18

Антиквар Альфонс де Сиври появился в Венеции в начале пятидесятых годов. Это был пухленький француз, похожий на поросенка, украшенного марципанами. Объяснялся Сиври своеобразно, смешно коверкая итальянские слова на французский лад. Вот уже шесть лет, как ему принадлежал магазин на площади Сан-Марко. Все клиенты – люди в основном солидные, богатые – уважали Сиври: он имел дело только с работами признанных мастеров, не заламывал неслыханных цен и всегда обеспечивал доставку картин по назначению в целости и полной сохранности.

Трону Сиври нравился еще и потому, что, покупая время от времени у него картины и рисунки, он никогда не был особенно придирчив, когда речь заходила об их атрибуции.

Отец Трона, умерший в конце тридцатых годов от холеры, занимался в свободное время тем, что мастерски рисовал в стиле Джованни Беллини – на бумаге, изготовленной в XVI веке, которая в один прекрасный день в больших количествах появилась откуда-то в палаццо Тронов. Трон и мысли не допускал, что отец намеревался когда-нибудь продать свои работы, тем более выдать их за оригиналы Джованни Беллини; – то, что он рисовал на старинной бумаге, Трон считал чистой случайностью. Но когда он предложил Сиври рисунки отца, антиквар очень заинтересовался и постепенно скупил у него все до единого, заплатив вполне достойную сумму. Имя Джованни Беллини никто из них при этом вслух не произносил, хотя Трон, конечно, понимал, что Сиври считает рисунки отца творениями знаменитого художника. Именно поэтому Трон и запрашивал за них суммы, которые Сиври никогда не согласился бы заплатить за творения дилетанта. Взаимовыгодное дело пошло на пользу как Сиври, так и Трону, и за долгие годы между ними сложилась, можно сказать, сердечная дружба, если уместно говорить так об отношениях обедневшего аристократа и преуспевающего антиквара.

Трона тревожило, заметил ли Сиври, что Тинторетто, которого ему вчера отнес Алессандро, всего лишь удачная копия. Впрочем, думал Трон, Сиври все равно – оригинал это или копия. С него довольно и того, что картина, принадлежавшая некогда Альмаро Трону, написана в духе Тинторетто: неопределенная тень, падающая на нижнюю часть лица, словно присыпанная мукой борода, собранная в складки занавесь – как фон, напоминающие мертвых рыб руки… Да еще это типичное для Тинторетто овечье выражение на лице изображенного! Такой портрет даже любитель сразу признает выдающимся произведением Тинторетто! Конечно, его легко будет продать одному из богатых ценителей искусства. А то, что это мастерская копия, написанная на старом полотне, Сиври, наверное, догадается…

Когда Трон открыл дверь в магазин, где-то в недрах его, за тяжелым темно-бордовым занавесом из бархата, звякнул колокольчик. Всякий раз Трон приятно удивлялся тому, с каким вкусом и изяществом здесь расставлены и разложены предлагаемые для продажи предметы. Мебель в палаццо Тронов тоже большей частью принадлежала к прошлому веку. Но в то время как в салонах его матери она год от года дряхлела и превращалась в рухлядь, здесь такая же мебель выглядела просто роскошно. Возможно, лоск ей придавала богатая обстановка магазина. Трон понимал, почему покупатели из высших кругов общества так хорошо чувствовали себя в магазине Сиври. «Этот человек, – наверняка говорили они себе, – не нуждается в том, чтобы обманывать своих клиентов».

Из-за занавеса появилась унизанная перстнями рука, а затем и сам хозяин. На лице Сиври было по обыкновению немного румян; от него сильно пахло цветочным одеколоном.

– Граф Трон! – Сиври протянул ему руку и просиял так, что Трон не усомнился в его искренности.

– Что произошло на площади? – Трон обратил внимание на собравшихся перед кафе «Квадри» офицеров, которые что-то оживленно обсуждали.

– На площади гуляла императрица, – сказал Сиври, насупившись.

– Она каждый день прогуливается на площади, и никому до нее в общем-то нет дела, – заметил Трон.

– Но сегодня ее сопровождала половина императорской армии. Кому-то пришло в голову увеличить ее охрану. У них при себе были дубинки – на тот случай, если народ не будет расступаться, – Сиври сокрушенно покачал головой. – А когда прозвучали возгласы, императрица сразу вернулась во дворец.

