Глава 11
Тусклый сумеречный свет наполнял комнату. Изабель с Жаном-Люком уже в десятый раз слушали магнитофонную запись сцены из «Сирано». Вторая половина дня проходила уныло. Милорд вылизывал мягкие лапки розовым язычком.
Не то чтобы серьезный голос Жана-Люка, доносившийся из динамика, был неприятен, просто он совсем не подходил к образу Сирано, равно как и Пердикана. Морис закрыл дверь своего, кабинета.
За прошедшие три дня Дюпон ничем не проявил себя. Вероятно, причиной тому послужило распространение его портретов во Франции и пограничных с ней странах. Таково, во всяком случае, было мнение Фушероля. Его отдел буквально затопили присланные сообщения, и теперь все сотрудники занимались их проверкой.-
— Послушайте,—резко заявил комиссар Морису, когда тот сетовал на медлительность расследования дела,— у нас все происходит по-другому, чем в ваших криминальных романах. В профессии полицейского прежде всего требуется терпение.
Недавняя трагикомическая история не обескуражила его,
— Идиотская выходка безумца, играющего с огнем,— сказал он.
Морис не совсем разделял такое мнение, Конечно, Дюпон был сумасшедшим, но разве, несмотря на это, он не проявлял постоянно удивительную осмотрительность и логику?
«Дюпон был из тех ненормальных, которые на первый взгляд кажутся вполне полноценными людьми»,— писал Даниель.
«Кровавым безумием» называли Дюпона газеты, до сих пор помещавшие на первых страницах статьи о Морэ.
Фушероль больше не считал нужным держать в тайне ранее замалчивавшиеся обстоятельства. Теперь общественность знала обо всем. Рукопись Даниеля появилась в печати, некий психиатр объявил убийцу шизофреником, а еженедельники опубликовали интервью из «Криминалистики». Морис Латель, «критик и выдающийся автор криминальных романов, верный друг жертвы», тоже не был забыт. В архивах отыскали старые фото, запечатлевшие его с Даниелем на приемах или вечеринках.
Благодаря этому Морис попал в центр всеобщего внимания. Фонтевро торопил его, просив поскорее закончить очередной роман, дабы получить прибыль от бесплатной рекламы. Со всех сторон к Морису сыпались заказы на статьи, однако он не очень интересовался работой, его мысли постоянно отвлекались. Сидя за письменным столом, он начинал думать о Даниеле, Кулонже, Дюпоне, Фушероле, а чаще всего о Валери.
Теперь они виделись каждый день. Якобы для ее охраны он встречал девушку после работы в шесть часов и шел с ней ужинать. Казалось, ресторан он выбирал случайно, но на самом деле выбор этот тщательно обдумывался. Затем они шли к Валери домой и некоторое время проводили вместе. Его визиты изо дня в день удлинялась. Например, накануне он несколько часов молча наблюдал, как она рисовала. Они все больше сближались друг с другом. Морис безумно радовался тому, что Валери, пo ее словам, не любила Даниеля.
— Да, мой друг,—заявил он Милорду,—таковы наши дела.
Кот, прыгнув на свое любимое кресло, обосновался там и теперь внимательно прислушивался к словам хозяина. Зазвонил телефон.
— Алло, Латель?
— Да.
— Это Фушероль. Вы мне нужны. У вас найдется сейчас время?
— Да.
— Не смогли бы вы подъехать к полицейскому участку в Бьевр?
— Охотно. Вы уже там?
— Нет, только выезжаю.
— Есть что-то новое?
— Вы все узнаете на месте.
Комиссар положил трубку. Морис страшно разволновался. Вероятно, опять произошло непредвиденное. До шести часов осталось не так много времени на свидание с Валери он сегодня не успеет. Морис позвонил ей на работу и все объяснил. Через несколько минут он уже ехал в машине. Из-за того, что небо сплошь заволакивали тучи, сумерки наступили раньше обычного.
Круглая лампа молочного стекла, похожая на белый леденец, приклеенный к потолку,, освещала мрачное помещение участка. Трехцветный плакат на стене призывал французскую молодежь овладевать Военными специальностями.
Лейтенант полиции .предложил посетителям два неудобных стула, а сам, наполненный сознанием собственной значимости, уселся за письменный стол.
— Здесь у меня результаты нашего расследования,— заявил он, хлопнув ладонью по папке.— Можете распоряжаться ими.
Фушероль прибыл сюда незадолго до Мориса и еще не успел ознакомиться с документами. Недовольно скривившись, он сказал офицеру:
— Сперва сами сделайте краткий обзор.
— Расследование проводилось до июля прошлого года. Конкретнее, до двенадцатого числа.
