7

Джена

Меня разбудил собачий лай. На будильнике был час ночи, до дежурства оставалось еще три часа. Лай доносился со стороны вольера Наузада и РПГ. Я наскоро оделся, подхватил снаряжение и, уже выбегая наружу, столкнулся с Дэйвом.

– Что за шум?

– Без понятия, – ответил он.

Мы забежали за угол. Меня не оставляло жуткое предчувствие, что там снова драка.

– О, черт.

Задние ворота оказались нараспашку, там кишмя кишели собаки всех окрасов и размеров, они носились кругами, гавкали друг на друга, наскакивали и вздымали облачка пыли.

Наузад и РПГ сходили с ума у себя в загоне, но я мог выдохнуть с облегчением: между собой они не сцепились и находились в безопасности.

Дэйв, ухватив меня за руку, ткнул куда-то в гущу собачьей своры.

– Черт побери, да что они себе думают? – Представшее нашим глазам зрелище ничего, кроме ужаса, не вызывало.

Посреди, привязанная к столбу куском проволоки, дрожала некрупная собака. Очевидно, сука, потому что у нее за спиной рычали и скалились кобели, готовые на все, чтобы с ней совокупиться. Если и существует собачий ад, он наверное выглядит именно так.

– Черт побери, – повторил Дэйв.

С той самой секунды, как я вышел из самолета и оказался на земле Афганистана, я понимал, что оказался в совсем другом мире, но это было чересчур. Я выкупил Наузада, по крайней мере, на какое-то время обеспечил ему безопасность, и афганцы очевидно решили заняться разведением бойцовых псов самостоятельно. И производить для них щенков предстояло этой бедной псине.

– Как будто им собак недостаточно! – прокричал Дэйв, чтобы его было слышно за лаем и рычанием. Мы, не сговариваясь, двинулись в самую гущу стаи, размахивая руками и ругаясь, на чем свет стоит. Мы даже не думали, что нас могут покусать, оба были слишком злы, чтобы всерьез о чем-то беспокоиться. Надо было выгнать псов за ворота. Самые крупные решили, что без боя не сдадутся, и Дэйв, подобрав с земли какую-то палку, стал замахиваться на них. Даже этого оказалось недостаточно, ему пришлось несколько раз ударить палкой об землю, чтобы как следует их напугать.

Стоял такой шум, что я удивлялся, почему никто больше не вышел посмотреть, в чем дело. Потом выяснилось, что парни на ближайшем наблюдательном посту уже собрались запрашивать по рации, что делать, но тут услышали мой голос и решили, что у меня все под контролем!

Вдвоем с Дэйвом мы кое-как ухитрились закрыть ворота и задвинуть тяжеленный засов. Воцарилась тишина. Мы стояли и просто смотрели друг на друга.

– Поверить не могу, – выдавил я, наконец переводя дыхание.

Я подошел к собаке, привязанной к столбу. Она дрожала на холодном ветру.

– Ты в порядке, маленькая? – спросил я и потянулся погладить ее по лобастой круглой голове.

Она понюхала мои пальцы и тут же принялась их облизывать. Я потрепал ее за длинные мягкие уши. Они была куда темнее, чем Наузада, и вдвое меньше. Я понятия не имел, на какую породу она больше похожа.

– И что же нам с тобой делать, а? – спросил я, хотя ответ уже читался в ее печальных глазах.

Я потянулся, чтобы отвязать ее от столба, одновременно удерживая проволоку у шеи. Мне не хотелось потом ловить ее по всей базе.

Оказалось, что можно было не волноваться. Она радостно потрусила за мной к вольеру, где Наузад и РПГ уже подпрыгивали от нетерпения. Им так хотелось на прогулку, что они даже скреблись в калитку.

Одной рукой я удерживал молоденькую суку, пока отвязывал веревку. Наузад и РПГ тут же выскочили, ненадолго задержались, чтобы обнюхать гостью, и тут же потрусили дальше. Куда больше их интересовали те места, где недавно грызлись бродячие псы. Наверное, искали по запаху старых друзей, решил я.

