Глава V

МЕРТВАЯ ДЕРЕВНЯ НАЯВУ

Утром бабушка опять разбудила Петьку в шесть часов. Заставив внука выпить стакан молока с хлебом, она повела его за грибами. С ними, как и обещала накануне, увязалась Ленка. А Игорь не пошел, потому что вернулся из клуба только в третьем часу ночи и раньше десяти просыпаться не собирался.

— А нам там Трясучка не встретится? — спросил Петька. Он опасливо поглядывал на дорогу, смоченную ночным дождем, смотрел, нет ли свежих следов с крестиком на правом каблуке.

— Нету ее там, не переживай! — сказала бабушка Настя. — Сегодня она мимо нас не шла. Небось решила поспать или со здоровьем нелады.

Поскольку в этот раз направились в те места, где, как наверняка знали, грибов много, то решили аж по два лукошка взять. Пошли тем же маршрутом, что и накануне — сперва под горку к мостику, потом по дороге, до тропы, ведущей на Глухариное болото, а затем двинулись по краю болота, обходя его с правой стороны. Так и дошли до места, где вчера Петька с бабушкой нашли первые подосиновики. На тех местах корешки из земли торчали.

— Нашла! — воскликнула Ленка. Нагнувшись, она срезала сразу три маленьких, но крепеньких красноголовика.

Потом и бабушка нашла семейку подосиновиков. И Петька — тоже. Постепенно они разбрелись в разные стороны, и деревья скрыли их друг от друга. Время от времени, конечно, аукались, чтоб иметь представление о том, где кто находится.

Впрочем, Петька считал, что за вчерашний день это место хорошо изучил, — даже если разминется с бабушкой Настей и Леной, все равно не заблудится. Поэтому он вскоре перестал отзываться на очередные «ау» и устремился в сторону ручья, туда, где вчера нашел первые рыжики.

Как ни удивительно, их тут оказалось почти столько же, сколько и вчера, — наверное, за сутки наросли. Петька был убежден, что бабушка с Леной рано или поздно тоже сюда придут, а потому даже не обратил внимания на то, что уже не слышит, как они аукаются.

Как и во вчерашнем дневном сне, Петька взялся собирать рыжики, продвигаясь вдоль оврага, вверх по ручью. Разница между сном и явью была только та, что во сне у Петьки было одно лукошко, которое никак не хотело наполняться, а наяву — два. Когда Петька дошел до пенька на склоне горки, где отдыхал вчера утром, поджидая бабушку, первое лукошко уже успело заполниться доверху, а во втором еще много места оставалось. Поэтому Петька решил пройти еще чуть-чуть вверх по склону, чтоб наполнить доверху вторую корзину. Конечно, он понимал, что с каждым шагом все ближе подходит к зловещей Мертвой деревне и теперь уже наяву может повстречать Черного Быка с огромными рогами и клыкастой, как у вепря, пастью, но почему-то был убежден, что сегодня этого не случится. Во-первых, потому, что в его сознании Бык и бабка Трясучка были как-то связаны между собой. Раз бабушка Настя утверждает, что сегодня Трясучка в лес не пошла, то и Бык сегодня навряд ли встретится. А во-вторых, Петька для себя решил: как только увидит первую избу Мертвой деревни, тут же повернет обратно.

Однако все получилось совсем по-другому. Забираясь под елочки, где прятались рыжики, Петька заметно удалился от ручья в сторону. Там, среди мха, он увидел большущий белый гриб — первый настоящий белый боровик за два дня походов за грибами! У него шляпка была размером с обеденную тарелку, а ножка в самом узком месте оказалась толще теннисного мячика! И при этом ни одного червячка в грибе не обнаружилось. Разрезав гриб, Петька уложил его в лукошко и почти сразу же увидел еще два — поменьше, но намного красивее. И вдобавок эти боровики росли от одного корня.

