2

В последние дни при работе в одиночку у Сашки накапливалось очень много дел, и ему помогали Воробей и Будок. Сейчас один переписывал протоколы, а второй под Сашкину диктовку быстро писал инструкцию.

Дверь отворилась.

— Надеюсь, еще можно? — На пороге, засунув руки в карманы и покачиваясь, стоял Иошка: — Войти разрешается?

— Иошка…

— Он самый. Собственной, чистопробной персоной. Ознакомьтесь вот с этим самым документом и прощайте!

Он выбросил из кармана сложенный лист бумаги и лихо повернувшись, ушел, засвистев "Пупсика".

В комнате пахнуло водкой, и Воробей с Будком подозрительно задвигали ноздрями.

Сашка развернул оставленную Иошкой бумагу.

Секретарю коллектива "Юнком"

Сашка положил бумагу па стол и задумался. Потом повернулся к Будку; тот вместе с Воробьем читал заявление.

— Я думаю, ребята, — сказал Сашка, почему-то отводя глаза в сторону, пора уже звонить на собрание.

Будок посмотрел на Сашку и хотел что-то сказать, но промолчал и вышел.

Обычно на собрание собиралось много и посторонних, но сейчас Сашка всех их выпроваживал:

— Закрытое, ребята, будет, — говорил он: — только одни юнкомцы могут присутствовать.

Шкидцы приставали к нему с расспросами, а он вместо ответа давал им Иошкино заявление.

— Ну, ладно, ребята, — сказал наконец Сашка. Кажется, все собрались. Начнем.

— Начнем, пожалуй, — тихонько пропел Воробей.

— Т-ш…

— К порядку. Дело, ребята, вот какое… да… Иошкино заявление все читали?

— Все-е…

— Вот я и хочу об этом заявлении говорить. Конечно, слов нет — последнее время он нервничал, здорово нервничал… Говоря по-нашему, бузил. А почему бузил? Потому что на Юнком идет наступление. Викниксор хочет всех нас в тутеров переделать! … Не смейтесь, — азартно прокричал Сашка. — Они, Викниксоры, хитрые…

— Постой, Сашка, — перебил его Будок. — Не заходись и не брызгайся… Об Иошкином с Дзе поведении давно надо было вопрос поднять. Что есть они в последнее время? Бузовики и разложившиеся юнкомцы. Они только позорят коллектив. И напрасно ты, Сашка, замазываешь это и про Викниксора нам заливаешь. Конечно, они твои друзья. Мы понимаем, что тебе неприятно обвинять их. Но если коллектив через это разлагается, — тут нужно определенно что делать: гнать всех бузовиков и хулиганов в три шеи.

— Верно, Будок! — закричали сразу несколько голосов. — Гнать их, сволочей, ко всем чертям! Опять в роде Гришкиной с Лёнькой история. Дай мне слово, Сашка.

— Мне!

— Я раньше просил.

— Прошу слова!

— Тише! — крикнул Сашка. — Засохните. Меня, ребята, вам обвинять нечего. После вчерашнего я сам решил созвать вас на собрании и говорить об Иошкином и Дзе поведении. Но за несколько минут до начала я получил вот это заявление, которое заставило меня подумать совсем о другом… Но вы не дали мне сказать…

— Говори, говори…

— Тш-т.

— Так вот что. Будок верно сказал что Дзе с Иошкой сейчас вроде, как бы оторвались от Юнкома. Я сейчас о другом… Ведь мы, мы, то есть, Юнком наш, комсомольская организация, и кого хотим, того и принимаем к себе, — а халдейского согласия не требуем. Верно?.. И вот коллектив наш потому халдеям и не нравится… Викниксор хочет тутеров заиметь, а не комсомол — сейчас во всю, можно сказать гадит. Иошка, например, — набузил вчера, а Витя уже забегает вперед и пишет в Летописи: "Ионина исключить!" Что мы должны сделать после этого? Исключить Иошку? На завтра такая же запись будет о Дзе — тоже исключим. Послезавтра ещё о ком-нибудь. "Летопись" не мы пишем, — и будем исключать по викниксоровской указке, да? А потом через ту же Летопись он станет и другие отдавать приказания. Вот вам и готова тутерская организация. Пусть Иошка и Дзе набузили — это наше дело, хотим мы их исключим или нет. Сейчас надо обсудить поведение Викниксора и только после говорить об Иошке и Дзе. Правильно я рассуждаю, ребята?