Сука радостно виляла длинным хвостом. Я запустил ее в вольер и снял проволоку с шеи.

– Что, с пополнением, да? – спросил Дэйв через пару минут, подтаскивая разыгравшегося РПК к загону за передние лапы. Пес весело молотил хвостом по воздуху.

– А что делать? – Я пожал плечами. – Не можем же мы ее выкинуть. Что со щенками будет?

Я обернулся на ворота. Пыльная площадка перед ними была вся в отпечатках собачьих лап. Посреди торчал деревянный столб, на который Наузад с удовольствием задрал заднюю лапу: ему на базе явно не хватало деревьев.

– О чем они вообще думают, хотел бы я знать? – спросил я вслух, пытаясь осознать смысл происшедшего. – Не говоря уже обо всем прочем… Но как им в голову пришло распахивать на ночь ворота, когда снаружи талибы?

Хотя, с учетом всего, что мы видели до сих пор, поведению полицейских вряд ли стоило удивляться.

– Завтра я этим придуркам такое устрою – пожалеют, что талибы их не пристрелили, – пригрозил я, но мы оба знали, что никакого проку не будет. Что я мог им сделать, в конце концов?

Я погонялся пару минут за Наузадом и наконец завел его обратно в загон. Он вроде бы не возражал против новой соседки, которую Дэйв чесал за ушами.

– Не выбросим же мы ее за ворота, правда? – сказал я, уже зная, что ответит мне Дэйв. Нам было отлично слышно, как снаружи стая продолжает грызню.

Я все равно собирался встать пораньше, чтобы позвонить Лизе, и теперь не было никакого смысла идти досыпать. Поэтому воспользовался тем, что спутниковый телефон был в доступе, без всякой очереди. Я должен был позвонить и рассказать ей наши последние новости.

Но раньше чем я успел сказать хоть слово, взволнованный голос Лизы донесся до меня через тысячи миль.

– Долго же ты дозванивался. Я тут уже вся извелась!

– Да я…

Она перебила меня прежде, чем я успел договорить:

– Я нашла тебе приют.

Я плотнее прижал аппарат к уху, опасаясь, что неправильно расслышал.

– Пен, ты понял, что я говорю? Приют нашелся!

Я зажмурился и медленно выдохнул.

Лиза оживленно продолжила:

– Сама организация находится в Лондоне, в Мэйхью, но они помогают приюту на севере Афганистана. Они дали координаты человека, который готов забрать собак.

– Милая, ты просто прелесть! – Это все, что я мог сказать. У меня гора упала с плеч. – А сколько собак они возьмут? – Я же до сих пор не успел ей рассказать про сегодняшний цирк.

– Я им сказала, что у тебя два пса, которые нуждаются в помощи, – начала она и почти тут же осеклась: – О, нет. Только не говори мне, что…

Лиза обладала ужасным свойством чтения мыслей на расстоянии.

– Я думал, что видел в жизни всякое, Лиза… – Я торопливо начал излагать, что случилось у нас во дворе. По моим представлениям, вовремя избавить суку от посягательств мы не сумели, и скорее всего стоило ждать щенков. Но если так – она не должна оставаться на улицах Наузада. Когда я закончил, Лиза какое-то время молчала, в шоке от услышанного, и стало ясно, что она согласна со мной на все сто: эту собаку мы тоже должны спасти.

– Ладно, а как приют их заберет?

– Ты меня не дослушал, – сказала Лиза. – Я сказала, что приют готов взять собак, но отвозить их туда тебе придется самому.

Я ответил не сразу, мне надо было переварить эту информацию. Тяжеленная гора вползла обратно мне на плечи.

– А где они точно находятся, милая? – спросил я.

– Северный Афганистан. Судя по карте, где-то рядом с Кабулом, – ответила она.

Мне не нужно было иметь карту перед глазами. Кабул и все, что еще дальше к северу, с тем же успехом мог бы находиться на Луне. – Я тебе все написала в письме. Там карта и координаты человека.

