Глава 31

Ужинать мы не стали, а помчались по шоссе вдоль стрельбищ в направлении Джордан-Филд. По дороге нам пришлось несколько раз останавливаться и предъявлять документы патрулю военной полиции: Кент принял меры против любознательных репортеров, никак не желающих довольствоваться залом для пресс-конференций, как того хотелось бы армейскому командованию, а предпочитающих рыскать повсюду в поисках сенсаций. История такого расхождения во взглядах насчитывает уже не одну сотню лет. При этом военные постоянно ссылаются на соображения безопасности, а пресса настаивает на соблюдении своих традиционных законных привилегий. В последние десятилетия армия, однако, побеждает в этом споре, усвоив печальный урок Вьетнама.

Сам я впервые столкнулся с прессой тоже во Вьетнаме, когда под кинжальным пулеметным огнем противника какой-то репортер сунул мне под нос микрофон. Перед объективом кинокамеры он задал мне вопрос: «Что здесь происходит?» Я подумал, что ситуация говорит сама за себя, но по молодости лет ответил:

— Вражеский пулемет обстреливает нашу позицию.

— Что вы сейчас намерены предпринять? — спросил репортер.

— Оставить вас здесь в компании оператора, — ответил я и дал деру, уповая на то, что вражеский пулеметчик сосредоточит огонь на господах журналистах. Киноматериалы теперь хранятся где-то в архивах для наших потомков, а тех двоих парней я с тех пор больше не видел.

Ангар заметно опустел, поскольку большинство судмедэкспертов, закончив работу, вернулись в Форт-Джиллем или же разъехались по новым командировкам, прихватив с собой оборудование. Однако человек шесть из специалистов все же остались, чтобы подготовить заключение и завершить анализы.

Вещи из дома Энн Кэмпбелл все еще находились здесь, как и ее служебная и личная машины, но все, что было в ее кабинете в школе психологических операций, исчезло. Тем не менее Грейс Диксон невозмутимо сидела перед компьютером за раскладным столиком и позевывала.

Заметив нас с Синтией, она сказала, когда мы подошли к ней:

— Я реквизировала еще один компьютер и теперь разбираюсь в ее досье, письмах и дневниках, не делая никаких распечаток, как вы просили. Вы получили материалы на Ярдли, которые я вам отправила?

— Получил, — ответил я, — спасибо тебе.

— Любопытные здесь записи, должна вам сказать, — улыбнулась Грейс. — С удовольствием читаю их.

— Прими на ночь холодный душ, Грейс, — посоветовал я ей.

— Я уже прилипла к стулу, — хохотнула она, хлопнув себя по заднице.

— Где вы ночуете? — спросила ее Синтия.

— В гарнизонной гостинице. Я обещаю не приглашать к себе мужчин и спрятать диск под подушкой. Знаете, здесь упоминается даже гарнизонный капеллан. Неужели ничего святого не осталось?

Я хотел было ответить ей в том же духе, что совокупление с богиней следует отнести к священнодействиям, но не решился, подумав, что дамы вряд ли правильно оценят мою шутку.

— Ты смогла бы распечатать для меня все данные о полковнике Уильяме Кенте? — спросил я у Грейс.

— Конечно. Это имя мне встречалось. Какая у него должность?

— Он начальник гарнизонной военной полиции, друзья зовут его просто Биллом.

— Ясно. Короче говоря, вам требуется все, что здесь о нем есть.

— Именно так. И еще: ночью или утром здесь будет ФБР, и военная полиция вряд ли сможет помешать этим ребятам сюда проникнуть. Так что, если заметишь кого-то из них в ангаре, сразу же вынимай и прячь диск. Сделай вид, что готовишь отчет. Договорились?

— Будет сделано. А если у них будет разрешение на обыск или ордер на изъятие, что тогда?

Иметь дело с людьми, мыслящими по-военному, легче, чем с гражданскими лицами: первые привыкли выполнять приказы, а вторые задают слишком много вопросов. Я сказал Грейс:

— Запомни, ты просто печатаешь доклады. Спрячь диск под одеждой, а если им вздумается тебя обыскать, влепи им пощечину.

— А если попадутся симпатичные ребята? — рассмеялась она.

С ней определенно творилось что-то неладное после знакомства с дневниками Энн Кэмпбелл.

— Грейс, это очень важно! Кроме нас троих, никто не должен видеть этого материала! — сказала ей Синтия.

— О’кей.