– Какие еще возгласы?

– Здравицы в честь VERDI, – мрачно проговорил Сиври. – Это просто возмутительно!

– Вы когда-нибудь разговаривали с императрицей? – спросил Трон.

Лицо Сиври просияло.

– Императрица изволила три недели назад побывать в моем магазине. В сопровождении одной дамы и одного господина. Она интересовалась моим собранием фотографий. – Антиквар указал на большой стол, стоявший у задней стены. Там, где прежде громоздились пейзажи и натюрморты, сейчас лежали альбомы с фотографиями. – У меня были посетители но императрица сказала, что подождет, когда я освобожусь.

– С каких это пор вы торгуете фотографиями? – спросил Трон.

Лишь теперь он увидел на стене две роскошные фотографии под стеклом. На одной – девушка-рыбачка с оголенным правым плечом, на другой – гондольер с мандолиной в руках.

Сиври слабо улыбнулся:

– Я должен идти в ногу со временем. Не то впору закрывать лавку.

– Кто-нибудь заинтересовался Тинторетто? Сиври с печальным видом опустил голову.

– Увы, до сих пор никто. – Подумав немного, он добавил – Это портрет особенный. Он не на любителя…

Снимая портрет со стены, Трон подумал, что при хорошем освещении он внушает даже больший страх и трепет, чем в сумраке их салона. Альмаро Трон был изображен в темно-коричневом придворном наряде, на котором со временем проступили странные зеленоватые пятнышки; в руках прокуратор держал нечто, напоминающее платяную щетку. Присмотревшись повнимательнее, можно было увидеть, что он косит левым глазом.

– Сколько вы могли бы заплатить? – спросил Трон.

На лине Сиври появилось озабоченное выражение.

– Не больше четырехсот.

– Шестьсот, и я напишу вам квитанцию на семьсот пятьдесят, – предложил Трон.

– Четыреста пятьдесят, и вы дадите мне квитанцию на восемьсот, – возразил Сиври.

Внимательно изучив картину, он понял, что это копия. Отличная копия – но не больше. Однако он не был уверен, что Трону об этом тоже известно.

– Согласен, – проговорил Трон.

«Ага, значит, у него нет другого выхода», – подумал Сиври и вновь протянул ему руку.

– Договоримся на пятистах. – Ему стоило немалого труда скрыть улыбку. – Не желаете ли взглянуть на фотографии?

– С удовольствием, – согласился Трон.

Он подошел к столу, на котором стояли серые ящики с фотографиями; рядом с ними валялись кипы неразобранных снимков. В основном это были фотографии размером с нормальный почтовый конверт; причем каждая карточка была наклеена на картон и помещена в паспарту. В одном из картонных ящиков были фотографии зданий, стоящих вдоль Большого канала.

Фотопутешествие вдоль канала начиналось со здания вокзала; объектив фотографа следовал по левой стороне канала в направлении центральной площади. Фотографа заинтересовали не только дворцы знати. Трон обнарркил снимки палаццо да Мосто, складских помещений у переправы Гарцони и нового чугунного моста у здания Академии.

На главной площади города фотограф повернул в обратную сторону. Сначала шли фотографии городской пристани и палаццо Дарио, потом – палаццо Бальби-Вальер, палаццо Фоскари и палаццо Пизани-Моретта Трону было любопытно, вошел ли в эту коллекцию снимок палаццо Тронов. И точно, под фотографиями церкви Сан-Стае Трон обнаружил снимки родового дворца с облупившимся фасадом, малыми и большими водными. воротами и гондолой графини перед ними. Удивительное дело, но, разглядывая эти снимки, Трон вдруг растрогался и почувствовал симпатию к безымянному фотографу, который запечатлел его палаццо.

Трон отложил снимки зданий в сторону и увидел, что в коробке осталась всего одна фотография. Он ожидал, что это будет вид здания Фондако деи Турки или, например, церковь Сан-Симеон Пикколо, а вместо этого на последней фотографии (попавшей в эту коллекцию, скорее всего, случайно) были сняты молодая женщина и пожилой мужчина; они стояли, держась за руки, перед нарисованной на холсте гондолой. Оба были в костюмах семнадцатого века: мужчина – в панталонах по колено, парике и жабо с кружевами, женщина – в платье на кринолине. Женщину эту Трон никогда прежде не видел, а вот относительно мужчины мог поклясться, что откуда-то его знает. Только откуда?