Такие письма обычно распечатывали для нас в Кэмп Бастионе, а потом доставляли обычной почтой. То есть через неделю оно дойдет.

Я ухитрился не забыть о вежливости и задать ей все положенные вопросы про то, как у нее дела и как там жизнь в реальном мире. Но голова у меня была занята совсем другим.

Я вернул телефон на место и вышел на предрассветный двор. Спальник манил к себе, я ощущал немыслимую усталость.

Зайдя в вольер, я погладил наше новое приобретение. Она пробыла тут уже несколько дней и очевидно освоилась с жизнью на базе. Благо, внимания со всех сторон ей хватало.

Она сидела, вытянувшись в струнку, на своем любимом месте – на мешках с песком, служивших защитой при обстрелах; длинный хвост метелил по земле изо всех сил. Когда кто-нибудь приходил ее приласкать, она дрожала от восторга.

Короткая, очень гладкая шерсть была кофейного цвета, темнее, чем у Наузада, а живот и лапы – светло-палевые. Когда я наклонился почесать ей брюшко, она стала лизать мне пальцы. Издалека ее желто-карие глаза всегда казались печальными, но тут же вспыхивали радостью, когда она понимала, что к ней идут. Невозможно было оставаться к ней равнодушным.

Парни сразу же дали ей кличку, несмотря на все мои возражения. Это была их любимая американская порнозвезда – некая Джена. Лично я считал, что в этой шутке, как и во всей ситуации, нет ничего смешного, но был вынужден смириться с мнением большинства.

– Ну что, Джена, тебе это имя нравится? – спросил я ее. – Ладно, наверное, это лучше, чем получить кличку в честь русского оружия?

РПГ и Наузад с Дженой отлично ладили. Оба старались не нарушать ее личных границ. Возможно, они были младше, возможно даже, они сами были ее щенками – не знаю. Но она, очевидно, стала главной в их маленькой стаи.

– Приятного аппетита, – сказал я, накладывая завтрак Наузаду, подальше от Джены и РПГ, и вставая защитной стеной между ними. Все трое с восторгом принялись за еду.

Пища пока что была единственным поводом для конфликтов между Наузадом и Дженой.

Я повесил у входа в вольер специальное объявление для парней с просьбой не кидать собакам еду. Если некому было ему помешать, Наузад моментально заглатывал свою порцию, а потом накидывался на Джену и РПГ, чтобы отобрать у них лакомство. Джена пыталась сопротивляться, но Наузад кусал ее, и она удирала в безопасное место, пока он ел. В такие минуты Джена скулила, как обиженный ребенок, пока я не приходил успокоить ее.

С Наузадом надо было проводить больше времени, чтобы дать ему освоиться и привыкнуть к новым правилам общежития, но у меня такой возможности не было.

Проблема в том, что Джене нравилось есть не спеша. Удивительно еще, что она сумела выжить, если вокруг все псы были такими же, как Наузад. Но теперь я старался поддерживать в вольере мир и гармонию.

– Наузад, нельзя. – Я повысил голос намеренно, стоило ему доесть и начать озираться в поисках, у кого бы отнять завтрак.

Достаточно было слегка пнуть его носком ботинка в бок, и он тут же раздумал отнимать у Джены ее фасоль с беконом.

– Ничему-то ты не учишься, адский пес, – сказал я и еще раз подтолкнул его к собственной миске.

До Наузада доходило медленно, но верно. Он всего лишь негромко на меня порычал.

– Р-р-р, – прорычал я в ответ и кинул в него пригоршню песка.

Быстро убрав в загоне, я оставил их наслаждаться первыми лучами солнца у беленой стены. А мне пора было на ежедневное совещание.

– Попозже зайду вас проведать, договорились? – пообещал им я, закрывая калитку. Сегодня после обеда нам должны были подвезти обещанные припасы. Потом было свободное время.