— Кэл Сивер все еще здесь? — спросил я у Грейс.

— Да. Спит где-то там на раскладушке, — махнула она рукой в дальний угол, после чего тотчас же вновь углубилась в работу на компьютере. Я мало в них смыслю и еще меньше ими интересуюсь, но люди типа Грейс, знающие в компьютерах толк, мне кажутся слегка странноватыми. Их силой не оттащить от дисплея, они могут бесконечно сидеть напротив экрана, при этом разговаривая, стуча пальцами по клавишам, что-то бормоча себе под нос, ругаясь и вскрикивая от удовольствия, позабыв о сексе, сне и пище. Последнее относится, впрочем, и ко мне самому. Мы с Синтией оставили Грейс в покое, даже не попрощавшись, и пошли будить Кэла Сивера, на всякий случай отгородив Грейс от входной двери классной доской, чтобы ее не было видно.

Кэла Сивера мы нашли спящим на раскладушке, и мне пришлось разбудить его. Проснувшись, он вскочил на ноги и, слегка пошатываясь, недоуменно стал озираться по сторонам. Выждав, пока он вернется из мира снов, я спросил у него:

— Удалось найти что-нибудь новенькое?

— Нет, мы просто приводим все в порядок, — ответил он.

— У вас имеются образцы отпечатков пальцев и обуви полковника Кента?

— Конечно.

— Вы обнаружили их на месте преступления? На джипе Энн Кэмпбелл, на ее сумочке, в уборной?

— Нет. Только следы от его обуви возле трупа. Я взял у него для снятия слепков сапоги, — подумав, сказал Кэл.

— А ботинки полковника Мура тоже у вас?

— Естественно. Я сравнил их с отпечатками на месте преступления. Его следы обнаружены возле тела и на дороге.

— Чертеж места преступления у вас есть?

— Естественно. — Кэл подошел к доске со сводками и посветил карманным фонариком. Луч света выхватил из темноты чертеж размером четыре на восемь футов. На нем были обозначены дорога, припаркованный джип убитой, трибуна и по другую сторону дороги — часть стрельбища с мишенями и распростертой бесполой в исполнении чертежника человеческой фигурой.

Следы ног были обозначены цветными кнопками, внизу чертежа имелись пояснения, кому принадлежат те или иные отпечатки. Нечеткие следы или следы неустановленных лиц были обозначены черными кнопками. Маленькие стрелки указывали направление движения людей, имелись также и пояснения о характере следов: свежие, старые, размытые дождем и так далее. Очевидно, всю эту схему в дальнейшем должны были заложить в программу компьютера, и тогда на его экране она бы ожила: следы, например, могли бы появляться одни за другими, словно их оставляли привидения. Некоторые из них можно было бы убрать, а другие обозначить. Но в настоящий момент мне приходилось полагаться только на свой собственный и моих коллег опыт.

— Мы еще не проанализировали все до конца, — пояснил Сивер. — Это скорее ваша работа.

— Верно. Так и сказано в инструкции, — вздохнул я.

— Придется объяснять все это ФБР, — добавил Кэл. — Многое остается неясным и сомнительным, не говоря уже о том, что у нас нет вашей обуви.

— Нам нужно съездить за ней в гостиницу.

— Когда люди тянут с предоставлением обуви для сравнения, у меня возникают подозрения.

— Катись к черту, Кэл.

— Ладно, оставим пока это. Взгляни-ка на схему: желтыми кнопками обозначены отпечатки ног полковника Мура.

— Нас интересует полковник Кент, — перебил я его.

— Кент? — недоуменно переспросил Кэл после небольшой паузы.

— Да, Кент, — повторил я и взглянул на чертеж: следы Кента были обозначены кнопками синего цвета.

В мертвой тишине ангара слышно было только, как принтер компьютера с шумом выплевывает листы бумаги.

— Итак, я жду ваших пояснений, — напомнил я Кэлу Сиверу.

— Ах, да, — спохватился он и стал рассказывать. Судя по его словам, полковник Уильям Кент был возле трупа не менее трех раз. — Вот видите, — показывал нам Кэл, — здесь он идет к телу со стороны дороги. Подходит совсем близко к телу, наклоняется или же присаживается возле него на корточки, о чем свидетельствуют характерные сдвинутые отпечатки его обуви, затем он встает и направляется назад к дороге. Вероятно, это был его первый подход к телу вместе с сотрудницей, обнаружившей его… Вот отпечатки ее ботинок… Это Кейси, ее след обозначен зеленым цветом. Второй раз Кент, возможно, был там уже вместе с вами: вот следы от кроссовок Синтии, они обозначены белым цветом. А твои следы на чертеже черного цвета, — напомнил он мне. — Здесь их уйма. Как только я заполучу твою обувь, обещаю пометить твои следы розовыми кнопками. Пока же отличить отпечатки твоих ног от…

— О’кей, — прервал я его, — я все понял. Как насчет его третьего подхода к трупу?

