9 ноября, 10:00

Дженни сидит в кресле для пациентов и нервно комкает подол рубашки. У нее долгая история, в которой было много насилия, и теперь каждый человек, обладающий хоть какой-то властью, ассоциируется у нее с опасностью и вызывает страх. В «Туфлосе» она не очень давно и все еще оправляется от даже не моральных, а вполне физических ран.

– Как у вас с соседкой по комнате? Все нормально? – Обычно я начинаю сеанс с чего-то несерьезного и не относящегося к делу напрямую. Таким образом пациенты немного привыкают к обстановке и легче переходят к обсуждению более болезненных тем.

– Ташондра? Она хорошая. Я думаю, мы хорошие соседки. Она очень чистоплотная и аккуратная и держит все свои вещи на своей стороне. И я тоже стараюсь делать то же самое. Она здесь уже давно, все знает и помогает мне привыкнуть к людям и врачам, и все такое. И еще она дает мне пользоваться своим лосьоном.

– Рада это слышать. Ташондра и вправду очень милая. И мне приятно знать, что тебе здесь удобно и нравится комната. Как ты чувствуешь себя после детоксикации?

Дженни пришлось пройти через процедуру очистки организма, прежде чем ее приняли в «Туфлос». Она была героиновой наркоманкой и испытала на себе все ужасы синдрома отмены.

– Лучше, но все еще не очень хорошо. Раньше мне было так плохо. Словами не передать. Герыч высасывает из тебя жизнь, а когда ты не можешь получить дозу, он высасывает из тебя еще больше. Я думала, что мне никогда не полегчает. Это страшно, когда у тебя ломка. Дико страшно. – Она обхватывает руками живот и раскачивается взад-вперед.

– Да, очень страшно. И ты очень храбрая и вообще большая молодец, что решилась пройти процедуру лечения, так что теперь у тебя никогда не будет ломки. Теперь, когда физическая зависимость под контролем, мы будем посвящать больше времени обсуждению психологической и эмоциональной зависимости от наркотиков. Я немного изменила расписание твоих групповых сеансов, чтобы включить туда еще и сеансы восстановления и сеансы для больных с двойным диагнозом. Как ты считаешь, ты к этому готова?

– А что такое двойной диагноз? – спрашивает Дженни, ковыряя незаживший шрам на голове.

– Двойной диагноз – это когда человек страдает одновременно от алкогольной или наркотической зависимости и вдобавок у него какое-либо психическое заболевание или расстройство. Когда ты борешься сразу и с тем и с другим – это уникальное стечение обстоятельств и это очень трудно, так что мы стараемся оказывать таким пациентам максимальную поддержку. Делаем все, что можем.

– О’кей, вроде звучит нормально. А о чем мы будем разговаривать на наших с вами сеансах? – Все это время Дженни потягивала рукава книзу, теперь она заворачивает их, и я вижу оставшиеся следы от уколов. Темные точки покрывают ее руки начиная от локтей и заканчивая чувствительными местечками между пальцами.

– Что ж. Сегодня я хотела начать с того, чтобы ты рассказала мне немного о том, как стала употреблять наркотики. Когда это началось, что ты попробовала… Как-то так. Ты готова?

– Да, я готова. – Она делает глубокий вдох и собирает то, что осталось от ее волос, в неаккуратный узел на голове. – Я начала принимать наркотики, когда была еще совсем молодой. Очень молодой. Даже маленькой. Я еще училась в школе, и меня выкинули в десятом классе, так что мне было лет двенадцать или одиннадцать, не больше.

Мамы никогда не было дома. Она работала на двух работах, а после этого шлялась по барам, и мы с сестрой все время сидели одни. Моя сестра, Джеки, на четыре года старше. Она постоянно приглашала к себе друзей и бойфрендов, они всегда торчали у нас. Сидели в ее комнате и курили травку или сигареты или пили. И слушали музыку. А ее комнатой считался гараж.

