Он не мог думать ни о чем, кроме того, что завтра вновь увидит ее. Она пришла к обеду и принесла ему поесть. – Я сама покормлю его, Инна, – весело бросила она медсестре. – Можно подумать, это ее собственность, – проворчала медсестра. – Я ее собственность, Инна, – кивнул Александр. – Разве не она принесла мне плазму на лед? – Вы и половины всего не знаете! – недовольно фыркнула Инна, уходя и одарив на прощание Татьяну злобным взглядом. – О чем это она? – Понятия не имею, – отмахнулась Татьяна. – Открой рот. – Таня, я вполне могу поесть самостоятельно. – Ты хочешь есть самостоятельно? – Нет. – Позволь хоть немного поухаживать за тобой, – нежно попросила она. – Мне не терпится что-нибудь сделать для тебя. Для тебя. – Таня, где мое обручальное кольцо? Она висело у меня на шее. Я потерял его? Татьяна, улыбаясь, вытянула из-за пазухи плетеный шнурок, на котором висели оба кольца. – Пусть будут у меня, пока мы не сможем снова их надеть. – Покорми меня, – попросил он, задыхаясь от обуревавших его чувств. Но прежде чем она успела взять в руки ложку, вошел полковник Степанов. – Я слышал, ты пришел в себя, – сказал он, поглядывая на Татьяну. – Я не вовремя? Татьяна покачала головой. Положила ложку на поднос и встала. – Вы полковник Степанов? – Да, – недоуменно протянул он. – А вы… Татьяна взяла обеими руками руку полковника и сжала. – Я Татьяна Метанова и хотела поблагодарить вас за все, что вы сделали для майора Белова. – Она не отпустила его руку, и он не отстранился. – Спасибо, товарищ полковник, – повторила она. Александру страшно хотелось обнять жену. – Товарищ полковник, моя сестра знает, как вы относитесь ко мне. – По заслугам, майор, по заслугам. Он так и не отнял руки, пока Татьяна не разжала пальцы. – Видели свою медаль? Медаль висела на спинке стула у постели Александра. – Почему бы не подождать, пока я очнусь? – удивился Александр. – Почему такая спешка? – Мы не знали, – начал Степанов, – выжи… – Не просто медаль, майор, – поспешно перебила Татьяна. – Наивысший знак отличия. Золотая Звезда Героя Советского Союза! Степанов перевел внимательный взгляд с Александра на Татьяну. – Твоя сестра очень… гордится тобой, Белов. – Да, товарищ полковник. Он очень старался не улыбнуться. – Ладно, – кивнул полковник, – приду в другой раз, когда вы будете не так заняты. – Товарищ полковник! – окликнул Александр. – Как там наши? – Все лучше некуда. После короткого отдыха пытаются выбить немцев из Синявина, но пока безуспешно. Впрочем, мало-помалу… Зато у меня новости получше: мы разгромили фон Паулюса. Сдался в плен вместе со своими прихвостнями. Представляешь, – хмыкнул Степанов, – Гитлер произвел Паулюса в фельдмаршалы за два дня до капитуляции. Он сказал, что во всей истории Германии ни один фельдмаршал ни разу не выкинул белый флаг. – Что ж, фон Паулюс, очевидно, хотел войти в историю, – ухмыльнулся Александр. – Вот это да! Сталинград выстоял. Блокада прорвана. Считайте, война выиграна. – Тут ты прав. Ладно, Белов, поправляйся. Тебя ждет очередное повышение. И что бы там ни было, а больше на передовую мы тебя не пустим. – Не хотелось бы киснуть в штабе, товарищ полковник. Татьяна толкнула его в плечо. – То есть, конечно, товарищ полковник, и спасибо вам. Степанов снова оглядел молодых людей: – Рад видеть тебя в хорошем настроении, майор. Не помню, когда в последний раз ты был таким… веселым. Должно быть, почти смертельное ранение подействовало. С этими словами полковник пошел к двери. – Ну вот, мы совершенно сбили с толку несчастного полковника, – засмеялся Александр. – Кстати, что он имел в виду под почти смертельным ранением? – Преувеличение. Но ты оказался прав. Он действительно хороший человек, – объявила Татьяна, глядя на мужа с шутливой укоризной. – Вижу, ты забыл поблагодарить его за меня. – Таня, мы мужчины. И солдаты. И не расшаркиваемся друг перед другом при каждом удобном случае. – Открой рот. – А что ты мне принесла? – Щи и хлеб с маслом. – Откуда ты взяла масло? Масла было не менее двухсот пятидесяти граммов! – Раненые получают дополнительный паек. А ты получаешь дополнительно дополнительный паек. – Как дополнительно дополнительный морфий? – усмехнулся он. – Угу. Тебе нужно скорее поправляться. Каждый раз, когда она подносила ложку к его рту, Александр глубоко вдыхал, пытаясь уловить ее аромат за запахом щей. – Ты сама ела? Татьяна пожала плечами. – У кого есть время на еду? – жизнерадостно отмахнулась она, подвигая