— Он подходил к телу, когда я уже был на месте преступления, но мы закрыли там все парусиной, — пожал плечами Кэл. — Похоже, что он подходил к телу не один раз еще до вашего прибытия на стрельбище: от дороги туда ведут три его следа. Но и даже этого я не могу с полной уверенностью утверждать, потому что следы затоптаны, одни отпечатки накладываются на другие, почва в некоторых местах мягкая, в других — твердая, кое-где трава.

— Ясно. — Мы все уставились на кнопки, стрелки и пояснения.

— Там побывали также мужчина и женщина в обычной обуви. Я мог бы предъявить ее вам, но меня интересует полковник Кент, — сказал я. — Мне думается, что он побывал там раньше, приблизительно в промежутке между двумя сорока пятью и половиной четвертого ночи, скорее всего, на нем была военная форма и те же ботинки.

— Но ведь труп был обнаружен, если мне не изменяет память, в четыре утра сержантом Сент-Джоном! — воскликнул Кэл Сивер.

Я промолчал.

Сивер поскреб свою лысину и уставился на схему.

— Но, может быть… Я хочу сказать, в этом случае получается какая-то путаница… Вот следы сапог Сент-Джона, они помечены оранжевыми кнопками. С ними все ясно. К подошве у него прилип кусочек жевательной резинки и четко отпечатался. О’кей, вот четкие отпечатки сапог Сент-Джона, и похоже, что они накладываются на следы, принадлежащие, как мы предполагаем, полковнику Кенту: на нем совершенно новые форменные сапоги, так что след от них очень четкий. Значит, получается, что… То есть я хочу сказать, если Сент-Джон был там в четыре утра, а полковнику сообщили по телефону о происшествии уже после пяти, тогда не понятно, почему отпечатки сапог сержанта оказались поверх следов полковника Кента. Тут какое-то недоразумение. Понимаете, даже когда мы снимаем отпечатки ног со снега, глины или другого мягкого грунта, это все-таки не отпечатки пальцев, и полной уверенности все равно нет. А в данном случае, хотя следы и четкие, они наложились один на другой, и определить точно, который из них был оставлен раньше, а который позже, весьма проблематично.

— Но вы же сказали, что следы Сент-Джона наложились на следы Кента. Ведь именно так и помечено на чертеже.

— Так считает наш эксперт. Но он мог ошибиться. И скорей всего, как я сам теперь уже вижу, это была ошибка. Сент-Джон побывал там раньше, так что никак не мог пройти по следам полковника Кента… Однако вы говорите, что, по-вашему, Кент был там еще до того, как Сент-Джон обнаружил труп.

— Да, я это говорю, но только вам. И вы об этом должны молчать, — сказал я.

— Хорошо, я дам показания только трибуналу.

— Вот именно.

— Давайте взглянем на гипсовые слепки с места происшествия, — предложила Синтия.

— Верно, — кивнул Кэл и, взглянув на информационные листки на доске, мысленно сопоставляя какие-то данные, повел нас в дальний угол ангара, где на полу были разложены гипсовые слепки отпечатков ног, обнаруженных на стрельбище: мне они почему-то напомнили о бегстве населения из Помпеи.

Слепки были пронумерованы черным угольным карандашом, отыскав среди них тот, что был ему нужен, Кэл поднял его и положил на стол. Я включил стоящую на столе флюоресцентную лампу.

Несколько секунд мы рассматривали слепок, затем Кэл сказал:

— О’кей, это след Сент-Джона, направляющегося к трупу. Эта отметка на краю указывает, где лежало тело. О’кей, и в том же направлении ведут следы полковника Кента.

Я взглянул на отпечатки ботинок: левая сторона левого ботинка Кента наложилась на правую сторону правого ботинка Сент-Джона — или наоборот? В этом-то и заключался вопрос. Мы с Синтией не проронили ни слова. Наконец Кэл произнес:

— Что ж, если вы… Видите вот эту выемку? Это прилипшая к подошве сапога сержанта жвачка, но следов от другой обуви на этом месте нет. Обувь одного образца, с одинаковой маркировкой на подошве, отпечатки оставлены с интервалом в несколько часов, и мы…

— Нельзя ли покороче, Кэл? У меня складывается впечатление, что ты расписываешь перед нами свои охотничьи трофеи, — перебил его я. — Почему след Кента отмечен на схеме короткой кнопкой?