Ничего нового на совещании не было, остаток дня тянулся бесконечно: мы занимались хозяйственными работами, которых на базе всегда хватало. Ноябрьское солнце все еще грело достаточно жарко, чтобы пот тек ручьями, пока мы наполняли мешки песком и укладывали их вдоль внешних стен для защиты.

Вертолет с припасами опоздал на полчаса, но уже через пару минут после того, как мы с Джоном вернулись на базу, вокруг нас собрались все. Первым делом стали распределять почту – ее было четырнадцать мешков. Я все еще отряхивался от пыли, поднятой улетавшей вертушкой, когда меня окликнул босс. Он только что переговорил со штаб-квартирой в Кэмп Бастионе, ему сообщили новости про Тома и Мэтта. Он не сразу к этому подошел, и я старался держать себя в руках и не перебивать. Вид у кэпа был усталый, но, думаю, и мы все смотрелись немногим лучше.

– Насколько нам известно, они свалились с 70-футового обрыва, и мы до сих пор не знаем, как и почему, – сказал он и сделал паузу, потирая лицо ладонью. – У Мэтта переломы всех конечностей и позвоночника, но обещают, что он поправится…

Я ощутил приступ облегчения, однако уже было ясно, что хорошие новости на этом заканчиваются.

– Жизнь Тома вне опасности, но медики до сих пор возятся с ним. Поврежден мозг и позвоночник. Прогнозы пока не самые лучшие.

Говоря это, он смотрел прямо на меня и старался держать лицо, как положено старшему офицеру. Со своей стороны я пытался слушать его невозмутимо, как подобает спокойному и надежному сержанту. Мне кажется, я не очень в этом преуспел.

– Черт возьми, – сказал я, отворачиваясь и рукой проводя по лицу.

– Жить будет, по крайней мере, уже хорошо, – произнес кэп деланно бодрым тоном. Я знал, что он так же переживает за Тома, как и я.

– Пойду парням сообщу, босс. Они точно захотят все узнать раньше, пока слухи не поползли. – Я очень надеялся, что голос мой звучит достаточно ровно.

Я медленно шагал по дорожке, которая вела мимо полицейского огорода и уборных к казарме, и пытался решить, что сказать. Лицо Тома стояло перед глазами, как живое, с озорной ухмылкой школяра, когда я ему в тысячный раз повторял побриться, пока мы сидели в Бастионе. Со своей щетиной и загаром он больше всего был похож на ковбоя из старых фильмов.

Тому было всего восемнадцать. Я служил в армии дольше, чем он жил на свете.

Я думал о том, как много людей задаются вопросом: зачем такие парни, как Том и Мэтт, рискуют жизнью, если всем вроде бы без разницы, останутся талибы у власти или нет. Если бы завтра к нам явились старейшины и снова потребовали прекращения огня, я бы не удивился. С тем же успехом мы могли бы собраться и вернуться домой. Я не понимал, чего мы можем достичь, сидя на базе, пока талибы укрепляют свои позиции и готовятся к наступлению. Особенно если мы и дальше будем нести такие потери. Но об этом с парнями не стоило говорить.

Я вспомнил, как мы в первый раз патрулировали Гиришк. Незадолго до того, как талибы на нас напали, я заметил двух девчушек в старом дворе с обвалившимися стенами. Моя огневая позиция оказалась совсем рядом. Девочки были еще не настолько взрослыми, чтобы носить паранджу; на них были длинные закрытые ярко-розовые платья. Иссиня-черные волосы доходили до пояса. Я им дружески помахал рукой, они застеснялись и убежали, укрывшись за прогнившей деревянной калиткой, висевшей на одной петле.

Пока мы оставались на позиции, я краем глаза наблюдал за этим двором и вскоре заметил там шевеление. Любопытство взяло верх, одна из девчушек набралась смелости и выглянула. Я улыбнулся и снова помахал ей рукой. На этот раз она широко улыбнулась в ответ.

