XIX

Женщина за конторкой портье в отеле на Бейсуотер-Роуд враждебно нахохлилась, когда Филип доверительно перегнулся в ее сторону через барьер.

— Я на днях с вами разговаривал, мисс…

— Перкинс. Мисс Перкинс. Да, я вас помню. Вы расспрашивали про свою тетку, миссис Пакстон. Нашли вы ее?

— В том-то и дело, что не совсем. Во всяком случае, мне так кажется.

Вид у женщины был озадаченный.

— Вы хотите сказать, у вас нет уверенности?

— Да, полной уверенности нет. Вы не можете точно описать, как она выглядела?

— Как вам сказать? Ну просто старая женщина, ничем особенно не примечательная. Ну, конечно, седые волосы. Никаких особых примет нет, как выражается полиция.

— Плохо, — любезным тоном отозвался Филип. — Она была высокая?

— Да, довольно-таки. Для старой женщины держалась очень хорошо.

Внезапно Филипа осенила некая идея. Достав из кармана карандаш, он начал быстро набрасывать на бюваре портье рисунок.

— Похожа она была вот на это изображение?

Мисс Перкинс внимательно изучила рисунок и, нервно хихикая, произнесла:

— О-о-о! Какой огромный нос! Нет, я не думаю, чтобы у нее был такой большой нос.

— Но был ли ее нос длинным?

— Да, пожалуй. Я думаю, можно сказать, что он был довольно длинным. А к чему вы клоните, позвольте спросить?

— Я просто пытаюсь выяснить для себя одну деталь, которая меня тревожит. Видели ли вы когда-либо вот эту вещь?

Когда он положил на стол золотой фермуар, мисс Перкинс так и отпрянула.

— Ах, ну конечно, видела. Эта вещица принадлежит миссис Пакстон. Она часто ее носила. Ну что ж, если вы заполучили это, значит, вы нашли свою тетку, — не так ли? А иначе… — глаза ее чуть не вылезли из орбит, — каким образом она могла очутиться у вас?

— Это уже другая история, — ответил Филип. — Большое спасибо, мисс Перкинс. Вы очень мне помогли.

— Но что вы собираетесь делать? Что здесь — заговор какой-нибудь? Если да, — кричала ему вслед мисс Перкинс, и голос ее был резким от чувства полного бессилия, — почему вы не обращаетесь в полицию?

— Сейчас не могу вам сказать. Следите за газетами.

На улице Филип вошел в телефонную будку и набрал номер квартиры Авроры.

— Алло! — услышал он взволнованный голос Лидии. — Филип, это вы?

— Да. Что случилось?

— А откуда вы знаете, что что-то случилось?

— По вашему голосу, дурашка. — Он не добавил, что прекрасно изучил все ее интонации и мог сразу сказать, когда она счастлива, когда утомлена, когда страдает от разочарования или угрызений совести и даже когда пытается под маской спокойствия скрыть свои истинные чувства. О Лидии ему были известны все эти мелочи, в то время как об Авроре он никогда ничего подобного не знал…

— Мне позвонил какой-то человек, которому попалось на глаза наше объявление.

— Кто это был? Что он говорит?

Филип, находившийся под свежим впечатлением огорчительного и на многое проливающего свет разговора с мисс Перкинс в отеле, испытывал сейчас такое же напряженное волнение, как и Лидия.

— Он говорит, что он держит кафе на Портсмуд-Роуд. Он не знает Бландину, но месяца два назад старая женщина, которую называли этим именем, останавливалась возле его кафе, чтобы выпить чаю. По крайней мере Бландина была пассажиром в машине, где сидели еще два человека. Он сказал, что обратил внимание на имя потому, что оно необычное.

— Вы узнали его точный адрес?

— Конечно! А вы как думали? — спокойно ответила Лидия. — Когда мы туда отправимся?

— Сейчас. Я сию минуту к вам подъеду. Как Джун?

— У нее два роскошных синяка. Она говорит, что в остальном чувствует себя хорошо и даже получает удовольствие от всей этой ситуации. Я покупаю для нее продукты, потому что она не хочет, чтобы люди думали, что ее побили. Когда вы появитесь?

