответ.

Я посмотрела на свою руку, которую намертво держал магический браслет, посмотрела на избирателей. Вопрос был каверзный, но вполне ожидаемый. Хотя мне уже терять нечего!

– А зачем он мне нужен? – пожала плечами я. – Вы же прекрасно знаете, что ковчег строил дилетант, а «Титаник» – профессионалы!

Из одного сектора трибуны раздались крики, мол, столкновение с айсбергом – это форс-мажор и во всем виноват капитан, а не они. Не они же в зоне плохой видимости и айсбергов поддали дровишек с криками «Полный вперед!» и решили поиграть в атомный ледокол? А то, что шлюпок не хватило и переборок, – это вина проектировщика! Поскольку ни капитан, ни проектировщик не стали оправдываться, я поняла, что либо они очень скромные люди, либо их здесь нет. Увидеть здесь старика Ноя я и не рассчитывала!

«Ну конечно, ад – для грешников! А Ной – святой!» – совесть превратилась в бравого капитана Очевидность. «Для грешников, говоришь…» – задумчиво ответила я, и тут же меня осенило. Я быстро обдумала все и чуть не засмеялась вслух от своей догадки.

– Мне кажется, что этот цирк пора прекращать! Мы не услышали от моего оппонента ни одного правдивого слова! Взгляните на табло и убедитесь сами! – нервно и отрывисто произнес мой муж, пристально глядя мне в глаза.

Скрывая гаденькую улыбочку, я обвела взглядом всех присутствующих и произнесла:

– Да… Вы правы. Табло не врет. Я – лгунья, обманщица. Но это не единственные мои грехи! На каждом круге ада я чувствовала себя как дома!

– Отлично! Чистосердечное признание будет учтено при вынесении приговора! – обрадовался мой муж и политический оппонент по совместительству.

– А он, – я показала свободной рукой на Вадима, – он – абсолютно честный человек. С высокими моральными принципами и обостренным чувством справедливости! И теперь мне только одно непонятно. Что он здесь делает? Ад – для грешников! Для лгунов, завистников, прелюбодеев… Для тех, кто не заслуживает лучшей участи! А для честных и справедливых давно уготовано место в раю! Так какого черта он здесь делает? Неужели он засра… простите… засланец?

Сколько бы проплаченные статисты ни трясли табличками, зал молчал. И тут я почувствовала, как браслет на моей руке ослаб, словно по волшебству. Я осторожно приподняла руку. Циферки на табло не изменились.

– Не слушайте ее! Она лжет! – сказал Вадим, заметно нервничая.

– Нет! На этот раз я говорю правду! – улыбнулась я, показывая рукой на табло. – Создание новых кругов ада? Вы что? Хотите улучшить жизнь грешников? Тысячелетиями ад был неизменным, а тут пришел Великий Реформатор! Да пусть все остается так, как было! Зачем стараться? Пусть в раю стараются! Горячие путевки в ад? Туризм в аду? А смысл? Грешники и так сюда попадут, хотят они этого или нет!

– Ты просто исчадье ада… – прошипел мой муж, с ненавистью глядя на меня.

Я послала ему воздушный поцелуй:

– Спасибо за комплимент! А вы, мой уважаемый оппонент, ошиблись дверью. Вам в рай надо. Здесь должен править худший из худших! Король лжи и обмана! И на эту должность претендую я! Всем спасибо, все свободны! Дебаты окончены! Мне не о чем больше говорить с этим святым человеком!

– Дебаты окончены, – произнесла сфера, которая все это время парила над нами. – Победителем дебатов я провозглашаю С…

И тут, оборвав свою речь на полуслове, она взорвалась в воздухе, разлетевшись тысячью мелких осколков. Вадим исчез, а я едва успела закрыть глаза. Но боли не почувствовала. Опять повезло. Между мной и осколками в воздухе висел прозрачный щит. Годвин, снимая с себя заклинание невидимости, схватил меня за руку, и мы очутились в нашем предвыборном штабе.

– Ты все время стоял рядом? – спросила я, глядя на чародея.

– Ну да. Или ты хотела, чтобы ток бил тебя в полную силу? – улыбнулся Годвин, потрепав меня по голове. – Ты молодец. Отлично повернула все в свою пользу. Теперь дело за избирателями. Будем ждать результатов. Сима… Сима… Эй! Ты меня слышишь?

Я мало чего слышала. Я спала на ходу, как мама-лошадь на детском рисунке, и мне уже было все равно.