Петька поначалу и внимания не обратил на то, что впереди, за елками, какой-то бугорок маячит… Лишь потом, когда услышал журчание ручейка и как следует огляделся, понял: он обошел Мертвую деревню с правой стороны, незаметно для себя миновал шесть изб и очутился всего в нескольких шагах от того самого колодца, где во вчерашнем сне увидел Черного Быка!

Как ни странно, но наяву Петька не очень-то испугался. Во-первых, потому, что не было той жуткой тишины, которая царила во сне. А во-вторых, потому, что он знал: сюда с минуты на минуту придут бабушка и Лена. К тому же, как уже говорилось, бабка Трясучка сегодня в лес не пошла, так что он не рассчитывал встретить тут Быка. Наверно, именно поэтому Петька решил протиснуться сквозь елочки. Он уже собрался взойти на холмик, из которого выливался ручеек, но вдруг услышал знакомые шаги — шаркающие и немного притопывающие. Конечно же, это были ее шаги! Это шла жуткая бабка Трясучка!

Она шла с той стороны, куда убегал ручей, и, несомненно, приближалась. Бабка Трясучка, шаркая и притопывая, медленно продвигалась по «улице» Мертвой деревни. Точно — в сторону колодца!

Петька уже собрался бросить свои корзины и задать стрекача, но вдруг понял, что бесшумно это сделать не удастся. А если эта бабка действительно ведьма или колдунья, то от нее никаким бегом не спасешься. Скажет какое-нибудь заклинание, например «сим-салабим», — и все, тотчас окаменеешь. Или превратишься в какое-нибудь противное животное. Да и грибов все-таки жалко. Нет уж, лучше спрятаться, затихнуть и попробовать переждать, пока страшная бабка не уберется восвояси!

Петька забрался обратно в гущу елочек, залег на хвою и затаил дыхание. Ох, только бы старой карге не вздумалось грибов под елочками поискать! И только бы она Черного Быка сюда не привела…

Шаги все приближались и приближались. Петька, как говорится, весь превратился в слух и глядел только туда, на узкую тропку рядом с ручейком — там вот-вот должна была появиться Трясучка.

Внезапно он услышал легкое шуршание хвои немного правее и чуть позади… Скосив глаза в эту сторону, Петька похолодел — всего в двух шагах от него, свившись в кольцо, лежала темно-серая, почти черная змея с едва заметными зигзагами на спине и без каких-либо оранжевых пятнышек на загривке. То есть самая настоящая гадюка — их ужасно боялась Петькина мама. Змея приподняла свою треугольную головку и, время от времени выстреливая из пасти язычком, уставилась на Петьку немигающими глазками. Зайцев понял: если он сейчас резкое движение сделает или просто лишний раз шевельнется, змеюка тотчас же на него бросится.

Вот уж влип так влип! Петька теперь не знал, чего больше бояться — то ли Трясучки, шаркавшей и топавшей уже совсем рядом, то ли гадюки, ворочавшей головой в нескольких шагах от него. Змея была так близко, что запросто могла бы достать Петьку одним броском. Он ее очень хорошо разглядел, даже заметил какую-то странную белую полоску вокруг шеи — казалось, будто ниточка обвязана.

Пожалуй, Трясучка его все-таки меньше пугала. А ведьма она или нет — это вопрос недоказанный. Ведь про каждого человека можно что угодно придумать. Придумал же Игорь про Петьку, будто тот — экстрасенс. В конце концов, и та баба, которая пыталась себе чужого жениха приворожить, могла просто от злости наврать, из-за собственных несчастий и неурядиц могла придумать, будто Трясучка — колдунья. Ведь никто не любит сознаваться в том, что сам в своих бедах виноват, — все виноватых ищут. Это Петька и по себе знал. Например, если он не попадал по воротам, когда они в Москве играли в футбол или хоккей, то всегда начинал орать: «Ну и пас отдали!», а ведь сам прекрасно понимал, что пас был хороший, только вот воспользоваться им ему собственная небрежность помешала.