— Через пятнадцать минут. Если вы перестанете разговаривать. Интуиция мне подсказывает, что времени нам терять не стоит.

— Хорошо. Это позволит мне сбегать что-нибудь купить Джун для ленча, — невозмутимо ответила Лидия. — Без меня не уезжайте… — Эти слова эхом отзывались в голове Филипа, пока он нетерпеливо прокладывал себе путь через Лондон в удручающе медленном потоке уличного движения. Если бы только она знала, что за последние недели стала для него больше чем привычкой. Он неизменно желал увидеть ее исполненное напряженного внимания живое лицо, ее короткие всклокоченные волосы, ее быстрый отклик, ее импульсивную и безрассудную доброту. Она зажгла в нем что-то такое, что откликалось на красоту иного рода, нежели изысканное совершенство Авроры. Но он совершал ошибки, — неправильно выбрал момент, чтобы сказать ей об этом, почувствовал себя связанным неким обязательством верности Авроре, на которой как-никак собирался жениться.

К тому моменту, когда он добрался до квартиры на улице Сент-Джон Вуд, мысли его стали бессвязными. Сидя в машине, он нажимал на клаксон до тех пор, пока Лидия стремительно не выбежала из двери, как всегда без шляпы, с розовыми щеками.

— Еле успела. Джун старается никому не показываться на глаза, хотя вас она, наверное, была бы не прочь увидеть. Она оказалась гораздо большим молодцом, чем я думала вначале. Она и сегодня будет внимательно прислушиваться, не будет ли каких подозрительных звуков. Но думаю, после вчерашней ночи у этого малого хватит ума держаться подальше. Он, вероятно, читал газеты, чтобы выяснить, нашли ли тело Джун. — Она бросила на него грустный взгляд. — Опять слишком много говорю.

— Продолжайте, — мягко сказал Филип. — Но только сделайте на минутку передышку, чтобы сообщить, куда нам ехать.

— Простите. Знаете, когда я не болтаю, это жуткое волнение — или как его лучше назвать — просто поднимается во мне какой-то волной. Мы должны искать кафе, устроенное из фургончика и расположенное на обочине дороги перед самым Гилдфордом. Этот мужчина звонил всего полчаса назад.

— Какое впечатление он на вас произвел?

— Довольно медленно говорит и серьезным тоном. Я бы сказала, человек философического склада. Наблюдает жизнь с обочины шоссейной дороги. Удалось вам сегодня утром что-нибудь выяснить?

Филип кивнул и небрежно выложил свою информацию:

— Фермуар принадлежит Бландине. Или принадлежал.

— Бландине?! В таком случае, вы думаете, Арманд его украл? Или взял его на хранение? И именно поэтому так важно его вернуть?

— Мы могли бы съездить в «Гринхилл» и выяснить. Что вы на это скажете? Сообщим ему, что незачем разгуливать и бить женщин по голове, чтобы вернуть свою драгоценность.

— И потребуем, чтобы нам объяснили, что находится во всех этих спальнях, — задыхаясь добавила Лидия.

— Насчет спален не уверен. Но мы можем попробовать взять их на пушку. У меня такое впечатление, что они все настроены настолько всерьез, что блефа ни за что не распознают.

— Арманд будет в Лондоне.

— А мне кажется, нет. Сразу же после моего звонка к вам я позвонил в его контору. Никто не ответил. Я думаю, месье Арманд, возможно, сегодня проводит день у себя дома. Неудивительно, знаете ли, что он уволил свою секретаршу. Ей, возможно, пришлось бы отвечать на слишком многочисленные неприятные вопросы.

Лидия с шумом вздохнула:

— Мне кажется, я просто не выдержу, — так много всего происходит.

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Филип. — Мы выпьем по две порции виски с заведующей почтовым отделением. Она в результате, возможно, даже припомнит покойную тетю Ханну. Когда мы завершим воскрешение тетушек, мы…

— Что? — с испугом спросила Лидия.

— Не знаю. Но мне почему-то кажется, как ни странно это звучит, что в результате мы найдем Аврору.

