Глава 270

Из-за моей тяги к индустриализации, к непрерывной загрузке производственных мощностей, особенно — горячих, у меня много работников-инвалидов. Которые к крестьянскому труду малопригодны. Поэтому с рабочего места уйти не могут. Поэтому мои производства и в покос работают.

А вот что половина ткачей тихонько улизнуло… Косить им, вишь ты, охота! Чтобы потом у меня сено не покупать. Идиоты! Они на станках больше сена заработают, чем по лесным полянкам «горбушами» укокосят! Но… «как с дедов-прадедов заведено», «покос — дело святое»… Хоть и себе в ущерб, зато — по обычаю…

Пришлось мастеру мозги промыть. Объяснить, что его уникальность и незаменимость остались в прошлом. А в будущем ему светит долгий и упорный труд «на кирпичах». Если не может обеспечить полную загрузку всех ткацких станов.

Или ты — ткач, или — начальник. Если просто ткач, то я тебе вмиг голову приделаю. Начальственную. Дальше уже она на тебя гавкать будет. А если ты начальник, то почему у тебя подчинённые по лесу шастают?! Какое, нахрен, у ткача в лесу может быть дело?! Нитка на сосне не растёт, полотно в березняке не вызревает!

А бабе его, которая сдуру в разговор всунулась, посоветовал присматривать себе следующего мужа. Заранее. Чтобы долго во вдовах не горевать.

И вообще, нехрен мне перечить, когда я такой заведённый! Я понимаю, что у Фрица землекопов — «три калеки с половиной». Но они же сидят! Или оно само выкопается? Что — «нихт»?! Трассу до конца не расчистили, плодородный слой сняли только на оголовьях, шурфы под сваи не пробили…

— Фриц! Мне плевать — какого ты градуса! Но если к завтрему не пробьёшь ямы под столбы на верхнем конце — я с тебя шкуру сниму! Живьём! Ферштейн?!

Всё-таки, надо было ставить в прорабы соотечественника. Фриц слишком с нашими нянчиться, боится наехать, боится, что недопонял. Моя публичная укоризна — не столько для него, сколько для работников — чтобы он мог на меня кивать, на мою злобность. А то наши… больше в теньке полежать, да языком поболтать.

Кто-то из английских классиков 18 века характеризовал английских землекопов как наиболее ленивых лентяев в мире. Интересно бы с нашими сравнить. Мы ж не только в части балета «впереди планеты всей»! Думаю, наши английских — и в этом превзойдут.

Пинать, шпынять, погонять… Подготовительные работы эта команда сделает, а там покос кончится — пришлю сотню мужиков. Канал неширокий, неглубокий. Основной профиль — 4х4 локтя. 8-12 тысяч кубометров грунта. Штыковыми лопатами за месяц выкопают. Потом у крестьян пойдёт жатва, а здесь укрепление стенок, доделка шлюзов и установка собственно мельнички с колесом. Глядишь, как раз к окончанию страды и успеем.

Мельница у меня получается… Несколько нестандартная. Что не ново. У меня?! Да чтоб по стандарту…?!

На краю болота, считая от нынешнего, июньского, нижнего уровня воды, вкопаться на 4 локтя. Поставить ворота, чтобы можно было закрыть канал.

«Прежде чем подключаться — найди выключатель» — старинная электротехническая мудрость.

Перед воротами — две решётки: с болота вода такое дерьмо понесёт! Решётки съёмные. Как решётки забьёт — поднять, вычистить, назад поставить. Эту, верхнюю головку канала — обваловать. Чтобы с боков не перехлёстывало. Во время таяния снега вода не только в реке — и в болоте тоже здорово поднимается. И вдоль большой части канала — аналогично. Береговые валы — насыпать, борта — укрепить жердями, переплетёнными ивовыми прутьями: грунт слабый.

От болота канал идёт с наклоном в сторону реки. Наклон — два метра на два километра. Сильнее опустить речной конец нельзя: будет подтапливать в половодье от Угры.

На нижнем конце канала ставим нижнебойное колесо.

