Глава 16

Нежный вечер спускался еле заметной дымкой, и море словно превратилось в золото - таким спокойным оно нынче казалось. К счастью, полного штиля не было, и корабль шел довольно резво. Мэгг стояла на мостике рядом с Сильверстайном и смотрела, как приближается берег. Над головою с пронзительными криками носились чайки.

За штурвалом нынче стоял Таннерс, который, как объяснил капитан, прекрасно знал местные воды. Порт был уже близко, и Мэгг видела гору, по которой карабкался красивый каменный город, и мельтешение лодок, и мачты парусников. Ее вдруг охватило невероятное ощущение творящегося волшебства - возможно, оттого, что она сейчас ступит на землю, а может быть, потому, что ей просто понравился этот португальский городок.

Капитан заложил руки за спину и неожиданно нараспев произнес:

- Презренные рабы! Зачем судьба им

Прекраснейшую землю отдала -

Сиерру, Синтру, прозванную раем,

Где нет красотам меры и числа…[2 - Джордж Гордон Байрон. «Паломничество Чайльд Гарольда». (Перевод В. Левика.)]

Мэгг уставилась на графа с большим подозрением.

- Мне послышалось или вы только что цитировали Байрона?

- Чем только не увлекаются романтически настроенные молодые люди, - туманно высказался Сильверстайн. - Я тоже люблю чтение, мисс Ливермор. - В присутствии других людей он по-прежнему называл ее официально.

- Но Байрон…

- А чем он плох? Весьма, весьма хорош.

- Он видит мир в темных красках, - возразила Мэгг.

- Разве? - удивился граф. - Мне всегда казалось, что некоторая мрачная романтичность, присущая Байрону и его героям, - не более чем насмешка над судьбой, желание показать ей, что даже одержимый тяжелыми мыслями человек способен видеть, в каком прекрасном мире он живет. Мне было это близко когда-то. Пожалуй, и сейчас тоже. - Он ненадолго замолчал, и Мэгг спросила себя, какими же мрачными мыслями одержим капитан. Сильверстайн продолжил: - Разве может человек, которому ничего не нужно или который видит мир в черных красках, написать так? Послушайте же, я помню дальше:

Лазури яркой чистые глубины,

На зелени оттенок золотой,

Потоки, с гор бегущие в долины,

Лоза на взгорье, ива над водой -

Так, Синтра, ты манишь

волшебной пестротой.

- Хорошо, - сказала Мэгг, - вы правы.

Она вовсе не желала спорить с ним сейчас. Да и о чем спорить? Он действительно был прав - и она уже видела этот золотой оттенок, что лежал на всех предметах и на самом море, что был на коже Сильверстайна и на его губах. Даже глаза его, казалось, не карие, а золотые. Мэгг сообразила, что стоит сейчас очень близко к нему, и замерла. Если она отступит, то он поймет, что она смутилась. А с чего бы смущаться независимой и самостоятельной девушке, стоя рядом с добропорядочным джентльменом?

Капитан, и не подозревавший о тонкостях такого рода, спас положение, сделав шаг в сторону и вполголоса отдав какой-то приказ мистеру Таннерсу. Мэгг перевела дух и мысленно обругала себя. Ну почему она так реагирует на присутствие Сильверстайна? Он на ее стороне, и он не опасен.

Старинный мавританский город, ставший во времена Средневековья резиденцией португальских королей, уже утопал в сумерках, когда «Счастливица» пришвартовалась в порту. Солнце ушло за горизонт, однако огненный отблеск еще дрожал на вершинах горной цепи Сьерра де Синтра. Запрокинув голову, Мэгг смотрела, как гаснут последние солнечные лучи.

Было уже поздно отправляться в город по делам, однако капитан отпустил часть матросов на берег, а затем подошел к Мэгг, словно приклеившейся к борту.

- Поужинаете со мной в городе, мисс? Я знаю несколько заведений, где может появиться приличная молодая леди.

- Уже темно…

- Вы думаете, на улицах может быть небезопасно? И я так полагаю. Однако мы будем путешествовать в компании крепких парней, к которым любой грабитель побоится подойти. Эй, Джим! - гаркнул капитан. - Давай, собери нам эскорт!

- Есть! - прокричал с мостика мистер Таннерс.

В результате ужинать отправились шумной и внушительной компанией из десяти человек. Мэгг взяла с собой Хатти. За старшего на судне остался боцман, а Таннерс пошел с ними.

Граф помог Мэгг сойти по трапу на причал. Стоило девушке ступить на землю, как эта земля попыталась вывернуться у нее из-под ног. Мэгг ахнула и вцепилась в руку Сильверстайна, не понимая, отчего обычные каменные плиты вдруг решили устроить свистопляску.

- Вы привыкли к качке, - объяснил капитан, аккуратно придерживая девушку за талию. У него была горячая рука, и это чувствовалось даже через корсет. Мэгг вспыхнула и попыталась вывернуться, однако Сильверстайн держал ее крепко. - Теперь нужно заново привыкать к земле. Не беспокойтесь, это дело нескольких минут.

И верно, через какое-то время Мэгг уже смогла идти самостоятельно. Хатти помог один из матросов.

Мэгг думала, что граф наймет экипаж; однако все получилось по-другому. Они прошли одной улочкой, свернули на вторую, потом на третью, и шедший впереди Таннерс распахнул дверь трактира. Мэгг не успела прочитать на вывеске, как называется заведение.

