Узнав Носуорта по быстрой — даже после обеда — походке, Этуотер поспешил за ним, однако догнал его, только когда Носуорт завернул за угол. Увидев Этуотера, Носуорт сказал: — Я иду на выставку Реймонда Прингла. — Я тоже. — Его отца я терпеть не мог. Однажды мне довелось сидеть с ним рядом на званом обеде в Манчестере. Любопытно посмотреть, какие такие картины пишет сынок. До галереи они дошли вместе. Поклонники живописи Прингла были немногочисленны, но настойчивы; желающих купить его картины собралось меньше, чем хотелось бы самому Принглу, но они были — и набиралось их достаточно, чтобы выставка себя окупала. — Нет, каталог мне не нужен, — сказал Носуорт похожему на обезьяну старику в униформе, который сидел у входа и при их появлении засеменил им навстречу. Время было обеденное, и галерея пустовала. Директор галереи, молодой человек, сам только что вернулся из ресторана; он стоял посреди зала в черной шляпе и беседовал с какими-то двумя старухами. Этуотер услышал, как кто-то из них переспросил: «Учелло или Утрилло?»[18]. Носуорт быстро переходил от картины к картине и бормотал себе под нос: «О Боже, о Боже…». Большинство картин Этуотер уже видел, но он рассматривал их вместе с Носуортом; некоторых натурщиц он знал лично, и ему хотелось лишний раз убедиться, что это именно они. Старухи ушли, а молодой человек, директор галереи, снял шляпу и, сев за небольшой столик в углу, начал перебирать вырезки из газет. — Не сказал бы, что выставка пользуется оглушительным успехом, — сказал Носуорт. — Тем не менее, кое-что, я вижу, уже продано. — Зал скоро заполнится. Сейчас ведь обеденное время. Директор галереи скрепил булавкой пачку газетных вырезок и, бросив их на стоящий на столе поднос, широко зевнул, после чего встал и подошел к Носуорту. — Не знаю, интересуетесь ли вы современным искусством, — начал он. — Современное искусство — забавная штука. Когда видишь картину первый раз, совершенно не понимаешь, что хотел сказать художник. Кажется, что картина висит вверх ногами. А потом, спустя какое-то время, к ней привыкаешь, и ее смысл постепенно проясняется. — Спасибо, — сказал Носуорт. — Мой друг объяснит, если мне что не понятно. — Вон та работа очень любопытна. — Чем же? — Отлив изображен с настроением, вам не кажется? Носуорт некоторое время пристально вглядывался в картину, а затем отвернулся и стал смотреть в другую сторону. — Это деревушка под Марселем, — сказал молодой человек. — Я был там. — Вот как? — У нас есть здесь и кое-какие рисунки художника, если они вас интересуют. — Спасибо, в следующий раз. — У нас вообще много интересных работ, — сказал молодой человек. — Все крупные современные живописцы. Но есть и не современные. На любой, можно сказать, вкус. — Как-нибудь вы мне их обязательно покажете. Все до одной. А сейчас, к сожалению, я очень тороплюсь и должен, увы, бежать. — Я к вашим услугам, — сказал молодой человек, прислонившись к стене и сунув руки в карманы. — Вам они понравятся, я в этом нисколько не сомневаюсь. — Смею вас заверить, мне лучше знать, что мне понравится, а что нет, — не без яда заметил Носуорт, но молодой человек пропустил его слова мимо ушей. Носуорт опустился на стул и долгое время сидел молча, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Этуотер тем временем смотрел картины других художников — их в галерее было всего несколько. И тут в дверях возник сам виновник торжества — он был зол и взволнован. — Привет, — сказал Прингл Этуотеру и, повернувшись к молодому человеку, спросил: — Еще что-нибудь продалось? — Думаю, удастся пристроить «Девичий стан». — Кому? — Такие сведения мы не даем. — Не даете? — процедил Прингл. — В таком случае, раз уж я застал вас, чего мне все утро сделать не удавалось, хотел бы задать вам вопрос: что происходит с каталогом?! — А чем вам не нравится каталог? — Тем, что ошибок в нем не меньше, чем в школьном сочинении. — Дали бы нам тексты заранее, не было бы ошибок; я, например, ваш почерк совершенно не разбираю, — буркнул молодой человек и, лениво оторвав спину от стены, вновь уселся за стол. Людей в галерее с каждой минутой становилось все больше. — Утром народ был? — спросил Прингла Этуотер. — Могло быть хуже, — обронил Прингл. Он пребывал в таком раздражении, что не мог говорить и, нервно потирая руки, молча бродил из угла в угол. — Боюсь, мне пора обратно в музей, — сказал Носуорт. Поклонники живописи Прингла продолжали прибывать. Появилась Лола. Она была в плаще и в разноцветном шарфе на шее. Этуотера она увидела сразу: — Я на минутку. Убегаю, — сообщила она ему. — Я тоже. — А ты почему? — Надо на работу. — Не хочешь пойти со мной