Морской бой

Почему бессонница нападает ровно тогда, когда необходимо выспаться? Уже полночь, а глаза сомкнуть не удается. Почему Мари-Луиза кажется такой уверенной, а я вот не могу избавиться от тревоги? Боюсь, что с Джульеттой что-то случилось, что у нее слишком черно на душе, что ей захочется со всем покончить. Я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы предсказать, как она поведет себя в такой ситуации. Может, я должен был кинуться следом сразу же, а не позволять ей настолько меня опередить. Если случится, что я опоздал, мне этого не перенести. Хотя я все время твержу себе, что бабушка знает ее лучше, чем я, а она вроде бы безмятежно спокойна. Я должен прислушаться к ней, а не к своим страхам. И потом, Малу – та еще женщина, должна же была внучка унаследовать хоть немного ее силы.

Когда мне не спится, я иду к Ванессе. Кровать у нее широкая, можно вполне удобно устроиться. Я обнимаю ее, как делал в свои одиннадцать лет, когда она была совсем малышкой и ее приходилось укачивать, пока наши родители ссорились. Меня успокаивает, когда я чувствую, как она дышит рядом. Маленькой она урчала. На самом деле она страдала астмой. Еще и теперь у нее случаются приступы. И ей становится легче, если в такие моменты я обнимаю ее. Она не выносит, когда ей трудно дышать, и боится задохнуться. Наверняка с ней что-то случилось в момент рождения, потому недостаток воздуха так ее и пугает.

Постучав, я даже не успеваю повернуть ручку, как ее дверь распахивается.

– Что-то ты не торопишься…

– Не хотел тебя беспокоить, у тебя ж завтра занятия.

– Первым уроком у меня физкультура, сделаю вид, что подвернула лодыжку и поваляюсь на матах, у нас гимнастика.

Она откидывает одеяло, и мы ложимся рядом, свернувшись калачиком и погасив лампу у изголовья. Я люблю Ванессу, как никого другого. Она кусочек меня. Жизнь нас слишком ломала, давила и пугала. Наступает момент, когда только истинная любовь связывает вас друг с другом, потому что порознь вы существовать не можете. Именно это и произошло с нами после моего несчастного случая, после того, как я чуть не умер – а может, задолго до того, может, так было всегда. Любовь на всю жизнь, до смерти. Любовь, которая не смиряется с судьбой. Любовь, благодаря которой другой остается рядом, даже когда уходит. Мы шептались в полумраке ее спальни, освещенной только уличными фонарями.

– Тебе не показалось, что дед плохо выглядит?

– Показалось, – сказала она как о чем-то очевидном.

– Вот вернусь и разберусь, что там происходит. Надеюсь, без меня все будет в порядке?

– А с какой стати что-то должно случиться?

– Но ведь меня не будет.

– Ромео… Мне уже семнадцать.

– Верно. Прости. Никак не привыкну, что ты взрослеешь. Ты навсегда останешься моей маленькой сестренкой.

– Сестренка скоро станет совершеннолетней. А еще есть Гийом.

– Тебе с ним хорошо?

– А тебе было хорошо с Джульеттой, когда ты валялся на больничной койке?

– Конечно, ты же знаешь.

– А ты прекрасно знаешь, как мне с Гийомом.

– Когда я думаю, что, не упади я с восьмого этажа, ты бы с ним никогда не встретилась… Чего только не сделаешь, лишь бы ты была счастлива, а?

– Ха-ха! Очень смешно. Жизнь сама тебе диктует. На все есть свои причины.

– И ты туда же? Мари-Луиза недавно говорила мне то же самое.

– Она меня и убедила.

– Это и к Джульетте относится?

– Ну конечно. Ты ее отыщешь, утешишь, скажешь, что ты ее любишь, она кинется в твои объятия, вы проживете всю жизнь вместе, и ты будешь так же счастлив, как я. А если так не получится, значит все и должно было получиться по-другому. И тогда ты проживешь по-другому, но все равно будешь счастлив.

– Тебе виднее.

– Я снова видела маму.

– Правда?

– Издалека, она шла по другой стороне улицы. Все по-прежнему, не лучше. Катила велосипед, на велосипеде корзинка с какой-то моськой. Сама в ковбойской шляпе и майке с блестками, и распевает в одиночку на всю улицу.

– Хочешь как-нибудь с ней поговорить?

– Нет. Я теперь смотрю вперед. Впереди – Гийом, ты, а мамы там нет. Мама осталась позади, а я слишком долго оглядывалась назад, потому и наделала кучу всякой фигни. Теперь с этим покончено.

– Кто же тебя заставил так повернуть голову, чтобы смотреть вперед?

– Гийом, ты, вообще то, что происходит в жизни. И что, по-твоему, мама может нам еще дать? Она наполовину спятила от выпивки. И никогда нас по-настоящему не любила. Мы были случайностью в ее жизни, оба, Ромео, просто несчастными случаями, и никаких подушек безопасности вокруг нас не обнаружилось. Помнишь, как нам досталось? И хочешь снова биться головой о ту же стенку?

– Она все же наша мать.

– Нам не нужна мать, нам нужна материнская любовь. А я ее получила не от матери, а от тебя.

– Но я же не твоя мать.

– И на том спасибо. А ты?

– Что я?

– От кого получил материнскую любовь ты?

– Не знаю.

Как при игре в «морской бой». Частичное попадание. Мне удалось смягчить эмоциональные потери сестренки, любя ее так, как должна бы любить мать. А вот я сам? Кто так любил меня? Никто. Правда, был еще дедушка. Он любил нас, как мог, единственный более-менее нормальный человек в семье. Вот только любил он нас издалека, потому что большего не мог.

А еще была Саида, соседка-марокканка, которая давала мне приют всякий раз, когда оставаться дома не было никакой возможности. Стенка между нашими квартирами пропускала все звуки, поэтому она слышала, когда у нас начинался очередной обвал. Тогда она звонила в дверь и предлагала забрать меня на несколько часов. Наверно, Саида любила меня, как мать. Она была мягкой, ласковой и желала мне добра. Я ее слушался. Именно ей я показывал свой дневник, и она хвалила меня или спрашивала, не мог ли я добиться большего. В последнем случае она говорила: «Тогда постарайся получше» – и улыбалась, вселяя уверенность.

И все же внутри у меня оставалась зияющая дыра, эмоциональный голод, который, вполне возможно, я утолял любовью к сестре. Я это осознал три года назад. Может, для того и произошел тот несчастный случай – если уж в жизни все имеет смысл, как утверждает Малу. Я не хотел, чтобы она взрослела, не хотел прислушаться к ней, и потребовалась долгая вынужденная разлука, чтобы я понял, до какой степени не даю ей вздохнуть. Осознание идет своим путем. И хотя бывают осечки, все же кислород я ей больше не перекрываю.

Ванесса повернулась на другой бок, предварительно пожелав мне доброй ночи и поцеловав в лоб. Я обнял ее, она прижалась потеснее, уперев свои холодные ягодицы мне в живот, как круглый кусочек пазла, который нашел свою выемку. Правда, у Ванессы теперь появился другой подходящий ей кусочек.

Вот если бы Джульетта оказалась тем кусочком, которому не хватает именно меня. Должен же и я найти кого-то, чтобы составить нечто целое.

Засыпаю, думая о ней.

Где она?

Что делает?

Ждет ли меня?

Она спасается от волка…