— Я не специалист в этой области.

— А где специалист, проводивший экспертизу?

— Он улетел. Однако позвольте мне взглянуть еще разок. — Кэл осветил слепок под другим углом, потом выключил лампу и посмотрел на него при тусклом верхнем освещении ангара. Затем включил карманный фонарик и принялся подсвечивать им с различных углов и расстояний. Мы с Синтией тоже разглядывали слепок и так и сяк, руководствуясь, скорее, не наукой, а здравым смыслом. Действительно, определить точно, чей след накладывался на другой, было практически невозможно.

Синтия провела пальцем по местам совмещения отпечатков подошв и отметила:

— Отпечаток ноги Сент-Джона на ощупь чуть выше отпечатка Кента.

— Я видел Кента, он весит около двухсот фунтов, — сказал Кэл. — А каков вес Сент-Джона?

— Примерно такой же, — ответил я.

Если подошва гладкая, определить, какой из следов обуви глубже, не составляет труда, однако следует учитывать и то, что люди ходят по-разному и могут иметь различный вес. И все же обычно первым является тот из двух следов, который глубже, потому что ступня шедшего первым придавила почву, снег или грязь, и следовательно, тот, кто шел вторым, наступал уже на уплотненную поверхность и не мог продавить ее еще глубже, если, конечно, это не слон.

— Многое еще зависит и от того, насколько быстро они шли, — заметил Сивер. — Судя по тому, что оба отпечатка плоские, ни Кент, ни Сент-Джон не бежали. Я бы сказал, что оба они шли довольно медленно. Значит, если след Кента чуточку глубже, следует сделать вывод о том, что он был оставлен на месте преступления раньше, а Сент-Джон наступил на след Кента позже. Но это всего лишь предположение. Замечу еще, — добавил он, — что я бы не стал из-за этого отправлять кого-либо на виселицу.

— Верно, но этим его можно напугать до смерти и вынудить признаться.

— Согласен.

— Можно сегодня же срочно вернуть сюда эксперта по отпечаткам ног?

— Он вылетел по важному заданию на военную базу в Окленде, — покачал головой Кэл. — Но я могу попросить доставить мне сюда другого специалиста вертолетом.

— Мне нужен именно тот парень, который проводил эту экспертизу, — возразил я. — Отправьте этот слепок самолетом в Окленд, и пусть он там проведет повторную экспертизу. Но не напоминайте ему, какое он дал заключение в первый раз. Сам-то он наверняка забыл: ведь подобных слепков через его руки прошло несколько сотен.

— Правильно. Посмотрим, что получится на этот раз. Я прослежу, чтобы все было в порядке. Можно отправить слепок коммерческим рейсом из Атланты в Сан-Франциско. Если нужно, то я сам сопровожу груз.

— Не пойдет, мой друг. Ты останешься со мной здесь, в Хадли.

— Проклятье!

— Вот именно. О’кей, и еще мне срочно понадобится джиллемская группа экспертов по отпечаткам ног. Они должны уже на рассвете быть на стрельбище номер шесть. Их задача — обнаружить другие отпечатки обуви полковника Кента. Пусть поищут вдоль шоссе, по всему стрельбищу, вокруг того места, где лежал труп, и возле сортиров. Понятно? Мне нужен ясный чертеж всех отпечатков ног Кента. Потом пусть все данные заложат в программу компьютера и приготовятся продемонстрировать результаты на дисплее в полдень. О’кей?

— Мы постараемся, — сказал Кэл и не без колебаний спросил: — Вы во всем этом уверены?

Я ограничился коротким кивком, которого было вполне достаточно, чтобы вдохновить Кэла Сивера на немедленную бурную деятельность, а именно: начать поднимать людей среди ночи с постели, чтобы к рассвету собрать их всех в Форт-Хадли.

— Кэл, — напомнил я ему, — учти, что уже этой ночью или завтра рано утром здесь будут парни из ФБР. Они приступят к расследованию в полдень. Но не раньше. Ты понял?

— Я весь внимание.