И кроме того: даже если Трясучка колдунья, то она все-таки тоже человек. С ней поговорить можно, извиниться за то, что забрался на ее грибное место. Можно даже отдать ей все эти грибочки, если на то пошло. Старуха все же лучше, чем эта безмозглая гадина, которая умеет только шипеть да кусаться. У гадюки ведь никаких мыслей нет — одни рефлексы, да и те безусловные! Впрочем, может, какие-то мысли и есть, но их можно по пальцам сосчитать. Мысль № 1: вижу что-то теплое — и думаю: можно это скушать или нет? Мысль № 2: вижу, что оно большое, — может ли оно скушать меня? Мысль № 3: укусить или уползти побыстрее? Ну, и так далее…

В общем, к тому моменту, когда в поле зрения Петьки наконец-то появилась Трясучка, он ей чуть ли не обрадовался. Тем более что сразу после этого змеюка перестала смотреть на Петьку своими жуткими немигающими глазками, быстренько размотала свое кольцо и уползла в траву, росшую вокруг елочек. Похоже, что гадина Трясучку испугалась, — должно быть, и на нее, холоднокровную тварь, действовала липкая холодная волна страха, незримо распространявшаяся от бабки во все стороны.

Похоже, что сегодня Трясучка и впрямь неважно себя чувствовала. Вчера она спокойно передвигалась на своих двоих, да еще и полные корзины рыжиков на коромысле несла. А сегодня у нее на коромысле висели совсем пустые лукошки. И шла бабка на самодельных костылях, то есть держала под мышками большие осиновые рогульки. Опираясь на эти рогульки и держась трясущимися руками за какие-то боковые сучки, бабка переносила рогульки вперед и делала шажок — таким вот образом кое-как передвигалась. Из-под черного платка по-прежнему торчал только крючковатый нос с бородавками, но цвет его был не сизый, как вчера, а желтовато-зеленоватый, будто у покойницы. Последние несколько шагов Трясучка сделала с большими усилиями, едва не упав, но все же добралась до бугорка. С трудом стряхнув с плеч коромысло с лукошками, она из последних сил, опираясь на свои костыли-рогульки, вскарабкалась на бугорок…

Плюх! Петька глазом моргнуть не успел, как бабка не то свалилась, не то нарочно прыгнула в колодец! Брызги поднялись столбом, но, вопреки законам физики, на землю не упали и за несколько секунд превратились в облако радужного тумана, которое окутало весь бугорок с колодцем. А потом, еще минут пять, Петька сквозь этот туман ничего разглядеть не мог.

Зайцев стоял и думал: «Удрать отсюда побыстрее или же досмотреть все до конца, узнать, чем дело закончится?» Очень уж ему хотелось выяснить, утопилась бабка Трясучка в колодце или нет. А чтоб броситься на помощь и спасать старуху — такого и в мыслях не было, потому что страшновато вмешиваться в колдовской процесс…

В том, что ничего ужасного с Трясучкой не случилось, Петька убедился, когда радужный туман наконец-то рассеялся.

Бабка Трясучка не только не утонула, но даже не промокла! Все ее черное одеяние казалось совершенно сухим, будто его совсем недавно утюгом выгладили! Более того: Трясучка явно помолодела. Конечно, она и теперь выглядела старухой, но все же стала моложе… У нее и плечи расправились, и руки трястись перестали, и морщин поубавилось, и лицо порозовело, а нос был уже не зеленоватым и даже не сизым, как вчера, — сейчас он казался чуть-чуть малиновым. Правда, бородавки и пупыри с него никуда не исчезли.

Но костыли ей теперь, конечно же, не понадобились. Бабка Трясучка теперь не хуже бабушки Насти могла ходить. Она даже подбоченилась и поплясала немного у колодца — должно быть, проверяла, как ее ноги держат. Наконец нагнулась, подобрала коромысло с лукошками и пошла от колодца. Но направилась не вниз по ручью, не в Мертвую деревню, а куда-то дальше — там изб уже не было, казалось, там сплошная чаща стояла.