Иногда я тоже заходила в гараж, когда она была там с друзьями. Просто сидела и пялилась на них, но не курила и ничего такого не делала. Сестра была не против. Некоторые из ее друзей хорошо ко мне относились. Был там один парень в компании, которому я нравилась, наверное. Его звали Ронни.

Однажды – не знаю, где были все остальные, наверное, болтались где-то по дому – он подошел и сел со мной. Я сидела в углу, рядом с мусорным баком. И он спросил, курила я раньше траву или нет, а я сказала, что курила, хотя это была неправда. Просто мне не хотелось, чтобы он считал меня маленькой девочкой, которая ничего не знает.

Я молча улыбаюсь и вспоминаю, как я была маленькой девочкой в компании старших ребят и врала, будто что-то там делала. А на самом деле только видела, как этим занимались старшеклассники на вечеринках.

– И вот он дал мне косячок и сказал – докажи. Я затянулась, но слишком глубоко. Я-то думала, что это как курить сигареты, а сигарету я раз уже успела попробовать. И начала кашлять, так сильно… думала, задохнусь. А потом меня дико затошнило, я поняла – сейчас вырвет, и выбежала из гаража, и меня вывернуло прямо на подъездную дорожку. Ронни вышел вслед за мной и, пока меня рвало, растирал мне спину. Он сказал, что я все сделала отлично и теперь могу пойти и посидеть с ними. – Дженни смотрит на меня и грустно, ностальгически улыбается. – Сама не знаю почему, но тот вечер я помню очень хорошо. А после этого все как будто в тумане, все смешивается. Я стала сидеть в компании каждый раз, когда они приходили, и каждый день курить травку. Сначала боялась, слышала, что наркотики – это плохо, и все такое. Но все они говорили, что это растение, оно выросло из земли, это натурально, а вредны только химические наркотики. Послушать их, так мы не делали ничего плохого, это было совершенно нормально и естественно. Ронни всегда сидел рядом со мной и гладил меня по спине и по ногам.

Иногда мне было даже неудобно, потому что он был намного старше меня, но его внимание мне очень нравилось. И кроме того, я знала, что Джеки никогда не допустит, чтобы со мной случилось что-то плохое. А потом он начал приносить герыч. И они опять сказали, что героин делают из растения, того самого, чем посыпают бублики. Из мака. И что, типа, если я ем бублики с маком и со мной ничего не случается, то все нормально, потому что это то же самое. – Дженни фыркает и качает головой. – Поверить не могу, что я всерьез думала, будто герыч и мак на бублике – одно и то же.

Она продолжает рассказывать, как Ронни перевязал ее руку резиновым жгутом, потому что ремни, которыми пользовались они сами, оказались слишком большими для ее тонкого подросткового тела. Ее история так похожа на рассказы других здешних пациентов. Дженни быстро подсела и на героин, и на Ронни, и, конечно, через некоторое время ситуация кардинально изменилась. Ронни начал требовать кое-что взамен. С Дженни работали специалисты по десенсибилизации^[6], и она пересказывает все так спокойно, как будто зачитывает список покупок. Слово «изнасилование» потеряло свое страшное значение, и Дженни ровным голосом сообщает, как иногда Джеки заступалась за нее и предлагала, чтобы Ронни насиловал ее, а не двенадцатилетнюю сестру.

– Дженни, наше время на сегодня подходит к концу, так что я хотела бы остановиться и поблагодарить тебя за то, что ты нашла в себе смелость откровенно все рассказать. Думаю, стоит добавить тебе в расписание еще один групповой сеанс, для женщин, переживших сексуальное насилие. Там они вместе учатся справляться с тем, что с ними произошло. – Пока я говорю, Дженни бодро кивает.

Когда она поворачивается ко мне спиной и идет к двери, я вижу шрамы у нее на голове. Вырванные пряди волос. Следы от уколов на руках. Слава богу, алкоголь не оставляет никаких следов. Во всяком случае, меньше. Я думаю о том, как Ронни воспользовался ее беспомощностью, загнал в угол, подсадив на героин, и не дал ей убежать. Я думаю о Лукасе. И о том, удастся ли мне уйти, сохранив при этом все свои волосы.