Хозяин кафе был тощим высоким мрачным человеком, погруженным в чтение книги, которую ему не хотелось откладывать в сторону. Наконец он все-таки это сделал, тщательно отметив место, на котором остановился, и спросил, чего они желают.

— Чаю, — весело сказала Лидия. — Мы поговорим, пока будем его пить.

Хозяин был очень проницателен.

— Вы те самые люди, которые спрашивали про старую даму?

— Совершенно верно, — ответил Филип. — Можете ли вы что-либо нам сообщить?

— Ничего, кроме имени. Оно застряло у меня в памяти из-за своей необычности. Еще мне запомнилось, что у нее был какой-то потерянный вид. Она внушала мне некоторую тревогу. Живу я тут одиноко, так что клиенты вызывают у меня интерес. Я отмечаю все необычное в их поведении. Та старая женщина произвела на меня впечатление, и, когда сегодня утром я прочитал ваше объявление, мне тут же пришло в голову: наверняка они разыскивают ту самую даму. Понимаете, имя-то необычное — Бландина. Я никогда раньше его не встречал, даже в книгах, а я много читаю. Мадам, желаете ли молока и сахара?

— Спасибо, — сказала Лидия. Она с восхищением следила за тем, как ловко, экономными движениями он разливал чай. Она заметила, что читал он «Дневник деревенского священника». По-своему, он так же запоминался, как Бландина.

Филип вытащил набросанный им рисунок:

— Было ли у той старой дамы какое-либо сходство с этим рисунком?

Склонив голову на сторону, мужчина внимательнейшим образом изучил лицо, изображенное Филипом.

— Простите, сэр. Вы проделали путешествие сюда напрасно. Если вы разыскиваете вот эту даму, я ее не видал.

— Вы совершенно уверены? — воскликнула Лидия.

— Совершенно уверен, мадам. Дело, правда, происходило поздно вечером, но в машине был зажжен свет, и я разглядел ее совершенно отчетливо. Она была совсем не такая. Более поникшая, сморщенная, если вам понятно, что я имею в виду. Такая, какой становятся старые люди, когда они вроде как усыхают. Можно сказать, как бы сами себя поглощают. Эта старая дама была именно такой и какой-то испуганной и потерянной, как если бы она сама не понимала, каким образом очутилась на заднем сиденье этой машины.

— А какой марки автомобиль это был? Вы заметили?

— Конечно, заметил. — Мужчина выпрямился, понимая, что его наблюдательность поставлена под вопрос. — У меня тут не часто останавливаются «ягуары». Обычно они, так же, как «бентли» и «роллс-ройсы», подъезжают к дорогим пивным барам.

— А с кем была эта старая дама? — тихо спросил Филип.

— С каким-то мужчиной и девушкой. Девушка была хорошенькая. Она, как мне показалось, успокаивала старую женщину. У меня сложилось впечатление, что они как бы невзначай — понимаете ли, что я имею в виду? — остановились выпить чаю, потому что старой даме требовалось что-то укрепляющее. Но им хотелось проделать все быстро, незаметно, не привлекая к себе внимание. Да, вот такое у меня сложилось впечатление. Мужчину звали Армандом. Это я помню. Его имя произнесла девушка. В общем, оба имени были довольно необычными. Но особенно меня поразила Бландина.

— Благодарю вас, — сказал Филип. — Вы очень нам помогли.

— Вы считаете, это та самая дама, которую вы разыскиваете, сэр?

— Да, я думаю, несомненно. Это она.

— Я не могу вам сказать, куда они направлялись. И я уверен, что и старая дама этого не знала. Она что-то такое говорила про незнакомую дорогу. Конечно, поскольку я все время пребываю в одиночестве, я слишком много читаю. Но мне почудилось, что ее просто похищают. Вот так, понимаете ли, везут куда-то, где ей вовсе не понравится быть. Скорее всего, в один из домов для престарелых, где ей совсем не хотелось бы оказаться. Еще чаю, сэр?

— Нет, спасибо. Боюсь, что вы действительно много читаете или у вас слишком богатое воображение.