Теперь бы Петьке подхватить корзинки да поспешить к оврагу! Но его разобрало любопытство. Конечно, сейчас он уже наверняка знал: Трясучка — колдунья. И все же ему ужасно захотелось поглядеть, что она будет в этой чаще делать. Кроме того, хотелось еще разок взглянуть на колодец. Потому что колодец был волшебный — в этом у Петьки никаких сомнений не оставалось.

Наконец Трясучка скрылась за елками, и Петька осторожно вылез из своего укрытия. То и дело озираясь — а вдруг Черный Бык откуда-нибудь выскочит? — он осторожно взобрался на бугорок и заглянул в заполненную водой яму, вернее, в черный провал колодца. Бревна действительно почернели от времени и обросли водяной травой — то есть все было в точности как во сне.

И самое неприятное: как и во сне, Петьке жутко пить захотелось. Конечно, вода в колодце вроде бы осталась чистой, Трясучка ее ничуть не взбаламутила. Но неужели он станет пить водичку после того, как в ней ведьма искупалась?! Нет уж, увольте! К тому же Петька прекрасно помнил, как в его вчерашнем сне появился Черный Бык. А появился он тогда, когда Петька решил пригоршню воды зачерпнуть и протянул руки к колодцу. В какой-то момент Петьке даже почудилось, что кто-то смотрит ему в спину, и он нисколько не сомневался: обернувшись, непременно увидит огненные глаза Черного Быка…

Собравшись с духом, Петька обернулся, но ничего не увидел. Вернее, увидел лишь вросшую в землю избу — ту самую, тринадцатую, из-за которой Бык выпрыгнул во вчерашнем сне.

Тем не менее Петька поспешил отбежать от колодца. И, конечно же, отказался от идеи последовать за Трясучкой в чащу. Нет уж, хорошего понемножку! Неизвестно, что бы произошло, если б Трясучка его заметила. Достаточно и того, что он сидел под елкой в двух шагах от ядовитой гадюки.

Вернувшись к своим корзинам, Петька уже собрался ухватиться за ручки, но вдруг в ужасе отпрянул.

В одной из корзин, в той, куда он положил три белых гриба, свившись в кольцо, лежала огромная гадюка! Та самая, что пряталась под елками рядом с Петькой. Темно-серая, с едва заметными зигзагами на спине и странной белой «ниточкой» вокруг шеи…

Тут уж Зайцев не выдержал… С диким воплем, не разбирая дороги, он помчался неведомо куда, лишь бы побыстрее удрать от страшного места. Сколько он так бежал, не запомнил, но остановился, лишь когда совсем выдохся.

— Ау-у! — послышался совсем рядом знакомый голос.

— Ау! Я здесь, бабушка! — обрадовавшись, заорал Петька.

Он направился в ту сторону, откуда кричали, и через минуту увидел бабушку; она шла с корзинками, полными грибов.

— Ну, хоть один неслух нашелся, — облегченно вздохнула она. — Сказано же было: аукайте, если далеко уйдете! А где корзины посеял?

— Там… В Мертвой деревне… — пробормотал Петька. — В них змеюка забралась… здоровенная!

— Была нужда в это поганое место ходить, — проворчала бабушка Настя. — А Ленка где?

— Не видел, — пожал плечами Петька. — Я думал, она с тобой осталась…

— Вот коза вредная! — нахмурилась бабушка. — Она раньше твоего куда-то усвистала. И откликаться не стала. Выросла, видишь ли, ростом бабку перегнала! А ума-то — чуть! Ну, погоди, вернешься — я тебе мозги прочищу! Ладно… Идем корзины искать.

— Я боюсь… — пролепетал Петька. — Вдруг там змея еще осталась?

На самом деле он уже не змеи больше боялся, а колдуньи Трясучки. Вдруг это она змею подослала?

В сказках ведьмам всегда разные противные твари служат — пауки, жабы, вороны, ну, и змеи, конечно.