Тут по классике, «Фанфан-тюльпан». Четыре метра диаметром, простые плоские лопатки. Была мысль их ящичками-ковшами сделать, но тяжеловато на ходу будет. Решил бревенчатый короб в канале в этом месте построить, с малым зазором от колеса. Чтобы поток по лопаткам попадал, а не мимо пробегал.

Чуть выше — вход в обводной канал с заслонкой. Если колесо сильно раскрутиться — можно будет поток мимо пустить. Я, конечно, сильно сомневаюсь… Но чту законы Мэрфи:

Почти посередине канала, в километре от мельницы — уже сделана разметка под накопительный пруд. Естественно, со своим шлюзом.

Далеко. Но возле мельницы — гребень борта долины, объём землекопания вдвое получается. А здесь, с учётом рельефа… компромисс между объёмом копки и объёмом отсыпки.

Опять — у меня не так как у людей.

«У людей» верхнебойное колесо ставиться ниже плотины, под падающий, с гребня плотины через лоток, поток. Сходно работают турбины, например, на Саяно-Шушенской — вода идёт от верхнего бьефа, через крутопадающие водоводы в теле плотины, на лопатки турбин и на выход в нижний бьеф.

А вот нижнебойное, как у меня, колесо ставится выше плотины. Крутится себе в пруду. Даже при малом расходе воды, когда ниже плотины только маленький ручеёк по камням плещется, колесо потихоньку вращается.

Движение воды по поверхности пруда заставляет ставить колесо высоко от дна. А всякая гадость, которую вода приносит, складывается на дне и вращению колеса не мешает.

Но у меня под колесом — деревянный короб, зазор — меньше вершка. А стабильность потока и отстой ила обеспечит накопительный пруд. Мне не нужно, чтобы колесо потихоньку крутилось. Грубо говоря: «или — всё, или — ничего». Или — регламентный режим на номинальных оборотах, или — остановка для выполнения профилактических работ.

Вал колеса мельницы простой, сосновый, просмоленный-проваренный, но с выпендриванием: на обоих концах по железному выпуклому обручу. А на треногих стойках — ответные части: железные канавки полукольцами.

Снова — ничего нового: стальные накладки из согнутых вдоль полосок в «Святой Руси» используются повсеместно. Так делают лезвия топоров, мечей, кос, серпов, оковки на щитах… У меня они просто больше.

Железо по железу да со смазкой колёсной — всяко трение меньше будет. По сути — зародыш радиального подшипника скольжения.

Масляные ванны поставить… Применить баббит, бронзу… Графитовую смазку взамен моей известково-скипидарной… Надо смотреть, рано, не готов я.

А вот «вывешивание на зиму» — пришлось предвидеть. Колесо 5 месяцев в году будет стоять. Диффузия металла в «подшипнике»… потом фиг провернёшь.

На конце вала — шкив. От него ременная передача в дощатом коробе вверх, на самый гребень.

Тут дело такое: колесо будет поставлено на склоне борта речной долины. Место крутое — сильно тут не построишься. Ещё нужна защита от половодья. Бывают же и очень сильные — до 12 метров от меженя. Колесо, стойки, короб, в котором оно крутится, нужно защищать. От сильного напора воды с стороны, от льдин, от сносимых высокой водой деревьев… Но не от медленного подтопления. Эта часть и так постоянно сырая. Достаточно просто набить вокруг свай — надолбов-волноломов. А вот саму мельницу нужно и от сырости поберечь.

Поэтому мельничка ставится на самом гребне, на сухом. Туда и ремень. Там и зерно молоть будут, и остальные дела делать.

С помолом… У меня есть жернова аршинные, в 60 см. диаметром. По расчёту, при 60 оборотах в минуту — 1 пуд/час.

Поставить бы вдвое большего диаметра — была бы вчетверо большая производительность. Но у меня таких жерновов нет. Сделать — некому и не из чего. Пока… Как сказано в «Бриллиантовой руке»: «будем искать».