в кино? — Нет. — Почему? — Работы полно. — Но сегодня вечером ты ведь ко мне придешь? — А как же, конечно. — Очень хороши, правда? — сказала Лола, имея в виду картины Прингла. — Да, очень. — Эти портреты тебе кого-то напоминают? — Всех сразу. Галерея заполнилась. В воздухе чувствовалось напряжение: казалось, посетители в себе не уверены. Пришли все знакомые Прингла, было и несколько журналистов, с которыми Прингл постоянно ссорился. Сам Прингл пребывал в таком раздражении, что разговаривать с ним было невозможно; он стоял в углу и кусал ногти. Барлоу, Верелст и мистер Шейган вошли почти одновременно. Мистер Шейган купил каталог. Барлоу остановился, осмотрелся и подошел к Этуотеру. — Реймонду удалось собрать неплохую компанию, — сказал он и внимательно посмотрел на Лолу. Этуотер их познакомил. — Я послал Харриет Твайнинг приглашение. Как ты думаешь, она придет? — спросил Прингл, подходя к Этуотеру. — Кто ее знает. Про себя же Этуотер подумал, что Харриет придет вряд ли. Он слышал, как Барлоу говорит Лоле: «Зашли бы как-нибудь», и как Лола дает ему свой номер телефона. — Сам понимаешь, мне наплевать, придет она или нет, — продолжал Прингл. — Но приглашение решил послать. — Ну, мне пора, — сказала Этуотеру Лола. — У меня встреча. — До свидания. — У видимся сегодня вечером, — сказала она и вышла из зала, поправляя шарф. — От этой девушки ты не отделаешься никогда, — сказал Барлоу. — И что ты мне в этой связи предлагаешь? У тебя есть для меня на примете кто-то еще? — Нет, — сказал Барлоу. — Боюсь, что нет. Собравшиеся говорили одновременно. — Не знаешь, как зовут вон того черноволосого, который пришел прямо перед тобой? — спросил Этуотер. — Верелст. Он иногда покупает у меня картины, — ответил Барлоу. Они с интересом наблюдали за тем, как наслаждается живописью мистер Шейган. Каждую картину он рассматривал очень внимательно, как будто выставлена только она одна. Когда он проходил мимо них, Барлоу сказал: — Привет, мистер Шейган. — Мистер Барлоу! Выставка, доложу я вам, — первый класс. — Вы, я вижу, любитель изобразительного искусства. — Да, обожаю картины. — В самом деле? — Когда я осенью был в Париже, — сказал мистер Шейган, — я заплатил тридцать тысяч франков за картину вдвое меньше этих. — Вот человек, который их написал, — сказал Этуотер. — Он может писать и картины поменьше. — И с этими словами он ухватил за локоть Прингла, который в унынии бродил по залу. — Рад встрече, мистер Прингл, — сказал мистер Шейган. — У вас потрясающая выставка. — Надеюсь, вы пришли в себя после вечеринки, — сказал Прингл. Он всегда злился, когда его не узнавали. — Для старика Шейгана такая вечеринка — пустяк. Здесь вообще веселиться от души не умеют. Но в одном вам не окажешь, ребята. Вы сразу распознали мое слабое место, раз послали мне приглашение на выставку. — Вы же знаток, ценитель живописи — сказал Барлоу. — Да, люблю искусство, — признал мистер Шейган. — Жить без него не могу. — Не можете? — Так уж я устроен. — Не беспокойтесь. Мы вас не обидим. Вы среди друзей. У Прингла был такой вид, как будто он хотел продать мистеру Шейгану картину втридорога, однако он ничего не сказал. — У меня тоже есть работы, которые вам могут понравиться, — сказал Барлоу. — Приходите ко мне как-нибудь. — Вы что, художник, мистер Барлоу? Барлоу ответил утвердительно. — Класс, — отреагировал мистер Шейган. — А вы, мистер Этуотер? — Увы, нет, я не художник. — Что ж, — сказал мистер Шейган, — всем нам создавать красоту не по силам… Взять хотя бы нас, издателей, ведь мы — люди творчески несостоявшиеся. Может, в жизни мы и не всегда поступаем по справедливости, но в мечтах мы лучше, чем в жизни, много лучше. — Вы в этом уверены? — Уверен, не то слово, — сказал мистер Шейган. — Вы к себе несправедливы, мистер Шейган, — сказал Барлоу. — Как бы то ни было, давайте выйдем отсюда и чего-нибудь выпьем. Выпьем за справедливость, за то, чтобы наши мечты сбывались. Ты сейчас можешь отлучиться, Реймонд? — Нет, — ответил Прингл, — я жду одного человека. — А ты, Уильям? — А я должен вернуться в музей. У меня работа стоит. — Ну что ж, нет, так нет, — сказал Барлоу. — Нам-то с мистером Шейганом ничто не помешает выпить. Не сейчас, так в следующий раз. Носуорт по-прежнему сидел на стуле — его обступили несколько недавно пришедших знакомых, и его за ними не было видно. Верелст — все это время он разговаривал с молодым человеком, директором галереи, — прошел через комнату. Сегодня он был еще меньше похож на еврея, чем накануне вечером. Одет он был безупречно. Этуотер заметил, какие у него дорогие туфли. — Вот мы и встретились, — сказал ему Верелст. — Добрый