II

Стирпайк был неподвижен, как полка, на которой он, скрючась, лежал. Только глаза его двигались туда-сюда, туда-сюда – от пилы, прогрызавшей себе круговую дорожку в досках над ним, к сиянью воды внизу, на котором в любое мгновение мог объявиться нос ялика. Он услышал донесшийся сверху рев Графини: «Нет!», и понял, что, когда потолок вскроют, она первой заглянет сюда – и уж, конечно, все сразу увидят его, съежившегося в отраженном свете.

Расколоть каждую голову, какая высунется из потолочной дыры, оставив круглые камушки торчать во лбах врагов подобием красноречивейших надгробий, – да, очень может быть, что так он и поступит, и все же Стирпайк знал: у врагов пока нет решительных доказательств его присутствия здесь. А как только он пустит в ход свое смертоносное оружие, поимка его станет всего лишь вопросом времени.

Ясно, что остановить человека, размеренно орудующего пилой, он не в состоянии. Уже три четверти круга описала она в гниющих досках. Уже падали в кружащую воду куски древесины.

Все зависит от того, когда в пещере появится ялик. Через минуту в дереве наверху образуется здоровенный округлый глазок. И когда ожидание ялика уже стало нестерпимым, нос его возник, взбрыкивая, словно конь, прямо под Стирпайком, резко рванул вперед, а следом показалась и близкая, хоть тронь ее, широкополая шляпа гребца – мужчины с кортиком в зубах.