А вот порхлицу Прокуй уже выковал. Эта такая гайка на верху мельничного жернова, в которую входит веретено жернова. Как у Гоголя в «Мёртвых душах»:

Будет этой осенью и у меня «бегун» порхать.

Водяных мельниц в этой части Руси не строят — спросить не у кого. Ни по конструкции, ни по мощности. Я совершенно не представляю ни скорость потока в канале, ни его наполнение. Ни — стабильности того и другого.

На всякий случай, площадку под вторую мельничку у накопительного пруда — мы предусмотрели. Там надо свай набить и отсыпку грунта сделать. Имея в виду установку аналогичного водяного колеса.

Я сперва хотел второе колесо сделать по классике, по сну Татьяны:

Но у Пушкина не водяная меленка, а ветряная — крыльями машет. Рано мне ещё, не дорос я до Пушкина.

Судя по рельефу — болото наполнялось так, что вода из него уходила в реку верхом, через гребень борта долины — есть промоина. Собственно говоря — в неё мы канал и вывели. Судя по выросшему в промоине кустарнику — это было давно. Как будет в ближайшие годы…? — Аллах акбар.

Если поток в канале будет достаточно стабильным и мощным — имеет смысл ещё пару жерновов поставить. На Руси говорят — постава. В начале 20 века в Западных губерниях были мельнички аж с семью поставами. Но… нет данных, нет личного опыта.

Не знаю. Постоянный рефрен: «не знаю».

Наверное, я неправильный попандопуло: правильные — всё заранее знают. Только глянут и сразу: среднесуточный расход воды в устье — ХЗ м3/с. Я так не умею. Приходиться набираться нового личного опыта. Хоть бы и средневекового.

Буду делать step by step — по шагам.

Первый «step» для этой мельницы состоит в извращении. Что для меня ну очень не ново.

Изврат в том, что сначала она не будет — молоть, а будет — молотить. При почти полном совпадении букв в словах — две большие разницы.

Колесо мельничное будет работать на верхний вал. По сути — просто «вал отбора мощности». От него передача вращения пойдёт вариантно: или на «веретено» с порхлицей и жерновом-«бегуном», или на другое устройства — молотилку.

По здешней традиции молотьба идёт сразу после жатвы: 2–3 недели в сентябре-октябре, а помол — всё последующее время. Пока есть что молоть.

Тут я снова удивляюсь. Удивляюся… человечеству.

Хлеб выращивают лет тысяч восемь. Занимается вот этим делом вот такое время — почти всё человечество. Просто горы голов и моря мозгов.

Все остальные: строители пирамид и храмов, жрецы и священники, культура, наука, аристократия, герои, мореплаватели и философы, кузнецы, ювелиры, поэты, скульпторы… — просто клопы на теле хлебопашца. В смысле — паразиты. В смысле — живут от труда пахаря.

Всё человечество занимается выращиванием хлеба. И — его молотьбой. Тысячи лет. Миллионы людей. Основное занятие человечества. Исполняется непрерывно и повсеместно. Без мозгов. Извините.

Сообразить, что цеп — орудие молотьбы хлеба — можно применять как оружие, для убийства или калечения представителей своего вида — сообразили. Боевые цепы, нунчаки… А вот заменить возвратно-поступательное движение цепа на вращательное барабана…

«Душа не принимает»?

Все — помахивают. Тысячи лет. До 18 века, Шотландия.

И ещё сто лет, прежде чем оборвавшие связь с прежними родинами, с прежними верами… и с прежними «душа не принимает» американцы, тупо, или наоборот — остроумно, очень прагматично, без всякого «спасения мира», «построения общества всеобщего счастья» или «возвещения благой вести», просто — ради прибыли, ради «презренного металла» — заменили форму рабочей части молотилки, «била». Прирост хлеба от использования «правильной молотилки» — 5-15 %. Не сеяно — не пахано… просто — правильно обмолочено.