день, — отозвался Этоутер и познакомил Верелста с Принглом. — Почти на всех картинах я вижу красные ярлычки, — сказал Верелст. — Это потому, что в большинстве своем они позаимствованы из частных коллекций, — объяснил Прингл. Он был угрюм, очень нервничал и все время грыз ногти. — Картины очень хорошо развешены, — сказал Верелст. Выставка, скорее всего, показалась ему совершенно никчемной, однако Прингла он обижать не хотел. Прингл же всегда чувствовал, когда кому-то не нравились его картины. Эти люди действовали ему на нервы. Он подолгу разъяснял им смысл своих работ, и чем сложнее оказывалось убедить их в своем таланте, тем настойчивее он требовал, чтобы они вникали в мельчайшие особенности его живописи. Он творил исключительно ради тех, кто пел ему дифирамбы. Таким зрителям он часто предлагал ему позировать, но сегодня он был в отвратительном настроении, и обратить Верелста в свою веру не стремился. — Лучше всего смотрятся работы, висящие в дальнем конце комнаты, — только и сказал он. — Да, у дверей свет падает неудачно, — согласился Верелст. — А мы вчера вечером неплохо повеселились, правда ведь? — заметил он, обращаясь к Этуотеру. — Вам понравилось? — Я смотрю, вы со Сьюзан хорошие друзья. А вот я вижусь с ней очень редко. Она ведь нарасхват. — Да, у нее расписан каждый день. — Кстати, мы договорились встретиться на следующей неделе, — сказал Верелст. — Впервые за много месяцев. — Неужели? — Именно так. За много месяцев. До этого, собственно, мы встречались всего один раз, да и то в гостях. — А знакомы вы давно? — О, нет. Познакомились мы недавно, а потом я уехал заграницу, вот почему я так обрадовался, когда вчера вечером вас увидел. — В этом ресторане кого только не встретишь. — Что верно, то верно. Там все бывают. Тут к ним быстрой походкой подошел молодой человек, директор галереи, и сказал Верелсту: — Есть еще одна работа, которую я мог бы позаимствовать из частного собрания. Очень недурна. Барнхейм мечтал ее заполучить. — Великолепно, — сказал Верелст. — Дайте мне знать. — Постараюсь прислать вам фотографию. — Вы покупаете много картин? — спросил Верелста Этуотер. — Приходите как-нибудь — увидите. К сожалению, большая часть не развешена. — В таком случае я пришлю вам письмо, — сказал молодой человек, директор галереи. — Да, — сказал Верелст. — Изложите мне все в письменном виде. — Держался он с безразличием истинного коллекционера и рассеянного аристократа — и даже слегка переигрывал. — Не хотите ли как-нибудь на днях со мной позавтракать? — спросил он Этуотера. — Был бы рад. Носуорт встал со стула, на котором просидел все это время, и направился к выходу, не отвечая на приветствия знакомых. — На сегодня с меня хватит, — сказал он. — К тому же, я обещал дать интервью одному чеху. — Мне тоже надо идти, — спохватился Этуотер. — До свидания, — сказал он Верелсту. — До свидания, — сказал Верелст. — Обязательно приходите завтракать — я дам вам адрес отеля, о котором зашел разговор вчера вечером. — Так значит, у тебя нет времени пропустить стаканчик со мной и с мистером Шейганом? — спросил Этуотера Барлоу. — Не могу. — Вы что, уже уходите, мистер Этуотер? — искренне удивился мистер Шейган. — Вы не забыли, ребята, что я жду вас к себе в гости? — Пошли, — сказал Барлоу мистеру Шейгану. — А то кафе закроется. — Закроется? — переспросил мистер Шейган. — С чего это оно закроется? — Долго объяснять, — сказал Барлоу. — Я вас не обманываю. Я еще зайду, Реймонд. Барлоу и мистер Шейган вышли из галереи. Носуорт и Этуотер последовали за ними, но не так быстро. Когда они проходили мимо молодого человека, директора галереи, Носуорт сказал: — Всего вам наилучшего. Старик в дверях прошамкал беззубым ртом: «Такси, сэр?» и криво ухмыльнулся. Улица была залита солнцем. — Придется ехать в музей на автобусе, — сказал Носуорт. — А то я уже опаздываю. — Это какой-то важный чех? Носуорт кивнул. — С кем это вы разговаривали? — спросил он. — Его зовут Верелст. — О да, — сказал Носуорт. — У него есть пара отличных вещиц. — Вы что-нибудь про него знаете? — Он коллекционер. — А что еще? — Я думаю, он еврей, а вам как кажется? — Думаю, да. Из-за дорожных работ автобус ехал какими-то закоулками. Когда они приехали в музей, оказалось, что чех уже некоторое время ждет Носуорта. Это был робкого вида человек, не желавший говорить ни о чем, кроме науки. Когда его познакомили с Носуортом, он спросил: — ^Etes vous professeur? — Non. — Pourquoi pas? — Parce-que c’est trop difficile[19]. Чех сел и стал вынимать бумаги из блестящего черного портфеля. Носуорт задумчиво смотрел на чеха. Этуотер удалился к себе в кабинет.12.