Мужчина согласно кивнул:

— Думаю, вы правы. Я наблюдаю за всеми этими машинами, проносящимися день и ночь мимо, и спрашиваю себя, куда, черт побери, они мчатся и знают ли о том сами. И вот тогда-то я утыкаюсь носом в книгу про давние времена, когда люди славно так, потихонечку передвигались в экипажах со скоростью несколько миль в час. Вот такая жизнь была бы по мне. Тогда вы твердо знаете, куда направляетесь. Вас не уносят куда-то в ночь, как бедную старую Бландину. Еще чаю, мадам?

— Нет, большое спасибо. Очень хороший чай. Нам надо ехать. Мы тоже спешим. Но мы знаем, куда едем. По крайней мере… — Лидия запнулась. Казалось бы, что могло быть более обычным и нормальным, чем этот автофургон, припаркованный у обочины шоссе, с опущенными бортами, превращенными в стойки, и эти машины, торопящиеся мимо, облака, медленно перемещающиеся по летнему небу, запахи горячего сладкого чая, бензиновых паров и дыма от далекого костра. Тем не менее все вдруг начало казаться совершенно нереальным, таким же нереальным, каким оно должно было представляться сбитой с толку старой женщине, скрючившейся, невзрачной, уносимой куда-то в ночь, в неизвестном направлении.

Лидия начала упражняться в изображении дружелюбной легкой улыбки задолго до того, как они подъехали к «Гринхиллу». Миля мелькала за милей, и дорога начала становиться ухабистой; сердце у нее снова начало биться неровно. Она начала вслух репетировать:

— Это опять мы — можете себе представить?! Как тетя Клара? И тетя Бландина? Наверное, вам не хватало этой вещицы? А вы знали, что племянник Арманд ею завладел и отдал чьей-то невесте? — Она вдруг замолкла. — Филип! Но кто же муж Авроры?

— Меня удивит, если я узнаю, что он у нее вообще есть. — Филип произнес это тихим, но мрачным голосом, от которого легкомыслие Лидии мигом улетучилось.

— Вы хотите сказать, что она всего лишь подсадная утка или что-то в этом роде?

— Она в этом замешана, я уверен. Как именно, не знаю. Но если я не ошибаюсь, мы сегодня же это выясним.

Лидия обхватила себя руками. Она не желала допустить, чтобы ее снова охватила дрожь. Такое жалкое проявление слабости!

— Если Аврора не замужем, а живет «во грехе», для папы она вообще перестанет существовать. Даже если она поступает так под дулом пистолета, он вряд ли одобрит. О господи! Мы почти уже приехали!

— Если вы нервничаете, может, останетесь в машине?

— Остаться в машине? Что вы такое говорите?!

Филип широко улыбнулся и уже знакомым движением накрыл ее руку своей ладонью.

— А знаете что, Лидия? Я вам раньше не говорил. Это казалось как бы нелояльным. Но Аврора сама предложила мне на ней жениться, прежде чем я надумал сделать ей предложение.

Лидия посмотрела на него с удивлением:

— Но ведь, сколь ни важно соблюдать хороший тон и все такое прочее, мужчина отнюдь не обязан принимать предложение женщины?!

— Конечно, нет. Я был от нее без ума. Я бы все равно пришел к такому решению, но так все получилось чуточку быстрее.

Лидия отнеслась к его словам скептически.

— Я думаю, это неверно. Наверное, она боялась вас потерять.

— Нет, дело не в этом. Скорее, она пыталась бежать от чего-то, что пугало ее. Я представлял для нее какое-то решение проблемы. И я в самом деле был от нее без ума. Красивая женщина всегда действует на меня одуряюще. В будущем имейте это в виду — когда я начну вести себя странно, дайте мне хорошего пинка.

— Хороший пинок — это мой конек, — весело срифмовала Лидия.

Он сказал «в будущем». После того, как этот кошмарный визит, который они наносят среди бела дня, при ярком свете солнца, закончится…

Дом казался очень тихим, все его окна были закрыты. Но в этом ничего необычного не было. Он никогда не проявлял заметных признаков жизни. Надо было нажать кнопку дверного звонка, затем послышатся шаги, свидетельствующие о том, что кто-то есть дома.