Я не могу пересчитать это в людях. Так, на вскидку — 10000 ежегодно. Умерших от голода. И втрое-впятеро — больных, дегенеративных, мучающихся своими, в эту очередную зиму подхваченными от недоедания, болячками всю свою недолгую жизнь. Детей. Здесь, в «Святой Руси». Не ставших нашими бабушками и дедушками. Никому никем не ставшими.

А дело-то нехитрое: имеем вращающийся барабан с неподвижным подбарабанником снизу. Подбарабанник охватывает поверхность барабана примерно на треть. Барабан мы сделали деревянный с железными билами в форме «американского зуба»: кверху несколько расширен и сплюснут, с боевой стороны имеет выпуклое очертание, так что бьющая грань его закруглена.

Сразу предупреждаю: «американский зуб» к «голливудской улыбке» моего времени — никакого отношения.

Подбарабанник составлен из деревянных планок, утыканных по спирали аналогичными железными зубьями. При вращении — снопы проходят между зубьями так близко, что колосья обшмыгиваются.

Вот именно это они там и делают!

Такие молотилки — «штифтовые» — требуют меньшей силы, меньше мнут солому, чище вымолачивают сыроватый хлеб и меньше дробят зерно.

Важное отличие молотилки от ручного обмолота, отмечаемое ещё в 19 веке: «доброкачественность работы в них не зависит от прилежания и аккуратности самих работников»! Для большого хозяйства, при использовании наймитов или крепостных, как у меня — весьма существенно.

Поскольку молотилка не ручная, а более мощная, то добавляю соломотряс и чистильный аппарат.

Зерно пропускаем через шасталку. Его там шастают. Вот именно это с ним и делает быстро двигающийся барабан с шероховатой поверхностью. Потом сортируем по Пиннею: цилиндр из винто-спиральной проволоки, завитки которой сближаемы или раздвигаемы. Соответственно меняется размер проскакивающего в них зёрнышка.

Развязанные снопы раскладываются поперек стола и подаются в молотилку небольшими, но скоро друг за другом следующими пучками. Вкладывание снопов производится немного вкось и всегда колосьями вперед.

Чтобы не было препятствия к свободному выходу из машины соломы, для уборки приставляю пару рабочих.

Имеем намолот в 20 пудов зерна в час, рассортированное на три сорта. Зерно «праздничное» — светлое, чистое, чуть блестящее от полировки. И кучу всякого остального: солома, мякина, хоботьё…

Этим словом здесь называют полову — при провеивании она ложиться хвостом или хоботом по ветру.

Псковское выражение «хобОт» о хамовитом, неприятном мужчине — к слонам отношения не имеет, только — к сельскохозяйственному мусору.

Как пойдёт жатва на господских полях, так начнут сюда снопы возить да обмолачивать. У меня своего хлеба немного посеяно — десятин сорок. Такая… игровая площадка. Я уже объяснял — первогодние новины выгоднее крестьянам отдавать — на них остаётся, после первичной росчистки да раскорчёвки, ещё много работы. Но вот, два клина я себе забрал, пшеничку посеяли. Мне интересно новые технологии проверить. Вспашка лемехом, а не сохой, парная упряжка, двойное боронование… Нынче опробую жатву зерновых косами с крюком да обмолот с барабаном.

Я планами насчёт молотилки и мельницы сильно не хвастался, но, когда рисовал и мастерам задания давал — не прятался. Народу, временами, много собиралось. Селяне слушали внимательно. Мнения… разделились.

Именно поэтому я и не секретничал: мне интересно знать — кто как мои, даже самые завиральные идеи, воспримет. Просто на слух, просто по карябываемым на песке да на вощаницах картиночкам.

«Ищу человека!» — со времён Диогена — ничего нового.

Того, кто может себе представить будущее — в чертеже, образом, в цифрах — можно смотреть на начальника. Кто будущего не представляет — даже и пробовать не надо. Руководитель — всегда воображение ещё несуществующего.

Потаня-то изначально был в курсе — он всё видел, в самых первых разговорах участие принимал. А вот Хрысь с десятком «пауков»… Ещё и Аким со своими «за компанию» припёрся.