— Да уж… — усмехнулась бабушка. — Делать ей больше нечего, как только в твоей корзинке сидеть. Змеи ведь грибов не едят. Может, лягушонок какой-нибудь туда запрыгнул, а змеюка — за ним. Проглотила — и полежала малость, чтоб лучше переварился. А потом вылезла и дальше поползла.

Но на всякий случай бабушка Настя срезала крепкую и длинную палку — целый шест.

Вскоре они опять вышли к ручейку, добрались до знакомого пенька и вдруг услышали приближающиеся шаги. Шаркающие и притопывающие, но все же более бодрые, чем вчера. К тому же Трясучка не просто шла и топала, а еще и в такт своим шагам песенку напевала. Скрипучим, противным, но довольно бодреньким голосом. На душе у этой ведьмы было очень весело. Во всяком случае, ее голос звучал гораздо веселее, чем вчера.

— пела старуха.

Песенка у нее, как видно, только из этого куплета и состояла. Но пропела его Трясучка много-много раз.

Бабушка Настя и Петька, как по команде, спрятались за куст и дождались, когда Трясучка со своей песней пройдет мимо.

— Мать Пресвятая Богородица, спаси и помилуй нас! — произнесла бабушка, перекрестившись, когда Трясучка наконец-то удалилась за деревья. — Уползла, змея подколодная…

— Может, не будем корзины искать, а? — пролепетал Петька.

— Вот еще! — расхрабрилась бабушка. — Ведьме этой грибы дарить? Да ни в жисть! — И пошла в горку, вверх по ручью.

И тут рядом с большой елкой они увидел и две корзины, наполненные грибами.

— Твои, что ли? — спросила бабушка.

— Н-нет… — помотал головой Петька. — Мои гораздо дальше стоят, у колодца.

Бабушка подошла к корзинам и насупилась.

— Твоя правда. Ленкины это корзины! Куда ж она сама подевалась? Лена-а! Ау-у!

Петька тоже покричал на пару с бабушкой, но никто, кроме эха, не отозвался.

— Ладно, — нахмурившись, произнесла бабушка, — покамест не ночь, даже до полдня далеко. Да и девка уже большая, не грудничок, не пятилетка, по лесу хаживала много. К тому же до дороги отсюда недалече — выйдет как-нибудь. Пошли за твоими корзинами.

Петькины лукошки обнаружились нетронутыми, там, где он их оставил — у елочек. Никаких змей ни в корзинах, ни поблизости не ползало.

— Одна беда, — вздохнула бабушка. — Рук — четыре, а лукошек — шесть. Ладно уж, голь на выдумки хитра — дотащим…

Бабушка взяла палку, приготовленную, чтоб со змеей воевать, вырезала на ее концах по две глубокие зарубки, чтоб зацепить дужки лукошек, а середину обмотала своим пуховым платком. Получилось коромысло, на котором можно было сразу четыре корзинки нести. Бабушка присела и уложила коромысло на плечи, так что середина, обмотанная платком, пришлась ей на шею. Затем выпрямилась, придерживая крайние корзины руками.

— Ну, если Ленка раньше нашего домой прибежит… — прокряхтела бабушка. — Не посмотрю, что выросла, — вырежу хворостину и так надеру, что сидеть не сможет!

Когда они проходили мимо того места, где обнаружились Ленкины корзины, Петька случайно бросил взгляд на землю около ручья — там не было травы — и увидел на глине отпечаток каблука с крестиком. Его оставил правый сапог Трясучки, когда она поднималась вверх…

У Петьки в голове что-то законтачило. А что, если именно здесь Лена повстречалась с колдуньей? Не потому ли бабка Трясучка такая веселая, что какую-то пакость сотворила? Как у нее в песенке пелось? «Кто мои грибы берет, тот кого-то не найдет!» Не «что-то не найдет», а «кого-то не найдет». Может, это она Лену имела в виду?