ближе стул. – Как, по-твоему, другие пациенты станут возражать, если моя сестричка меня поцелует? – Разумеется, – поспешно заверила она, отодвигаясь. – Посчитают, что я раздаю поцелуи направо-налево. Александр огляделся. У другой стены лежал умирающий безногий солдат. Ему уже ничто не поможет. Сосед, тот, что под кислородной палаткой, боролся за каждый вздох. Как Маразов. – Что это с ним? – Николай Успенский? Он потерял легкое. – Татьяна откашлялась. – Ничего, поправится. Его жена живет в соседней деревне. Постоянно присылает ему лук. – Лук? – Больше у них ничего нет. Все сожрала война. – Таня, – тихо начал он, – Инна говорила, что мне делали переливание. Я очень тяже… – И ты поправишься, – поспешно заверила Татьяна. – Потерял немного крови, вот и все. Слушай. Слушай внимательно… – Почему ты не со мной весь день? Почему не ты моя медсестра? – Погоди, два дня назад ты велел мне убираться, а теперь хочешь, чтобы я не уходила. – Именно. – Но, милый, – прошептала она, – он здесь постоянно. Ты что, не слышишь? Должна же быть профессиональная этика! Инна – прекрасная медсестра и очень хорошо ухаживает за тяжелоранеными. Скоро тебе будет лучше, и мы переведем тебя в палату выздоравливающих. – Ты там работаешь? Через неделю мне станет лучше. – Нет, Шура, не там. – А где? – Шура, да угомонись же ты! Я должна поговорить с тобой, а ты все время меня перебиваешь. – Не буду. Если станешь держать мою руку под одеялом. Татьяна сунула руку под одеяло и сжала его пальцы своими, неправдоподобно тоненькими. – Будь я сильнее, выше ростом, я бы подняла тебя и сама унесла со льда, – тихо выговорила она. Александр стиснул ее ладошку. – Не расстраивай меня, договорились? Я слишком счастлив видеть твое прелестное личико. Поцелуй меня. – Нет, Шура, ты должен выслушать… – Почему ты так чертовски здорово выглядишь? Почему так и лучишься счастьем? Никогда еще ты не казалась такой красавицей! Татьяна наклонилась к нему, чуть приоткрыв губы, и спросила грудным шепотом: – Даже в Лазареве? – Прекрати, ты заставляешь мужчину плакать. И ты просто сияешь каким-то внутренним светом. – Ты жив, и я на седьмом небе. Она ничуть не преувеличивала. – Как ты попала на фронт? – Если все же соизволишь выслушать меня, я расскажу. Покидая Лазарево, я собиралась стать медсестрой в реанимации. А после нашего свидания в ноябре решила пойти в армию. Быть там, где ты. Вместе с тобой сражаться за Ленинград. Хотела попроситься санинструктором. – Это и был твой план? – Да. Александр покачал головой. – Хорошо, что не сказала мне тогда. А сейчас у меня просто нет сил. – Тебе понадобится куда больше сил, когда узнаешь все, что я тебе скажу. Она едва сдерживала возбуждение. Сердце Александра почему-то заколотилось. – Поэтому, когда доктор Сайерз появился в больнице, я немедленно спросила, не нужны ли ему лишние руки, – продолжала Татьяна. – Он приехал в Ленинград по заданию Красного Креста, поскольку в связи с наступлением ожидался огромный наплыв раненых. Хотя должна сказать… – Она понизила голос. – Должна сказать, что никто не предполагал такого потока раненых. В больницах не хватает мест. Людей некуда класть. Во всяком случае, после того как доктор Сайерз сказал, что едет на фронт, я спросила, не могу ли чем помочь. Учти, я услышала этот вопрос от тебя. Как оказалось, он и в самом деле нуждался в моей помощи. Единственная медсестра, которую он привез с собой, заболела. Вещь неудивительная в зимнем Ленинграде. Бедняга подхватила туберкулез. Татьяна покачала головой. – Представляешь? Теперь ей лучше, но она все еще в больнице. И поскольку я еще не ходила в военкомат, то и приехала сюда с доктором Сайерзом как его временная ассистентка. Смотри! – воскликнула сияющая Татьяна, показывая Александру белую повязку с красным крестом. – Теперь я медсестра Красного Креста. Правда, здорово? – Я рад, что тебе нравится работать на передовой, – суховато откликнулся Александр. – Шура! Дело не в передовой! Знаешь, откуда приехал доктор Сайерз? – Из Америки? – Нет, я хочу сказать, откуда он привел свой джип? – Сдаюсь. – Хельсинки! – восторженно прошептала она. – Хельсинки? – Да! – Прекрасно, – пробормотал Александр. – А знаешь, куда он потом вернется? – Куда же? – В Хельсинки, Шура! Александр ничего не ответил. Только медленно отвернулся и закрыл глаза. До него донесся ее голос. Он открыл глаза и снова повернулся к ней. Она едва не приплясывала от нетерпения, пальцы выстукивали барабанную дробь