Народ хмыкал, почёсывался… Наконец, одного прорвало:

— Эта… ну… а тута вота… Не… Слышь, боярич, а тута скока будет? Тута ж по-разному надоть…

— Тебя как звать?

— Чегой-то? Да я ж ничего… тока спросил…

— Вот и я о том. Два десятка мужей добрых одно и тоже видят. А спросить никто не догадался — один ты. Так как звать?

— Ну, Глазко.

— Правильно тебе имя дали, Глазко — глазастый ты. Верно сказал: зазор между барабаном и подбарабанником надо пробовать и смотреть. Причём зазор не одинаков: вверху должно быть пол-вершка, в середине — четверть, внизу — осьмушка. Заранее точно не скажешь — придётся клиньями выставлять. А при тряске — они будут вываливаться. Надо будет постоянно присматривать.

Аким послушал, как я мужика нахваливаю, окинул орлиным взором моё рисование и явил своё вятшество:

— Ну, ты, Ваня, и нагородил! Это у тебя чего? Железо? Такую кучу доброго железа вбить во всякую хрень надумал… И чего ради?

— Скорости ради, Аким Янович. Эта машина годовой урожай хлеба с крестьянского двора — за полдня обмолачивает. А не за две-три недели.

— И чего? Чего смерды три недели делать-то будут? Груши околачивать? Эх, Ванятка, от безделья у людей в голове тараканы заводятся. Портятся люди от безделья. Правильно я говорю, мужики?

— А… ну… оно конечно… истинная правда… само собой… как же без этого…

Крестьяне дружно выражают своё полное согласие с боярином. Ещё бы они возражали! С людьми надо жить. А с владельцем земли — особенно.

Какой-то чудак, поощрённой моей ласковой беседой с Глазком, предлагает способ проверки качества работы молотилки: сунуть руку под барабан и пощупать — хорошо ли обмолот идёт, не надо ли барабан поднять-опустить.

— А чё? Низя? Руку оторвёт?! Ну нихрена себе! Не, нам тады такого не надоть…

Ахтунг, Ваня! Он прав: навыка работы с механизмами у людей нет. Запиши себе для памяти: обязательно промыть работникам мозги. В машину совать — снопы, а не — конечности.

Заранее знаю: не поможет. Пока кому-то из своих громко, грязно, наглядно, руки-ноги не поотрывает… Но инструктаж по технике безопасности в жёсткой форме — обязательно.

Другой разглядывает три нарисованных ящика, которые будут наполняться зерном.

— А на чё три-то?

— Вот это — на семена, это — скотине да птице на корм. А среднее — вот туда, на мельницу. Смелем в муку.

— Не… На чё? Сами хлебушек обмолотим, сами и смелем. Не поломаемся. У меня меленка своя. Бабе скажу — скока надоть — стока смелет. И на семя — переберёт. А то — ей же ж делать нечего будет. Забалуется баба от безделья. Не…

Что смерд, что боярин — сплошные социалисты-лейбористы: более всего озабочены полной занятостью населения.

«Свободное время человека — главное богатство человечества» — это Маркс? Тогда я не только либераст и дерьмократ, но ещё и марксоноид.

— Ты, дядя, хозяин в своём дому. Насильно мил не будешь: не захочешь — не повезёшь. Будешь сам цепами помахивать. Но наперёд скажу: что молотилка, что мельница — цена одна: десятина да мусор — мои.

Ставки у меня… весьма божеские. Во времена Речи Посполитой мельник только помещику отдавал треть муки. Причём имел монополию: помещики запрещали крестьянам возить зерно на другие мельницы.

— Эт как это?! С чего это?!

— С того. С работы. С моей, что я мозги свои парю. Со Звяги, который эти штуки тесать будет, с Прокуя, которому железки выковывать, с Фрица, который это построит.

Назовём это амортизационными отчислениями или восстановлением основного стада. И продолжим про цены:

— С молотилки — десятина намолоченного зерна, с мельницы — десятина намеленой муки. Всё остальное — мусор, мякина, полова… — тоже мои.

Слово «солома» я не произносил, но крестьяне соображают не худо.