Нам говорили, что очень важной частью нашей миссии в Афганистане должно стать налаживание хороших отношений с людьми. В тот момент я очень жалел, что не взял с собой конфет, но это был наш первый «настоящий» патруль, и мне это даже в голову не пришло. Слишком много всего надо было упомнить самому и проследить, чтобы парни ничего не забыли. Конфеты уж точно не были в обязательном списке. Когда патруль возобновил движение, я снова помахал девочкам. Их яркая одежда составляла полный контраст с удручающим, унылым, пыльным окружением. Они обе помахали мне в ответ.

Через пару минут талибы открыли огонь, и мы вступили в ожесточенную перестрелку. Их совершенно не волновало, что поблизости были мирные жители и невинные дети.

Мы знали, что должны дать этим девочкам и тысячами других, таких как они, шанс на лучшее будущее. Пока нам давали время и возможность делать свою работу, я надеялся, мы сумеем хоть что-то изменить в этом гиблом месте.

Именно за этим Том и Мэтт поехали в Афганистан: они хотели помочь, как могли. Несчастный случай мог произойти где угодно – хоть здесь, хоть дома. Я понятия не имел, можно ли было предотвратить то, что случилось, но теперь уже точно ничего нельзя было изменить. Не самая приятная мысль, но что поделаешь.

Я остановился и сделал глубокий вздох. Мне надо было вновь стать помощником командира. Понять, как лучше сообщить остальным новости про пострадавших. Это было не просто.

Со своей ограниченной точки зрения, я плевать хотел, о чем думали политики, посылая нас сюда, и даже о тех людях дома, которые требовали, чтобы нас отсюда убрали. Я готов был держать пари, что никто из них ни разу не был в Афганистане.

Завернув за угол казармы, я еще раз втянул в себя воздух. Большинство ребят, как оказалось, еще не заходили внутрь. Небольшими группками они сидели снаружи, под вечерним солнцем, и перечитывали полученную из дома почту. Почти всем пришли посылки с чем-то вкусным: на земле валялись фантики и упаковки.

Я подошел, и улыбки начали исчезать. По выражению моего лица они видели, что я не с добрыми вестями. Их подозрения оправдались, когда я рассказал, в чем дело. От праздничного настроения не осталось и следа.

Пока я говорил, парни смотрели на меня с ничего не выражающими лицами. Они знали, что я ничего не утаиваю, в этом не было никакого смысла. Они имели право знать обо всем. Закончив, я напомнил им о том, что забывать о бдительности нельзя ни на секунду.

– Чтобы больше никаких несчастных случаев – это приказ, всем ясно? – Я оглядел помрачневших парней. – У нас есть работа, и давайте ее делать хорошо.

Несколько человек кивнули в знак согласия.

Пол, один из новичков, недавно прибывший на базу, немного помолчав, спросил ломким голосом:

– А может, цветы им послать, сержант?

Я медленно перевел на него взгляд. Сбоку раздались смешки. Но я понимал, что парень хотел как лучше.

– Нет, цветов мы посылать не будем. Вот ты бы хотел цветов, если бы в госпитале валялся? – Вероятно, голос мой прозвучал резковато. – Но если придумаете что-то полезное, говорите. Я попрошу Лизу, она придумает, как передать.

У нас тут не было ни денег, ни кредиток, и даже если бы в Наузаде имелась почта, послать ничего сами мы бы все равно не смогли.

– Можно им стриптизершу нанять в костюме медсестры, – предложил Мейс.

Я покачал головой.

– Сомневаюсь, что подружка Мэтта будет в восторге. Придумайте что-то осмысленное, шутники несчастные.

Это слегка улучшило всем настроение. Когда я уходил, они вовсю обсуждали куда более здравые идеи – настолько здравые, насколько от них можно было ожидать.

Я понимал, что теперь визита в госпиталь никак не удастся избежать. Больницы я всегда терпеть не мог, и меня мутило заранее. Я понятия не имел, как и о чем буду с ними говорить и что почувствую, когда увижу, как сильно парни пострадали на самом деле.