по его руке, радостное лицо раскраснелось, дыхание участилось. Он рассмеялся. – Нет, не смейся, – обиделась Татьяна. – И потише, пожалуйста. – Тата, Тата, умоляю, прекрати. – Да будешь ты меня слушать? С тех пор как я встретила доктора, только об одном и думаю. – О нет. – О да. – И о чем же ты думала? – Все думала и думала, пытаясь составить план… – Только не очередной план! – Именно план. Я спросила себя: можно ли доверять доктору Сайерзу? Мне показалось, что он не из тех, кто сразу бежит доносить. У него такое открытое лицо! Я решила довериться ему, все рассказать о нас и умолять помочь тебе вернуться домой, вернее, помочь нам каким-то образом добраться до Хельсинки. Только до Хельсинки. Потом мы сами сумеем доехать до Стокгольма. – Таня, немедленно замолчи. – Нет, только подумай, ведь с нами сам Господь! В декабре в нашу больницу положили раненого финского летчика. Они поступают к нам постоянно… чтобы умереть. Мы честно пытались спасти его, но у него были тяжелые черепно-мозговые травмы. Его самолет утонул в Финском заливе. – Теперь ее голос был едва слышен. – Я сохранила его комбинезон и солдатский медальон. Спрятала их в докторском джипе, в коробке с бинтами. Там они и сейчас лежат. Дожидаются тебя. Александр потрясенно уставился на Татьяну. – Я боялась одного: просить доктора Сайерза рисковать собой ради незнакомых людей. Не знала, как к нему подступиться. – Татьяна нагнулась и поцеловала его в плечо. – Но и тут вмешалось провидение. Мой муж спас именно того человека, от которого все зависит. И теперь он вытащит тебя отсюда, даже если придется нести тебя на спине. Александр, окончательно потерявший дар речи, продолжал молчать. – Мы оденем тебя в финскую форму, на несколько часов ты превратишься в Туве Хансена, после чего переправим тебя через финскую границу в машине доктора Сайерза. Я вывезу тебя из Советского Союза. Александр попытался что-то сказать, но язык не слушался. Смеясь беззвучно, но счастливо, Татьяна продолжала: – Удача на нашей стороне, как ты думаешь? Она показала на свою повязку и сильно сжала его руку под одеялом. – В зависимости от того, как ты будешь себя чувствовать, мы либо сядем в Хельсинки на торговое судно, либо, если лед на Балтийском море вскрылся, придется ехать на грузовиках, в составе моторизованного конвоя. Швеция – нейтральная страна, помнишь? И нет, я не забыла ни одного сказанного тобой слова. – Она отпустила его руку и захлопала в ладоши. – Ну, слышал ли ты когда-нибудь лучший план? Куда лучше, чем твоя идея скрываться месяцами в болотах. Он ошарашенно смотрел на нее, не веря ушам. Просто голова идет кругом! – Кто ты, о женщина, сидящая передо мной? Татьяна поднялась и, нагнувшись, крепко поцеловала его в губы. – Я – твоя любимая жена, – прошептала она. Надежда оказалась лучшим доктором. Бесконечно тянувшиеся ранее дни теперь просто летели. Александр пытался вставать, ходить, двигаться! И хотя не мог сползти с постели, старался помогать себе руками. Наконец он сел, стал есть самостоятельно и жил в ожидании минут, когда придет Татьяна. Безделье сводило его с ума. Он попросил Татьяну принести ему куски дерева и армейский нож и часами вырезал пальмы, сосны, ножи и человечков. Она прибегала каждый день, по многу раз в день, садилась рядом и шептала: – Шура, в Хельсинки мы сможем покататься на санях или на дрожках. Вообрази только, какое чудо! И мы сможем пойти в настоящую церковь! Доктор Сайерз сказал, что хельсинкская церковь Святого Николая очень похожа на Исаакиевский. Ты слушаешь, Шура? Александр с улыбкой кивал и продолжал орудовать ножом. – Шура, – не унималась она, – знаешь, Стокгольм выстроен из гранита, совсем как Ленинград! Наш Петр Великий в семьсот двадцать пятом в яростной борьбе отобрал Карелию у шведов! Подумать только, какая ирония! Даже теперь мы сражаемся за землю, которой суждено нас освободить. К тому времени как мы попадем в Стокгольм, настанет весна, и прямо на пристани наверняка окажется утренний рынок, где продают зелень, фрукты и рыбу… о, еще, Шура, копченый окорок и какой-то бекон. Мне доктор Сайерз сказал. Ты когда-нибудь ел бекон? Александр с улыбкой кивал и продолжал вырезать. – И в Стокгольме мы поедем в такое место… как оно называется… ах да, Храм славы. Усыпальницы их королей. Королей и героев! – восторженно излагала Татьяна. – Тебе понравится. Мы там побываем? – Да, солнышко, – ответил Александр, откладывая работу и притягивая ее к себе. – Обязательно.4