Лидия, стоявшая рядом с Филипом у порога, ждала. Она обратила внимание на то, что газон не подстрижен. Наверное, у Жюля было последнее время слишком много работы по дому, чтобы он мог уделять внимание своим обязанностям садовника. Странно, что вообще ухаживали за такой небольшой частью сада. Дальше все заросло травой и сорняками, пробивавшимися между заброшенными клумбами роз и кустами.

— Никто не идет, — прошептала Лидия.

Филип снова нажал на звонок и долго не отнимал палец. Он слышал отдававшийся в глубине дома звон. Тем не менее никто не спешил открывать. Дверь оставалась на замке. Окна были закрыты и не освещены.

— Они говорили, что уедут, как только мисс Уилберфорс станет лучше, — сказала Лидия. — Может, они уехали, не считаясь с тем, стало ли ей лучше или нет, — как вы думаете?

— Убрались прежде, чем мы снова появимся? Не может же быть, что они до такой степени нас боятся?

— Бог ты мой! А вдруг — да? Наверное, очень уж у них совесть не чиста! Почему? Филип, мы обязательно должны узнать.

— Я согласен, — коротко сказал он.

— Тогда чего мы здесь стоим? Никто эту дверь не откроет. Давайте подойдем к черному ходу. Если дома никого нет, тогда, понимаете…

— Понимаю. Мы ворвемся внутрь.

— Но нам обязательно надо найти что-то незапертое. Наверное, тут все на таких же прочных запорах, как лондонская Тауэр.

— Если они бежали второпях, тут, возможно, была допущена промашка. Давайте проверим.

Спустя десять минут они уже были в доме. Разболтанный шпингалет на окне кладовки уступил их совместному натиску и позволил тихо проникнуть внутрь.

Однако теперь Лидию одолел страх. А что, если дом все-таки не пустует, а его обитатели сознательно не отвечают на звонки? Вдруг у следующего поворота коридора они наскочат на Бландину, молчаливую, страшную.

В большой комнате видны были остатки торопливого завтрака. В мойке неряшливо оставлены немытые тарелки, на столе валялась яичная скорлупа, стоял стакан с недопитым молоком. Филип быстро сосчитал: четыре чашки.

— Клара, Бландина, Арманд и Жюль, — сказал он. — Очевидно, когда они едят в кухне, Жюль сидит за столом вместе со всеми.

— Меня интересует этот стакан с молоком,

— Возможно, они пытались силой влить его в глотку бедной старой Клары. Ее, наверное, надо было подкрепить перед поездкой. Пошли. Давайте посмотрим в других комнатах.

Холл, столовая и гостиная — единственная часть нижнего этажа, которую Лидия видела в свои прежние посещения, была совершенно такой же, как раньше, если не считать того, что в столовой были задернуты занавески, отчего в комнате было темно и мрачно. Холодная комната. Лидию трясло, но задерживаться ей было некогда, так как ее звал Филип.

— Послушайте, идите сюда, посмотрите.

Он открыл следующую дверь в холле и заглянул в библиотеку, холодную, темную и пыльную.

— Судя по всему, здесь много лет никого не было. Мне кажется, основными комнатами пользовались и поддерживали в них порядок, а остальную часть дома просто заперли. Я бы не удивился, если бы кроме Жюля здесь никаких других слуг не было.

— Потому что невозможно было найти желающих или потому что хозяева не могли себе позволить держать прислугу?

— А может, потому, что они предпочитали не иметь рядом с собой посторонних?

— Мне сказали, у кухарки выходной день, — сказала Лидия.

Филип отнесся к ее словам скептически.

— Вероятно, это был продолжительный выходной. Я думаю, Арманд бывает здесь редко, а когда бывает, посторонним не слишком радуются. Пойдемте наверх.

Лидия на мгновение заколебалась, поражаясь, как это он может так уверенно шагать по ступеням. Потом она решительно последовала за ним, говоря себе: «Я ведь так хотела заглянуть во все эти закрытые комнаты».

Одна дверь вела в комнату Бландины, другая — в комнату мисс Уилберфорс. Остальные… Ну а если дом все-таки не пустует? Они же не останавливались, чтобы прислушаться и установить, не доносится ли изнутри какие-либо шорохи, и проверить, не ведет ли кто тайком наблюдения за ними.