Трону потребовалось с полминуты, чтобы вспомнить: он видел этого человека совсем недавно. Еще с полминуты ушло на то, чтобы сообразить: это надворный советник Хуммельхаузер. Надворный советник и молодая женщина стояли в обычном для позирующих людей положении.

Надворный советник явно был горд своей молодой спутницей, зато на лице женщины нельзя было не заметить некоторого смущения – как будто она делала что-то ей не подобающее. Кто она такая? Знакомая с бала-маскарада? Очевидно, речь шла о чем-то более серьезном, нежели случайное знакомство. Иначе надворный советник не стал бы сниматься с нею. Была ли она его невестой? Собирался ли Хуммельхаузер жениться на женщине, которая намного моложе его? Или эта привлекательная молодая особа рядом с надворным советником – его любовница?

Голос Сиври отвлек Трона от размышлений.

– Понравились вам эти фотографии, комиссарио? Есть среди них и снимки палаццо Тронов. Томмасео считает, что можно издать серию снимков и продавать их в изящной папке, к примеру.

Брови Трона поползли вверх.

– Вы сказали Томмасео?

– Это фамилия фотографа, который мне приносит фотографии на комиссию.

– Священник Томмасео? – Трон был практически уверен, что в списке пассажиров был священник и имя у него было такое же.

Сиври кивнул.

– Священник Томмасео из церкви Сан-Тровазо. Он оборудовал в своем доме нечто вроде фотоателье. Каждую заработанную лиру он отдает в общинную кассу для бедняков. Вы можете преспокойно навестить его и купить дагерротипы палаццо Тронов. Падре делает и большие снимки, которые помещает в изящные рамки. На Рождество, к примеру, он специально ездил в Вену, чтобы сфотографировать там зальцбургского архиепископа.

– Тогда эта фотография тоже сделана Томмасео. – Трон протянул Сиври фотографию со стола.

– Откуда она у вас?

– Лежала на дне коробки, – объяснил Трон.

– Этот снимок попал туда, скорее всего, случайно. Я верну ее падре Томмасео.

Трон широко улыбнулся.

– Может быть, я действительно попрошу падре сделать еще несколько снимков нашего палаццо. Пожалуй, я загляну к нему. И передам ему заодно эту фотографию.

Какое-то мгновение Трон опасался, что Сиври отклонит его предложение, но тот сказал лишь:

– Я дам вам для этого специальный конверт.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны. – У двери Трон остановился и оглянулся. – Если у вас объявится клиент, к примеру, иностранец, который изъявит желание купить картину, я мог бы поспособствовать ему в получении документов на вывоз. А вам бы я выдал справку, что речь идет о копии.

Сиври ухмыльнулся.

– На бумаге со штампом полицейского управления?

Трон серьезно кивнул.

– Да, на официальном бланке.

Сказав это, он не смог удержаться, чтобы не расхохотаться. Сиври к нему присоединился. Антиквар смеялся так громко, что Трон вышел в недоумении – уже не первый раз он подумал, что французское чувство юмора ему чуждо. Трон не мог понять, что же такого смешного нашел Сиври в его предложении помочь при случае…

Когда он вышел на площадь, офицеров перед кафе «Квадри» уже не было. Около Кампанильи – колокольни собора Сан-Марко ему встретились дамы в маскарадных полумасках. Прически у них были высокие, припудренные; дамы о чем-то оживленно переговаривались. Они наверняка возвращались домой после маскарада, который завершился даже не к утру, а далеко за полдень. Когда они проходили мимо, Трон разглядел, что одна из дам – переодетый мужчина.

На венецианском карнавале было позволено, можно сказать, все. Никто не находил ничего предосудительного в том, что кавалеры одевались в женские платья, а дамы, напротив, появлялись на балу в мужских нарядах. И наверняка есть десятки фотографий, на которых запечатлены дамы в мужских панталонах и мужчины в плиссированных юбках. Но что-то подсказывало Трону, что фотография надворного советника и молодой дамы рядом с ним – вовсе не снимок с карнавала.