21

По стечению обстоятельств Степан Васильевич, мой дед, был последним в Бондарях единоличником и, чтобы прокормить семью, имел всего десять соток земли, надо было крутиться, как гайка по резьбе, чтобы всё везде было туго стянуто, чтобы ни в одну щёлочку, ни в один паз и зазор не заглянула и не вползла нищенка-нужда.

Было трудно, но радостно на себя работать, не подчиняясь ничьей воле, не сгибая ни перед кем натужно шеи. Одним словом – свобода, просторная, как распашистая праздничная рубаха. Просмотрели агитаторы новой жизни по своей нерадивости, а может, из-за беспокоящего неравнодушия к выпивке. У Степана Васильевича можно было всегда безотказно привести себя в порядок с самого раннего утра. Поэтому небольшое, но справное хозяйство приписать, как полагается, к кулацкому отродью было как-то неудобно – размах не тот, да и хозяин трудится сам, а за умение жить, можно было и не наказывать.

Поняв, что выделенный властью клочок земли не прокормит, Степан Васильевич занялся разведением гусей, благо, что речка под боком, вода не глубокая, берега зелёные, вдоль поймы реки от половодья по целому лету озерки да бочажки – всякая мелкая живность копошится. Вода в болотцах светлая, чистая, синим небом высвечивает из травяного шёлка – раздолье для такой птицы, как гусь.

Вот она, хозяйская смётка! Только откроет чуть свет Степан Васильевич калитку, как гортанное, крикливое стадо снежной лавиной устремляется туда, к воде, а вечером, тяжело переваливаясь с боку на бок, по-хозяйски покрикивая, ведёт всю, уже объевшуюся травки, стаю обратно который раз уходящий от ножа стадный вожак, прозванный за свой трубный голос Горгором.

Правда, этого Горгора пришлось отдать потом на откуп председателю сельсовета, чтобы немного ослабить налоговую удавку. Но это мало помогло. И в очередную компанию по первому сигналу готовое под нож стадо перекочевало на колхозный двор.

Колхозу от этого была малая прибыль, а семье единоличника большая скорбь. Ослабли заслонки, и нужда всё-таки прошмыгнула в сквозящий унынием зазор, который с каждым годом становился всё шире и шире.

А пока во дворе Степана Васильевича, как на колхозном собрании, шум, гогот, злобное шипенье и победное хлопанье крыл.

Наступила пора убоя – самое весёлое и горячее время. По осени гуси – товар ходовой, за который можно выручить деньги на всю предстоящую зиму.

Настёнкиной зарплаты фельдшерицы хватает только на пудру да на губную помаду, а Сергею, сколько в руки денег ни попадёт – всё мимо! Какая на него надёжа? И-эх! Пропадёт, сукин сын! Степан Васильевич любовно поглядывает на беспокойные снежные комья, беспорядочно перемещающиеся по двору, – живые деньги! Пора, правда, пора забивать птицу. В Тамбове, говорят, можно за неё нынешним годом хорошие деньги получить. Да и одного корма каждый день сколько уходит – страсть! Это тебе не лето. Хватанули первого снежку – и хватя! Степан Васильевич приказал кипятить воду…