— Пошли, — крикнул Филип. — Вы знаете, чьи это были комнаты. Во всяком случае, стоячие часы все еще идут.

Да, мерный звук качающегося маятника подчеркивал царящую вокруг тишину. Медленное «тик-так», которое, как она воображала, отсчитывало оставшиеся дни жизни больной Бландины. Однако Бландина еще не дошла до такого состояния, чтобы считать оставшиеся секунды. Она относилась к ним с величайшим равнодушием. Истекали секунды жизни бедняги Клары.

Первая дверь, которую открыл Филип, вела в комнату Бландины.

Лидия невольно заколебалась на пороге. Она была уверена, что на широкой кровати окажется старая дама — нос устремлен вверх, а острые черные глаза упрямо отказываются закрыться.

— Чего вы боитесь? — спросил Филип. — Здесь никого нет.

Кровать имела опрятный вид. Тяжелое покрывало аккуратно натянуто, скрывая возможный беспорядок на постели.

В платяном шкафу, который открыл Филип, было пусто. На туалетном столике ни щеток, ни косметики. Мало что говорило о том, что в этой комнате вообще кто-либо жил. Несколько шпилек, два-три седых волоса на старомодной салфетке, слегка продавленная подушка на сиденье кресла, один из половиков немного загнулся. И это все.

Комната мисс Уилберфорс была почти такой же, если не считать того, что на ночной тумбочке стоял наполовину опорожненный стакан ячменного отвара с лимоном, а кровать была совсем не прибрана. Ее, наверное, подняли с постели в последнюю минуту, когда машина была уже готова.

Знаменитая черная сумка исчезла. Заметила ли хозяйка, что она стала намного легче и те такой раздувшейся?

— Это здесь я высыпала на пол письма, — сказала Лидия, потому что чувствовала: необходимо нарушить пугающую тишину каким-нибудь нормальным разговором. — Интересно, все ли я подобрала? Я не могла как следует смотреть кругом, так как Бландина следила за мной, как коршун.

Она стала на четвереньки, чтобы заглянуть под комод, а потом приподняла тяжелый подзор на кровати.

— О, тут есть письмо! — воскликнула она. — Это одно из тех, которые она писала себе самой. Впрочем, нет! Нет, Филип, вовсе нет! В конверт еще что-то засунуто. Посмотрите! Тут записка, написанная другим почерком. Это…

Голос ее замер. Неуклюже выведенные печатным шрифтом слова поплыли у нее перед глазами:

«Не оставайтесь здесь! Они все убийцы».

— Филип! Кто это написал?

— Мелодрама какая-то, — мягко произнес он.

— Это наверняка тот же человек, который добавил постскриптум на том письме ко мне, — воскликнула Лидия, ответив на собственный вопрос.

— Скорее всего. Сохраните это. И пошли.

Филипу не терпелось увидеть, что еще можно здесь обнаружить. Он понимал, что времени в их распоряжении остается меньше.

Однако остальные комнаты мало что им сказали. Среди них в одной, казалось, еще недавно кто-то жил, так как в ней не было пыли. Остальные находились в том же состоянии, что библиотека внизу, — закрытые, холодные, со слегка затхлым воздухом, давно никем не посещаемые.

Исключение составляла одна комната за поворотом коридора, но она была заперта. Филип тщетно пытался разглядеть что-либо сквозь замочную скважину. Он подергал дверную ручку. Все двери в доме были сделаны из прочного дуба. Работа была мастерская. Выломить их было невозможно. Да и кроме того, что там могло быть, кроме тлена и пыли?

— В лучших традициях сказок, — нетвердым голосом произнесла Лидия. — Дверь, которую ни в коем случае нельзя отрывать. Ах, Филип, пойдемте!

— Боитесь? — непонятным тоном спросил он.

— Да, боюсь. И я стыжусь этого. У меня омерзительное ощущение.

Вдруг внизу послышался какой-то звук. Лидия кинулась в его объятия, пытаясь укрыться в них.

— Успокойтесь! — сказал он. — Если хотите, подождите здесь.