Точность оказалась неотъемлемым свойством лейтенанта, который перед беседой наверняка внимательно изучил бумаги.
Пятнадцать месяцев назад в воскресенье после обеда в Бьевре случилось происшествие, взволновавшее весь округ. Некий Давид Шнеберг был убит на своей вилле. Шестидесятивосьмилетний старик владел кожевенным предприятием на площади Оперы в Париже. После смерти жены он жил один.
Девушка-служанка нашла его труп в понедельник утром.-
— Разве она жила не на вилле?
— Да нет, на вилле. Но по воскресеньям она всегда уезжала к родственникам в Сен-Уан. Алиби в порядке.
— Время преступления?
— По мнению судебного врача — воскресенье, между четырнадцатью и восемнадцатью часами.
— Орудие убийства?
— Череп пробит тупым предметом.
— Каким именно?
— Его не обнаружили.
— Мотив?
— Неизвестен.
Вопросы Фушероля были коротки и немногочисленны. Они касались только существа дела. Морис увидел комиссара в совершенно новом свете.
«Зачем, собственно говоря, он попросил меня сюда приехать?» — думал Морис. Оба случая, казалось, не имели ничего общего.
Так ничего и не сообразив, он вынужден был ограничиться ролью слушателя.
— Что-нибудь украли? — спросил Фушероль.
— Это не было установлено. Давид Шнеберг сам вел свои дела. Каждое утро он уезжал в Париж, а вечером возвращался в Бьевр. Если он и хранил дома крупные суммы или ценные вещи, то об этом никто не знает.
— Друзья, знакомые у него были?
— Увы, нет, он жил очень замкнуто.
— Любовницы?
— Тоже нет. После смерти жены он стал предпочитать выпивку.
— Подозреваемые?
— Свидетель заметил поблизости неизвестного за рулем «ягуара». Опознать его не удалось.— Полицейский развел руками, выражая свое сожаление.— Преступление до сих пор не раскрыто.
Фушероль иронически посмотрел на Мориса.
— Идеальное убийство или случайное стечение обстоятельств, благоприятных для преступника? Что это: особо выдающееся злодейство, или ему просто повезло? Подходящий случай для возобновления спора между Дюпоном и Морэ.
Морис промолчал. Лейтенант вежливо улыбнулся.
— Хорошо,— буркнул Фушероль.— Давайте перейдем к вашему свидетелю.
— Маноло Санчес, тридцати семи лет, испанский подданный, по профессии каменщик, проживает в Бьевре,— читал лейтенант протокол.— Женат, отец четверых детей, репутация хорошая. Здесь записаны показания, которые он дал в день, когда было открыто преступление.
Комиссар бегло посмотрел бумагу, отпечатанную на машинке, и протянул ее Морису.
— Ознакомьтесь.
Показания Маноло Санчеса, сформулированные участковым полицейским, выглядели сухими и безличными.
«В воскресенье 12 июля во второй половине дня я вскапывал свой огород, находящийся на улице Ферье. В 16 часов, закончив . работу, я сел на мотоцикл. Мне требовался бензин, и я поехал к заправочной станции Шелл на улице Сакле. Там была очередь, первым у колонки стоял красный „ягуар".
Я очень интересуюсь спортивными машинами, а этой марки еще не видел. От нечего делать я начал ее осматривать. Автомобиль был парижский, поскольку номер кончался цифрами 75: весь я не запомнил. За рулем сидел мужчина, пассажиров не было.
Залив бак, я пошёл в кафе. Находился там около получаса, не больше, Затем поехал домой. Двигаясь мимо дома Давида Шнеберга, я опять увидел „ягуар". Он стоял рядом с воротами сада, совершенно пустой.
Хотя на заправочной станции я хорошо разглядел водителя, но не смогу его описать. По фотографии узнаю определенно».
— Ну и что, узнал? — спросил Морис.
Полицейский кивнул.
— Да, вчера в газете. Санчес в коридоре. Позвать его?
— Да, немедленно,— ответил Фушероль и поднялся.
Полицейский подошел к двери и крикнул:
— Маноло Санчес!
В комнате появился темноволосый мужчина маленького роста с мохнатыми бровями и обветренным лицом. На нем была тесная праздничная одежда.
— Санчес,— произнес лейтенант,— расскажите, пожалуйста, комиссару то, что уже успели рассказать мне.
Испанец с серьезным видом развернул газету, которую держал в руках, положил ее на стол и проговорил с сильным испанским акцентом:
—-За рулем «ягуара» сидел вот он!
Толстым опухшим пальцем Санчес ткнул в портрет Даниеля Морэ.