— Придумайте вместе с ребятами из военной полиции какой-нибудь условный предупредительный сигнал и вовремя дайте знать об их появлении Грейс, чтобы она успела спрятать диск, с которым сейчас работает.

— Нет проблем.

— Спасибо, Кэл. Ты хорошо потрудился.

Мы с Синтией вернулись к Грейс Диксон, на столе возле которой уже выросла аккуратная стопка распечаток.

— Вот, последний лист, — сказала она. — Здесь все выписки из досье относительно Билла Кента, Уильяма Кента и так далее.

— Замечательно, — воскликнул я, беря в руки стопку распечаток и просматривая их. Всего набралось около сорока листов с заметками о Кенте, первые из которых были датированы еще июнем позапрошлого года, а самые последние сделаны лишь неделю назад.

— Они часто виделись, — заметила Синтия. — И неплохо изучили друг друга.

— О’кей, Грейс, — сказал я, — еще раз огромное тебе спасибо. Почему бы тебе теперь не спрятать подальше этот диск и не пойти спать?

— Со мной все в порядке, — улыбнулась она. — Это у вас жуткий вид.

— Увидимся завтра.

Я прихватил с собой распечатки, и мы прошли через весь ангар к выходу. Ночь выдалась безветренной, душной и влажной, не ощущался даже запах сосен.

— Душ? — спросил я.

— Нет, — возразила Синтия. — Военная полиция. Полковник Мур и мисс Бейкер-Кайфер. Ты еще не забыл о них?

Мы сели в «блейзер», часы на приборной панели которого показывали десять тридцать пять. На все про все у нас осталось менее четырнадцати часов.

— Ребята из ФБР уже, наверное, позевывают и подумывают, что пора им завалиться спать, — перехватив мой озабоченный взгляд, сказала Синтия. — Но завтра утром они уже будут здесь.

— Вот именно, — буркнул я, включая передачу и трогая машину с места. — Меня не волнует, что заканчивать это дело доверили им. Плевать мне на все эти мелкие дрязги. Завтра в полдень я сдам им все материалы, и пусть они сами все и расхлебывают. Жаль, что все дерьмо пришлось раскапывать нам, но для дела так даже лучше: я укажу им на Кента, и пусть им достанутся лавры победителя. Надеюсь, на этом они успокоятся.

— Это слишком щедрый жест с твоей стороны, — заметила Синтия. — Не стало бы это концом твоей карьеры. Если тебе на нее наплевать, то мне нет. Я не хотела бы так легко сдаваться.

— Мы люди военные, наше дело — выполнять приказы, — покосился на нее я. — Между прочим, тебе приказываю я.

— Так точно, сэр. — Она помолчала и сказала: — ФБР умеет создавать выгодное ему общественное мнение, Пол. Их специалисты по связям с общественностью немедленно развернут здесь кипучую деятельность. Нам нужно непременно самим завершить расследование, даже если для этого нам придется приставить к башке Кента пистолет и пообещать вышибить ему мозги, если он не подпишет чистосердечное признание.

— Ох, как решительно мы сегодня настроены!

— Пол, это действительно очень важно. ФБР выплеснет всю эту грязь из ее дневника на страницы газет по всей стране и вдобавок присвоит себе раскрытие кода диска, чтобы лишний раз унизить погибшую. Там работают славные ребята, но у них нет сердца. Как и у тебя.

— Благодарю.

— Им наплевать на армию. Чем хуже будут выглядеть ее правозащитные подразделения, тем лучше для ФБР. Это совсем в духе рассуждений Ницше. Так что до завтрашнего полудня мы должны закончить расследование.

— О’кей. Так кто же убийца?

— Кент.

— Уверена?

— Нет. А ты?

— Мне этот парень симпатичен, — пожал я плечами.

— Я бы тоже не сказала, что он мне неприятен, но и симпатии я к нему не испытываю.

Интересно, подумалось мне, как мужчины и женщины по-разному оценивают людей. Последней женщиной, согласившейся со мной в оценке одного парня, была моя жена: он ей так понравился, что она с ним убежала.

— А что именно тебе не нравится в Кенте? — поинтересовался я чисто из любопытства.

— То, что он обманывал свою жену.

Это прозвучало весьма убедительно.

— Кроме того, он, возможно, еще и убийца, — добавил я. — Это, конечно, не столь существенный момент, но я позволю себе его отметить.

— Послушай, довольно ерничать. Если он и убил Энн Кэмпбелл, то сделал это в силу стечения обстоятельств, в порыве чувств. А жену обманывал два года. Это свидетельствует о слабости его характера.