— Нет! Я пойду с вами.

Они торопливо спустились с лестницы.

— Кто тут? — громко крикнул Филип.

В кухне мяукал котенок. Филип с облегчением рассмеялся. Он нашел полосатого бродячего нарушителя порядка и поднял его на руки. Тот очень громко замурлыкал, что никак не вязалось с миниатюрным тельцем зверька.

— Он пробрался сюда следом за нами через окно. Давайте отдадим ему остатки молока Клары.

— А после этого уйдем отсюда, — умоляюще сказала Лидия. — Здесь ничего нет. Откровенно говоря, я просто не могу больше выносить этот дом. Надеюсь, мне никогда больше не придется его увидеть.

Филип вылил молоко в блюдце и стал наблюдать за лакающим котенком.

— Ладно, — наконец вымолвил он. — Но по дороге мы перекинемся парой слов с заведующей почтовым отделением.

Солнце заливало ярким светом странный неухоженный сад с его аккуратно убранной центральной частью — в этом отношении он напоминал и сам дом, в котором было несколько аккуратно прибранных комнат с надраенной мебелью, окруженных непроветриваемыми, заброшенными помещениями.

На кустах рододендронов распускались пурпурные цветы. На лужайке стоял дрозд, словно бы прислушивавшийся к чему-то, а котенок, выбежавший следом за ними наружу, с комичной важностью свернулся в клубок — этакая миниатюрная дремлющая до поры молния.

Яркий свет дня придавал молчащему дому с его неразгаданной тайной еще более жуткую загадочность. Глядя на окна второго этажа, можно было определить окно той самой запертой комнаты. Однако оно выглядело совершенно так же, как и все остальные, — темное, наглухо закрытое.

— Мы с этим еще не покончили, — напомнил Лидии Филип. — Теперь мы в это впутались, нравится нам это или нет.

Лидия вздрогнула и снова взмолилась:

— Пойдемте отсюда.

Начальница почты угостила их чаем и рассказала о машине, быстро промчавшейся по деревне сегодня рано утром.

— Я как раз заваривала себе чай, — сообщила она. — Если бы моя кухня не выходила на улицу, я бы ее не увидела, — она проскочила с такой скоростью!

— А вам не удалось разглядеть, кто в ней находился?

— Нет. Она промчалась слишком быстро. Вот уж поистине какое разочарование — вы ехали в такую даль, чтобы увидать своих друзей, а дома никого не оказалось. Они ваши близкие друзья? — Она внимательно смотрела на них выцветшими глазами цвета лаванды.

— Нет. Не особенно близкие.

Почтмейстерша, женщина веселого нрава, ухмыльнулась, сказала:

— В таком случае я позволю себе сказать то, что мне хотелось с самого начала: они свернули свои «палатки», словно арабы в пустыне, и тихо ускользнули прочь. Они всегда так поступают. Мы ничего не знаем об их приездах и отъездах, в деревне они никогда нигде не бывают и даже местную уборщицу к себе не нанимают. Но ведь историю решительно каждой семьи знать невозможно. В здешних краях многие горожане имеют дома. Время от времени они переходят из рук в руки, и об этом мало что становится известно. Насколько я знаю, эти люди долгое время жили на континенте. Мне очень жаль, что я не могу оказать вам более существенной помощи.

Филип выехал из деревни на очень большой скорости. Лидия не спрашивала, почему он так торопится. Она немножко боялась услышать то, чего ожидала. Но внезапно она напряженным голосом сказала:

— Я знаю, что в этой запертой комнате Аврора. Знаю твердо.

— Спит сто лет? — Филип поднял одну бровь, глядя на нее. Но он не рассмеялся, а вместо этого замедлил ход. — Вы знаете, вдоль верхних окон тянется карниз. Думаю, я мог бы пробраться по нему и проникнуть в ту комнату через окно.

— Вы бы могли? В самом деле могли бы?

Он улыбнулся, заметив ее волнение, и остановил машину.

— По-моему, вы подталкиваете меня к тому, чтобы я сломал себе шею.

— Не говорите глупости! Но вдруг Аврора действительно там, — я хочу сказать, возможно, очень важно поторопиться.

