Вдова

У Элеоноры Майской умер муж Вова. Что делать? Ничего. Схоронили. Трагедия.

На кладбище Элеонора пришла с утра на следующий день. С покойником, значит, позавтракать. Принесла початую бутылку водки, судок холодца и газету, чтобы сесть на нее и платья не испортить.

Выпила рюмашку, выхлебала чуток холодца, губы утерла и говорит:

— Вова, на кого ж ты меня оставил.

Сказала. Подумала. Не понравилось ей.

Выпила рюмашку. Закурила.

— Вова, — говорит она, — в чем дело?

Встала. Походила вокруг могилки. Рюмашку. Сложила газету в сумочку.

Мертвая фотография смотрела на нее глазами Вовы. Рядом, через могилку, безутешная семья и горюющие товарищи провожали в последний путь дорогого Николай Алексеича. Слова настоящего горя сыпались на Элеонору, как жуки в майский денек.

—…Помним его, и всегда будем помнить, — говорил худощавый оратор в кожаном пальто. — Скорбь наша неподдельна и не имеет границ.

— Вот же ж суки, — сказала отмороженными губами Элеонора.

Где-то недалеко, тут же рядом, на кладбище вдруг зазвучала труба. В осеннем воздухе все остановилось.

«Вот, — подумала вдова, — вот…»

— Когда умолкнут все песни, — запела Элеонора вслед за трубой, — которых я не знаю, в терпком воздухе крикнет…

Присев на черный, еще ничем не засеянный холмик могилки, она, раскачиваясь всем телом, шептала в мелодию…

— …Сегодня все хорошо, сегодня хорошо-о-о, я зна-а-аю сегодня все хо-ро-шо, все будет — хорошо.