4
Он еще раз зашел в мастерскую вечером, за час до начала представления. Дверь была приоткрыта. Он на ощупь прошел вдоль узкого коридора, хватаясь руками за остовы стиральных машин и на каждом шагу наталкиваясь на хлам, собранный со всей округи. Тано ждал его в потаенной комнатке, и на столе перед ним лежали массивные наручники.
— Эти никто не откроет, — заявил сборщик металлолома с ноткой гордости в голосе. — И уж тем более в бидоне, наполненном водой.
Паниагуа нагнулся над столом и поднял наручники. Они были черные, матовые, шершавые на ощупь, тяжелые как свинец. Он подержал их в руках и вернул на стол.
— Ладно, тогда скоро увидимся. Я займу тебе место, — сказал он и вышел из темной мастерской на улицу, освещенную фонарями.
Он миновал очередь, образовавшуюся перед «Авеню», перешел дорогу, обогнул повозку и попал в свой подъезд. Дома он застал Беатрис, непричесанную и в халате.
— Ты не хочешь посмотреть на Беато?
— Нет, — ответила она, наморщив нос и покачав головой.
— Что так?
— Я лучше останусь дома с детьми. И потом я устала.
— Что с тобой? Ты заболела?
— Нет, просто устала.
— Ну как хочешь, — сказал Паниагуа, пожимая плечами. — Ты пропустишь незабываемое зрелище.
Когда он шагал к «Авеню», он знал, что готовится осуществить второй в своей жизни бунт. Но это не прибавляло ему смелости. Как он ни старался себя обмануть, он прекрасно понимал, что восставать надо открыто и биться с поднятым забралом и лицом к лицу, безо всяких уловок, а также заинтересованного посредничества обманутого сборщика металлолома. Тем не менее он продолжил свой путь, терпеливо выстоял очередь у кинотеатра и выбрал место, с которого будет удобнее наблюдать за приведением приговора в исполнение.