— Давайте вернемся, — отозвался Филип.

Лидия стояла в саду до тех пор, пока не увидела, как Филип вылез из одного окна и осторожно пробрался по карнизу к соседнему.

— Ничего страшного, — крикнул он ей сверху. — Легче, чем влезать на кокосовую пальму.

Затем он опустил оконную раму и начал забираться внутрь.

Лидия не стала больше ждать. Как бы ни нервировал ее темный жутковатый дом, в котором не слышно было ни единого звука, кроме тиканья стоячих часов, напоминавшего громкое биение сердца, она стремглав взбежала вверх по лестнице и остановилась перед запертой дверью.

— Вы там? Филип! Вы нашли что-нибудь? Откройте дверь!

Филип потряс ручку и спустя какое-то время сказал:

— Не могу, ключа нет. Комнату заперли снаружи, а ключ взяли с собой. Кстати, здесь ничего нет, кроме пустой кровати.

Лидия бессильно привалилась к стене:

— Тогда почему дверь заперта? Чтобы призрак не убежал?

Изнутри донеслись какие-то звуки: это Филип открывал ящики комода и шкафов. Потом она услышала его тихий раздумчивый голос:

— Я думаю, вы правы, Лидия. Призрак тут есть. А теперь я возвращаюсь тем же путем, каким пришел, так что бегите вниз. — Голос его стал несколько напряженным. — Уносите ноги из этого проклятого места!

Она повиновалась без рассуждений. Сбегая по лестнице, она воображала, будто огромные часы, единственная живая вещь во всем здании, гонятся за ней, протягивая в ее сторону маятник, словно длинную загребущую руку. Лидия буквально выкатилась в прохладный сад и, подняв голову, увидала, как Филип завершает свой опасный спуск.

Наконец он присоединился к ней. Она не стала тут же расспрашивать его, что именно он обнаружил, а с благодарностью и облегчением приникла к его плечу.

— Страшно вам было? — спросил он.

— До ужаса.

— Теперь уже нечего бояться. Там никого нет. Единственное, что имеется в той комнате, — это платье, которое было на Авроре в ночь ее бегства. Помните? Серое, тонкое, похожее на паутину. И ее туфли. Этакие несерьезные штучки на высоких каблуках. Совершенно непригодные для обычной носки.

— Обычной? — слабым голосом переспросила Лидия.

— Можно предположить, что для других путешествий она экипирована должным образом.

— Но зачем запирать дверь, если это — единственное, что хотели скрыть?

— Понять не могу. Разве что по привычке. Пошли, нам надо до пяти часов вернуться в Лондон, — сказал Филип и в пояснение своей мысли добавил: — Если и в этот раз Виллетта не окажется в его конторе, мы обратимся в полицию.

— Его там не будет, — фаталистическим тоном заявила Лидия.

— Если он вообще занимается какой-либо деловой активностью помимо… — Филип внезапно умолк и, откашлявшись, довольно мягко закончил: — Он не может совсем забросить дела. Кому-то он должен оставить необходимые инструкции.

На крутой лестнице, ведущей к конторе Арманда, они встретили почтальона.

— Контора закрыта, — сказал он. — Я уже два дня пытаюсь достучаться. Вы случайно не знаете, — может, они уехали куда-нибудь отдыхать? Никакого объявления на двери нет.

Возле порога сиротливо выстроились в ряд три бутылки молока.

— Если бы они уехали отдыхать, надо думать, они известили бы молочника, — сказал Филип. — Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Мы сами разыскиваем Виллетта.

— Он теперь даже секретаршу в конторе не оставляет, — пожаловался почтальон. — Если хотите знать мое мнение, он остался без средств и теперь пытается улизнуть вместе с деньгами своих клиентов.

Громко рассмеявшись, почтальон шумно спустился вниз.

Лидия поглядела на молочные бутылки и вспомнила о котенке, лакавшем молоко в пустом загородном доме.

Филип погрузился в размышления. Вдруг он взял ее за руку:

— Пошли. Давайте зайдем в ближайший полицейский участок. Лучше заручиться поддержкой закона, прежде чем начнем взламывать двери.