— Правильно, Сашка!

— Тш-ш.

— Сейчас предлагаю поступить так. Мы вынесем резолюцию, где, во-первых, потребуем уничтожения этой записи в Летописи, во-вторых, сдерем с Викниксора обещание, что ничего подобного впредь не повторится. А в-третьих, потребуем оставить коллектив в покое. Если же он откажется, пригрозим, что все уйдем из Юнкома. Да я первый уйду и ни за что не останусь тутерствовать.

Сашка сел.

— Так что ж, товарищи, — после небольшого молчания заговорил Будок: — обсуждать здесь нечего. Будем делать, как Сашка сказал.

— Правильно!

— Голосуй!

— Чего голосовать!.. Резолюцию писать надо.

— Даешь резолюцию!

Начали писать резолюцию. Но в самый разгар работы хлопнула дверь, и на пороге появился бывший юнком Костя Финкельштейн в своем долгополом пальто, в которое он драпировался на манер древнеримской тоги.

— Ребята, — блеющим голосом и серьезно сообщил он: — я подслушал, что вы собираетесь сражаться с Викниксором. Я хочу доказать, что я не трус и не шкурник, и опять пришел в Юнком. Я буду бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне…

— Вот дурак-то! — вырвалось у Голого Барина…

— Глиста на Козьих ножках!

— Ребята, — опять тем же голосом и без всякого выражения начал Кося: — я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, и я хочу доказать, что я не трус и не шкурник и пришел бороться вместе с вами, хотя мои убеждения и позволяют мне…

— Катись! — закричало сразу несколько человек. — Катись со своими убеждениями.

— Ребята, я подслушал, что вы собираетесь бороться с Викниксором, — тоном великомученика снова начал Кося, но докончить не успел.

Ребята вскочили с мест. Голый схватил Косю за шиворот, Воробей подал сзади, и великомученик с грохотом вылетел за двери.

Между тем резолюция была написана, одобрена и проголосована. Будка послали за заведующим.

Викниксор пришел недовольный, подозрительно оглядывая ребят.

Ему дали резолюцию.

Юнком притих.

Все смотрели, как бегают по строкам быстрые викниксоровы глаза, как он хмурится, жмурится, поднимает брови и сжимает губы.

Он кончил, сложил бумагу и оглядел собрание.

— Так. Дальше что?

И шкидцы растерялись. Почему-то думали, что Викниксор разозлится, раскричится, обзовет всех хамами, а тут…

— Дальше что?

Чёрт возьми, что же теперь? Два десятка ребят, заробев, опустили глаза и заёрзали на стульях.

— Что же дальше — я вас спрашиваю? — крикнул Викниксор.

Сашка встал.

— Мы требуем выполнения нашей резолюции. Вот всё.

— По-жа-луйста без хамства! Не требовать вы должны, а просить. Совсем у тебя стал недопустимый тон. И потом, что за глупое мальчишество — резолюция. Вы уже не маленькие и должны понимать, что Ионин, этот истерик и психоневротик, дальше не может оставаться в Юнкоме.

— Это наше дело, может он оставаться в Юнкоме или не может.

— Нет извините, пожалуйста. Я не могу допустить, чтобы в моей организации лучших учеников…

Сашка многозначительно присвистнул.

Викниксор дернулся в кресле.

— Прошу не перебивать! — крикнул он. — Мальчишки!.. О чём это я?.. Да, да, в организации лучших учеников я не потерплю хулиганов.

— Это внутреннее дело нашей организации.

— Я сказал.

— Мы тоже сказали.

Викниксор встал.

Викниксор нахмурился.

Викниксор сердится.

— Довольно этой комедии, — заговорил он. — Вы не хозяева в моей школе — прошу помнить. Кто не хочет оставаться — пусть уходит… Не беспокойтесь, у меня будет Юнком еще почище вашего…

— Хватит! — крикнул Будок. — Слышали!..

— Довольно!

— Долой!

Крик.

Свист.

Топот.

— Долой!

— Долой!

— Виктор Николаевич, если этим вы всё уже высказали, нам остается только уйти. Верно я говорю ребята?

— Верно-о!

— Кончай разговоры.

— Уходи, ребята.

— Долой!

— Долой!

Викниксор с силой стукнул по столу кулаком. От удара заплясала по столу чернильница.

— Юнком распускается! — крикнул он. — Но вы ещё мне вспомните об этом!