До собственной почты у меня за это время руки не доходили, и сейчас я тоже не успевал. Босс запланировал короткий патруль перед закатом, и на подготовку у меня оставалось меньше полутора часов. Мне опять предстояло возглавить подразделение поддержки, а значит, надо было проверить, чтобы все машины были заправлены и укомплектованы, как положено. Покормить собак я уже никак не мог, так что с этим приходилось подождать до возвращения.

Я собрал экипажи трех автомобилей, которым предстояло выезжать в город, поставил их в известность о планах и раздал каждому задания до выезда.

Мы как раз успели занять свои места, в полной экипировке, когда патруль вышел за ворота базы. Вечер выдался почти прохладным, и я наслаждался ветерком, глядя, как солнце уползает за горы на западе. С севера начали формироваться кучевые облака, но у нас над головой небо все еще было чистым. С учетом бронежилета и карманов, битком набитых боеприпасами и всем прочим, я никак не мог удобно устроиться на пассажирском сиденье с прямой спинкой. Никто не говорил ни слова. Мы сидели, озаренные лучами закатного солнца, и слушали трескотню по рации. Патруль медленно продвигался вперед, сообщая обо всем, что видит.

От базы патруль отдаляться не планировал, и я не сомневался, что услышу стрельбу куда раньше, чем о ней сообщат по связи.

Запрокинув голову, я глядел на крохотные мерцающие точки, постепенно проступавшие на темнеющих небесах.

Я поискал взглядом ручку Ковша, чтобы найти затем Полярную звезду. Меня не уставало поражать, насколько звезды здесь ярче, чем дома. Мысли то и дело возвращались к отпуску, до которого оставался еще месяц.

Я очень хотел вернуться домой и увидеть Лизу. Интересно, что она делает прямо сейчас? Скорее всего, собирается домой с работы, чтобы первым делом выгулять в парке Бимера и Физз.

Голоса в наушниках возвращали меня к реальности, патруль передавал данные о своем местонахождении. Мысленно я отслеживал их путь, чтобы понимать, куда нам мчаться на подмогу, если придется.

Так я просидел все время до возвращения патруля. К счастью, помощь им так и не понадобилась. И как только пришло подтверждение, что все вернулись на базу целыми и невредимыми, я выбрался из автомобиля. Минута ушла на то, чтобы размять спину, которая затекла после двух часов неподвижности

– Дэн, закроешь машины, ладно?

– Без проблем, – отозвался он, снимая с опоры тяжеленный пулемет.

– Спасибо. А то я до сих пор еще почту не разобрал. – С этими словами я торопливо двинулся в казарму, чтобы наконец скинуть с себя амуницию.

Стоило открыть плохо пригнанную деревянную дверь комнаты, и я сразу почувствовал, насколько стало холоднее. Днем воздух прогревался солнцем, пока лучи пробивались внутрь через низко расположенное окно, лишенное стекол, но вечерами становилось все прохладнее. Меня пробрала дрожь. Пора было как-то закрывать оконный проем. Сейчас я заталкивал туда старый спальник, но холодный ночной воздух все равно просачивался внутрь. Скорее всего, пара картонок, вырезанных из коробок с сухпайками, решили бы мою проблему, если их как следует закрепить клейкой лентой, но до сих пор у меня руки не доходили.

Я вслепую нашарил пачку писем, которые оставил на краю походной койки.

В какой бы части света мы ни служили, этот момент, когда приходит почта из дома, остается самым радостным. Мало кто это понимает теперь, когда почти у всех есть Интернет.

Я торопливо просмотрел конверты: мама, брат, Лиза – всего шесть или семь писем. В одном из них на ощупь было что-то картонное. Я очень надеялся, что это глистогонное для Наузада, в котором он отчаянно нуждался. Я присел на ступеньку перед казармой и начал с распечатки, которую мне прислала Лиза. Луна давала достаточно света, мне даже фонарик доставать не пришлось.

Такое короткое сообщение меня удивило, но дальше в своем письме Лиза поясняла, что дело этим не ограничилось. Через несколько дней после того, как ей ответили из Центра помощи животным в Мэйхью по почте, Лизе позвонила какая-то американка. Все тут же прояснилось, когда она упомянула собак и Афганистан.