— Не хотелось бы мне оказаться сегодня на ужине у Фоулеров, — сменил я тему, кивнув на показавшиеся впереди, в конце темного шоссе, сквозь сосновый лес огоньки особняков на Бетани-Хилл.

— Какая странная история, — вздохнула Синтия, бросив взгляд на поселок. — Я приехала в Хадли, чтобы расследовать свежее дело об изнасиловании, а пришлось распутывать клубок трагических последствий изнасилования десятилетней давности.

— Преступление всегда порождает новое преступление, — философски заметил я.

— Верно. Тебе известно, что, по статистике, однажды изнасилованная женщина имеет больше шансов вновь подвергнуться насилию, чем та, которая ему никогда не подвергалась?

— Впервые слышу.

— И никто не может объяснить этот феномен. Никаких объективных сопутствующих факторов типа рода занятий, возраста или места жительства. Просто если один раз такое случается, то, как правило, рано или поздно повторяется вновь. Какая-то бессмыслица, даже жутко становится, словно бы это какой-то злой рок…

— Да, страшновато, — согласился я. — Лично мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным в делах об убийствах: человека убивают один раз.

Синтия стала рассуждать о своей работе, о том, как порой она угнетает ее, и о том, что из-за нее, возможно, и не сложилась ее семейная жизнь.

Ей нужно было высказать наболевшее, чтобы подготовить себя к следующему расследованию. Но после каждого нового дела на душе непременно остается горький осадок, и с годами он все сильнее разъедает ее, морально ослабляя человека. Но кто-то должен выполнять такую работу, и некоторые люди за нее все-таки берутся, хотя другие, случается, и приходят к выводу, что пора подыскать себе другое занятие. Мне кажется, что сердце сыщика постепенно обрастает своего рода мозолью, толщина которой зависит от его воли, и порой какое-то особо жестокое преступление пронзает стенки этой защитной мозоли и вновь ранит сердце.

Синтия продолжала говорить, и я наконец догадался, что говорит она не только о себе, о своем замужестве и о своей работе, но и обо мне, и о нас обоих.

— Мне думается, я могла бы попросить перевести меня… куда-нибудь еще, — сказала она.

— Например?

— Например, в военный оркестр, — рассмеялась она. — Когда-то я играла на флейте. А ты на чем-нибудь играешь?

— Исключительно на радиоприемнике. А как же с Панамой?

— Ты же знаешь, что сами мы место службы не выбираем… — пожала она плечами. — Пока не знаю… Еще ничего не решено.

Мне, наверное, следовало бы что-то предложить, но, честно говоря, в личных делах я не чувствовал себя столь же уверенно, как в профессиональных. И когда женщина заводит разговор об «обязательствах», мне срочно требуется аспирин. А как только она произносит слово «любовь», я тотчас же начинаю зашнуровывать свои кроссовки.

Но с Синтией все обстояло иначе: наши отношения выдержали испытания временем, я на самом деле скучал по ней и думал о ней весь этот год. Но теперь, когда она была рядом со мной, я вдруг запаниковал. Однако я взял себя в руки и сказал ей:

— У меня есть небольшой домик в окрестностях Фоллс-Черч. Не хочешь как-нибудь взглянуть на него?

— С удовольствием.

— Прекрасно.

— И когда же?

— Думаю, что уже послезавтра, когда мы вернемся в нашу штаб-квартиру. Проведем там вместе выходные дни. Можем и задержаться, если захочешь.

— В понедельник я должна быть в Беннинге.

— Почему?

— Мне нужно встретиться с адвокатами, оформить документы. Я ведь развожусь в штате Джорджия, а замуж выходила в Вирджинии. Для людей нашей профессии следовало бы принять какой-то федеральный закон о разводах.

— Неплохая мысль.

— Мне надо быть в Панаме к концу месяца. А до того хочу покончить с разводом, иначе потом дело растянется еще на полгода.

— Все правильно. Между прочим, мне извещение о разводе доставил вместе с почтой вертолет прямо на боевую позицию. Нас тогда, помнится, как раз обстреливали.

— В самом деле?

— Клянусь. Вместе с очередным напоминанием о просрочке платежа за машину и антивоенной литературой от группы пацифистов из Сан-Франциско. Мне было очень тошно тогда, но могло быть и хуже.

— Ничего, порой ведь и выпадает удача. Мы прекрасно проведем свой уик-энд.

— Надеюсь.