— А солома? Тебе ж её… куды стока?

— А тебе продать. Задёшево.

Тут сразу начался общий хай. Пошло мыканье, хмыканье, неканье… встать да уйти… рукой махнуть, шапку на голову… И обречённый голос Хрыся:

— Значит, три недели молотьбы — долой?

Умница. А то тут некоторые чудаки избытком свободного времени озабочивались…

— Само собой.

Я радостно улыбаюсь ему в лицо. Поднявшиеся уходить мужики, останавливаются, оборачиваются. Тормозят. И ногами, и головами.

Вспоминаю — кому я в лицо смотрю, меняю злорадостную улыбку на сочувствующую: раздавать наряды на работы в «Паучьей веси» и контролировать их исполнение — забота Хрыся. Его ждёт масса неприятных разговоров этой осенью.

— Объясняю для тех, кто не понял. Силком никого тянуть не буду. Но как кончится страда, как свезёте снопы на подворья… день-два-три, а потом — на работы. Корчёвка стоит, грибы в этом году хорошо уродились, конопляник разделить надо, ещё дела есть. Молотить на своих дворах будете в своё свободное время. По ночам. Бабы да детишки ваши… Пупки поразвяжутся. И с мельницей также: бабы, дома меленку накрутивши — за прялкой немного нажужат. Зато вдоволь прожужжат по вашим ушам. Охота вам в дому иметь войну — валяйте. Охота семейства да хозяйства свои угробить — воля ваша. Охота жить по корявому, как с дедов-прадедов заведено — не препятствую. Сами вон — мужи добрые, с бородами да с головами. Но после — не просите у меня милости. К дурням милость являть — себе дороже. Я вам наперёд всё обсказал да разъяснил. Думайте.

«Свободное время»… Размечтались… «Богатство человечества» надо инвестировать. В себя, любимого, в своё хозяйство.

Помекают и притащут. Будут молотить у меня. И молоть будут у меня. Потому что, сколько бы мужик не выёживался, а крутить ручную мельницу — бабская работа. А бабы, на соседок глядючи…

«Ночная кукушка — всех перекукует», и от этой мудрости — никуда.

Мда… вот такие у меня были разговоры. Теперь нервничаю: а ну как чего не срастётся? Вдруг не получится с этой мельницей да молотилкой? По уму, конечно, надо бы сперва сделать, а потом рассказывать. Но крестьянам нужно время для усваивания новой идеи. Вы стадо когда-нибудь резко пугали? А это же не коровы, это ж — предки. У них реакция… агрессивнее.

Хозяйственные заботы действовали успокаивающе. Насколько же производство проще: лопаты, работники, кубометры…! Правильно совместил одно с другим — получил правильное третье.

А с этой дурой… Которая «уточкой по Новагороду…». Может, дать ей службу экскаватором? Лопату в зубы и пусть копает… Или на конопляник послать?

Тут дело такое… Хотя с другой стороны… Мда… Как бы это…

Короче: начал я разводить коноплю. Вот только не надо сразу!

Вот те крест святой! Не корысти ради, не кайфа для, а токмо дабы не отвыкнуть! От верёвок! А не от того, про что вы подумали!

Когда зимой пришёл новгородский обоз с железом и детьми… Я уже говорил: приказчикам велено было брать дешёвое и нужное. Вот и пришли в обозе несколько саней, груженных бухтами пенькового троса.

Красота!

В вотчине постоянно не хватает верёвок. Есть лыковые, но они неудобны. Делают немного из льна. Но они быстро сгнивают. А верёвочка здесь нужна везде — да хоть онучи подвязать!

Конопля на Руси растёт повсеместно, а наркоманы, почему-то — нет. Хотя вся жизнь здешнего человека — на конопле.

«Святая Русь» — исконно-посконная. «Посконь» — мужское растение конопли. А женское — «матёрка». Некоторые марихуаной или канабисом называют. Подсаживаются, сдвигаются… А мы в этом живём:

— Где тут общинный выгон?