Судя по тому, что написала Лиза, эта женщина, Пэм, с большим энтузиазмом была готова заниматься нашими псами. Она рассказала, как и почему начала заниматься этой проблемой, увидев, в каком бедственном положении находятся животные в Афганистане. Центр в Мэйхью выделил ей грант. Персонал приюта состоял полностью из афганцев.

Единственная проблема состояла в том, чтобы доставить собак на место. Пэм была уверена, что мне разрешат воспользоваться военным вертолетом для того, чтобы забросить их на базу близ Кабула, а туда бы уже приехали сотрудники приюта.

Лиза понимала, что все не так просто, поэтому приписала от себя: «Я ей ничего говорить пока не стала, ты вроде не упоминал о таком варианте. Но может, все-таки получится, а? Я предупредила, что ты до отпуска хочешь решить эту проблему и сейчас продумываешь план действий. Все правильно?»

Я кивнул в знак согласия. Лиза ничего конкретного про этот план не говорила. Хуже того, она наверняка подозревала, что никакого плана на самом деле у меня нет.

По правде сказать, я надеялся, приют сам придумает, как забрать из Наузада собак. В конце концов, там же работали афганцы, и я наивно полагал, что уж для них-то поездки по стране не проблема. Однако Пэм ни о чем подобном не упоминала, а значит, все было не так просто.

В конце письма Лиза коротко рассказала о своих делах и добавила, что очень по мне скучает.

– И я тоже, милая, – ответил я вслух, как будто по волшебству она могла меня услышать.

Сложив письмо, я в задумчивости уставился на свои потрепанные походные ботинки. Радость оказалась преждевременной. Реальность, как обычно, не давала расслабиться. У меня заныли плечи.

Чтобы добраться до приюта, надо было проехать более семисот миль – через пустыню, кишащую вооруженными фанатиками и утыканную противопехотными минами.

– И как я это сделаю, черт возьми? – спросил я себя вслух.

Хуже всего, что время поджимало. Мой десятидневный отпуск начинался 6 декабря. До этого я должен был отвезти Наузада, РПГ и Джену, потому что едва ли в мое отсутствие кто-то стал бы ими заниматься.

Я со вздохом посмотрел на луну, висевшую в небе. Сейчас мне как никогда требовалось вдохновение свыше.

Через пару минут безмолвного созерцания стало ясно, что ночное светило помогать отказывается.

– Ладно, желание на падающей звезде загадать не получится, – пробормотал я.

Мысли в голове крутились самые тягостные. Действительно ли я все это время верил, что сумею доставить собак в безопасное место? Сейчас это выглядело совершенно нереальным. Тем более, в такой короткий срок.

До меня внезапно дошло, что я слишком сильно скучал по дому… и возможно, именно поэтому стал заботиться о собаках. Это создавало иллюзию нормальности. В свои без малого сорок лет я все еще нуждался в утешении, хотя раньше мне казалось, что я мог без этого обходиться.

Был ли у этих псов хоть какой-то шанс оказаться в безопасности? Я подарил им ложную надежду, и пусть даже они об этом не знали – легче от этого не становилось. Если придется выкинуть их с базы обратно в мир, полный звериной жестокости, это разобьет сердце и мне, и им. Отчаяние грызло изнутри. Никакого хитрого плана в голову не приходило. Скорее всего, нам предстояло расстаться. И эта мысль причиняла мне боль.

Проблема в том, что я все время жил на подхвате, в ожидании то письма, то телефонного разговора. Реальный мир двигался быстрее, чем мой собственный крохотный мирок.

«А что, если Лиза за это время выдумала какой-то план?» – вдруг подумалось мне.

Или сон пойдет на пользу – и утром что-нибудь само придет в голову.

Я пошел к собакам, их надо было покормить, несмотря на поздний час. Потом меня ждало ночное дежурство. Нет, о сне по-прежнему оставалось только мечтать.