— Идёшь прямо. Будет конопляное поле. Потом говорящий лес. А там и выгон увидишь. С розовыми слонами.

Из поскони — полотно чуть грубее льняного. Но сильно прочнее. Посконная рубаха да штаны — в каждый божий день на каждом русском мужике. Жизнь человеческая начинается с того, что младенца кладут после крещения на полутораметровый кусок посконного полотна. Считается оберегом, из него шьют одежду ребёнку, и её надо непременно износить до дыр.

Бросовые отходы конопли — пакля — в стены здешних домов: щели конопатить. Ещё мне надо в каждое жилое строение, в стены — зелёной конопли: клопов я очень не люблю.

Конопляное семя — детское лакомство, поэтому дети постоянно сидят в конопляниках — птиц отгоняют. В этом году и у нас будут сидеть — устроил в вотчине филиал Чуйской долины.

Ещё мне листьев конопляных надо — курсантов своих в летний камуфляж одеть. А конопляный лист с квасом даёт весёленький зелёный цвет.

Но главное: из конопли делают пеньку! И это — песня!

Реально упоминается в песнях, былинах, сказках… В княжеских указах с этого, 12 века. Ею, как и льном, платят налоги. Она же станет на столетия одним из главных двигателей русской экономики.

К концу царствования Екатерины Великой экспорт, активно начавшийся при Иване Грозном, дойдёт до 3.2 млн. пудов. Потому что до всех в мире дойдёт, что без русской пеньки никакого приличного флота — не построить.

Огромная Испанская колониальная империя откажется от французской конопли и перейдёт на русскую.

Создание Британской империи, «над которой никогда не заходит солнце», держится на британском флоте, флот — держится на канатах. «Проходит красной нитью» — это о канате британского Королевского флота: чтобы гордые, но вороватые британцы не отрезали себе в карман кусочки казённого имущества, в каждый канат вплетают красную нитку. Вплетают — в русскую пеньку.

Причина популярности — в прочности. Пеньковое волокно на порядок прочнее хлопкового. По «Моби Дику» гарпунный линь из посконной пеньки толщиной 17 мм выдерживал вес до 2 800 кг и использовался для охоты на китов.

И — в несгниваемости. Канаты из собственной английской пеньки служат в умеренном климате полтора-два года. Из российской — пять.

— Да не могут на Руси сделать что-нибудь приличное! Климат — мерзкий, народишко — лодыри, страна — болото сплошное!

— Именно поэтому русская пенька — лучшая в мире!

Континентальный климат России даёт необходимый для производства качественного продукта годовой перепад температур. Чего не было в Англии и Франции. Повсеместная распространённость рек, речушек, озёр, болотцев — обеспечивала такое же повсеместное вымачивание конопли в воде. Без необходимости отставлять на поле для вымачивания росой, как делали американцы. А лень… Снопы конопли после обмолота бросали в реку и прижимали тяжёлыми рамами. На три недели — летом, потом на пять недель — под лёд. Бросил в воду — и лежи-отдыхай. Американцы сумели запустить аналогичный процесс только в 1806 году после поездок в Россию и тщательного изучения исконно-посконной технологии.

Превращать недостаток в преимущество, «делать из дерьма конфетку», не из одного — из трёх сразу… Наше исконное, и, в данном случае, именно — посконное…

Волокно для тканей и такелажа, ламповое масло для освещения, бумага, лекарства и пища. 80 % всего текстиля, белья и других тканей к 1820 году производилось из конопли. Бумага для учебников до конца XIX в. изготовлялась из конопли. Почти все первые Библии, карты, схемы, флаги также были изготовлены из конопли.

В Советском Союзе конопли — 620 тыс га. Но в 1961 году СССР ратифицирует Конвенцию ООН «О наркотических средствах». Конопля объявлена опасным наркотиком, не имеющим никакой практической ценности, его предписано всячески уничтожать. Французы тогда воздержались, а вот наши…

Масштаб… не уступает завозу колорадского жука. Всё сами, своими руками…

«— Дети у вас прекрасные. Но то, что вы выделаете руками…».

Похоже, что без такого уничтожения целой отрасли, главного конопляного поля мира, производство искусственных волокон типа нейлона-лавсана ещё долго бы требовало обильных инвестиций.

В «Святой Руси», как и в Российской империи — конопля растёт повсеместно. Соответственно, и мастера-верёвочники, которые из неё верёвки делают — есть везде. Целые поселения живут этим промыслом.

Странно ли, что именно в Новгороде, где из-за множества лодей требовалось множество канатов, а из-за сырости — высокие требования к их влагоустойчивости, ремесленники-верёвочники особенно квалифицированные?

Одного такого эксперта я и наблюдал при встрече с моим новгородским обозом.

Мелкий тощий мужичишка в нагольном тулупе на голое тело.

— Верёвки делать умеешь?

— Кто?! Я?! Да я на весь Новый Город…! Да у меня…!

— Это все новгородцы такие… — «садки» хвастливые? Чуть что хвалить себя начинают:

— Не… Бабой… не — не хвастаюсь. Бабы у меня нету. Помёрла с голодухи. Вот у тя, грят, баб много — поделишься? Дашь какую, не сильно завалящую? А вот батяня у меня был. Вон он — да! Он знаешь какие вентеря выплетал! Он к примеру…

— Ты себя за умного держишь? А в чём разница между умным и мудрым знаешь? Тогда запоминай: «умный с большим трудом выкручивается из ситуации, в которую мудрый не попадает». Так вот: ты — попал. Попал ко мне в холопы. И ты — выкрутишься. Я тебе сам помогу. Но выкрутишься — «с большим трудом». Труд будем мерить в погонных саженях. Верёвок, бечёвок, канатов… А пока — в баню. Помыться, побриться, постираться. И выдайте этому… «садку верёвочному» — рубаху. Наготу прикрыть.

Мастер в вотчине завёлся, а материала — нет. Неправильно это.

Местные мужики каждый год немного конопли по неудобиям берут. В прошлом году, когда матёрка зацвела, и я велел набрать. Где — соцветий, где семян, где — целиком растения. Но это так, для семян. Посконь на волокно надо брать дней на 40 раньше.

А в этом году успел и конопляник сделать. Очень влаголюбивое растение. И очень чувствительно к подкормке и обработке почвы. Но особенно заморачиваться не стал: по дерновым почвам идёт хорошо — и ладно. Распахали десятину по краю Мертвякова луга да и засеяли. Пахали, правда, уже моими плугами. На 25–30 сантиметров — сохи не берут.

Засеяли… Чем нашлось. Canabis rideralis — конопля сорная. Восемь пудов семян! Просто больше не было. Как раз 5 июня, на Леония Конопляника.

Говорят: «Коноплю в поле сей и на рябину гляди — коли цвет в круги, и конопли долги».

Глядел. Рябина… ну, вроде. Хотя я сказал бы — в эллипс. Да хоть в квадрат! Но растёт же! В два метра не вымахает, но дети прятаться смогут. «Дети» — потому что надо улиток обирать и птиц со зверушками отгонять.

Нынче вот съездил, посмотрел, порадовался. В душе, а не как скифы у Геродота:

Мда… «Радость созидания», или там, «произрастания» — действует успокаивающе. Проблема с этой… дурой никуда не делась. Но как-то… трясти перестало.

В Пердуновку вернулся уже затемно. Указал Звяге на недостаточность креплений в копре для забивки свай, Потане — насчёт сеновалов, Трифе — чтоб не смотрела так умоляюще… Домне… Домна и сама мне в ответ…

А я — смолчал! Сработало! Третий пункт стандартной программы мужской реабилитации — помог. Теперь что? Перепихнуться или напиться?

А не хочется как-то. Пойду-ка я лучше спать…

Любава снова оказалась права. Вместе с нашим народом: «утро вечера мудренее». Хотя правильнее: «ляг-поспи, и всё пройдёт». Потому что придёт что-нибудь новенькое. Настолько… забавное, что о прежнем и думать некогда.