Оказалось, что, несмотря на близость к порту, трактир весьма респектабелен; нищую публику сюда не пускали, за столом восседали в основном знатные господа, путешествующие на кораблях, задержавшихся на эту ночь в порту Синтры, или приехавшие в город по делам. Для капитана Сильверстайна и его дамы выделили отдельный небольшой стол, а Таннерс, матросы и Хатти уселись неподалеку, за стол более широкий.

Мэгг оглядывалась, и ей нравилось и мерцание огоньков в масляных светильниках, и прокопченные потолочные балки, и стулья с резными спинками. Она полностью положилась на Сильверстайна в том, что касалось заказа еды, - граф явно лучше понимал в местной кухне. После того как принесли свежий хлеб, какие-то соусы в плошечках, холодную рыбу, нарезанную мелкими ломтиками, она еще больше уверилась в том, что Рэнсом знает, что делает.

- Попробуйте, - предложил граф. - Португалия нынче страна бедная, мы перехватили большую часть их торговли, так что особыми изысками их кухня не блещет. Однако рыба в Синтре превосходна.

- Не зря в порту столько рыбацких судов, - кивнула Мэгг.

- Это треска бакалау. А это сардины.

Подбежавшая служаночка поставила перед господами еще пару блюд и унеслась, чтобы тут же возвратиться с кружками - какой-то сладкий фруктовый напиток для Мэгг и портвейн для капитана. К портвейну прилагалась еще треска - но на сей раз сушеная. Граф, не дожидаясь вопросов, принялся объяснять:

- Сушить рыбу коренное население научилось, вероятно, от го€тов и норманнов, когда те заходили в южноевропейские порты и обменивали свои припасы на южные фрукты. В этой жаркой стране хранение рыбы посредством сушки весьма удобно. В противном случае жители центральных областей были бы вынуждены вовсе обходиться без нее. Пряности придают сушеной рыбе особенный вкус. Хотите отведать?

И Мэгг попробовала, а потом еще и рыбу с рисом, и рулет из шпината, и саррабуло - мясное рагу, и сыр терриншу, и колбасу кашулейра, и еще что-то - запомнить названия она просто не могла! Через некоторое время не могла и пошевелиться. Оставалось сидеть, пить компот и вести неторопливую беседу с капитаном.

Время словно сдвинулось и застыло - именно в этом трактире, казавшемся целиком сотворенным из деревянного золота. На лицо Сильверстайна падал свет от стоявших на столе толстых свечей. Мэгг слушала, что он говорит, и сама говорила что-то - и хотя не выпила ни капли спиртного, ей все равно было необыкновенно хорошо.

- Вы скучаете по своему жениху? - вдруг спросил Сильверстайн.

Мэгг вздрогнула.

Она едва не ответила правду - что за прошедшие дни почти не вспоминала об Артуре, а поняла это только сейчас. Конечно, Мэгг скучала по нему. Она до сих пор хорошо помнила, как он выглядит, а если забывала - то у нее имелся его маленький портрет, спрятанный в одной из книг на дне сундука. Иногда девушка доставала этот портрет, вглядывалась в любимые черты и шептала, что скоро приедет. Но не в последние несколько дней.

Ей сделалось жарко и безумно стыдно, щеки заполыхали, и Мэгг смогла лишь выдавить:

- Да, скучаю.

- Это хорошо. Тем сильнее будет радость встречи.

- А у вас есть о ком скучать, Рэнсом? - Мэгг так старалась отвести внимание от себя, что решилась на весьма неделикатный вопрос.

- Хм. Женщины до добра не доводят, - высказался граф. - И тому есть немало исторических примеров.

- Вот как? - приподняла брови Мэгг. Она подозревала, что Сильверстайн лукавит, и все равно его высказывание ее позабавило.

- Да. Я вам сейчас докажу. - От выпитого его глаза блестели, а может, графу тоже было хорошо. - Вот, например, французы… Король Карл VIII о дамах никогда плохо не отзывался, но, несмотря на слабое здоровье, любил отдавать им должное. После вступления в Неаполь он два месяца праздновал победу, наслаждаясь местными красавицами. Возвращаясь же из итальянского похода, он на целых четыре месяца задержался в Лионе, плененный местными красотками. Король практически забросил все государственные дела, так что результаты похода оказались нулевыми. Более того, современники считали, что именно в Лионе король настолько подорвал свое здоровье, что сильно ослабел и умер следующей весной.

- Бедняжка! - пожалела Мэгг несчастного короля.

- Он сам сделал выбор, - продолжил Сильверстайн. - Галантный век недавно миновал, но и до него во Франции черт-те что происходило… простите, Мэгг! Когда я что-то доказываю, то иногда ругаюсь. Так вот, французский король Людовик XII тоже был большим охотником до утех, но в речах об этих предметах оставался сдержанным и скромным. Он позволял комедиантам, школярам и прочим откровенно высказываться насчет всех женщин, кроме королевы и придворных дам и девиц. У своих придворных он не одобрял распущенных или скабрезных высказываний. К концу жизни король, однако, изрядно поизносился, впрочем, судите сами. Первой его женой стала Жанна Французская, которая любила… гм… мужское внимание, но была очень уродливой. Король развелся с ней с разрешения папы, выставляя предлогом для развода слишком близкое родство, позабыв все заслуги жены в борьбе с врагами короны. Затем, желая сохранить за Францией Бретань, он женился на Анне Бретонской, что тоже потребовало от него изрядных сил. Увы, не всегда французские мужчины столь любвеобильны, как пытаются казаться! Даже монархи. После смерти Анны король вскоре женился на молодой Марии Английской, что окончательно подорвало его здоровье, и через три месяца после свадьбы он скончался.

- Это тоже очень печально, - сказала Мэгг, у которой полыхали уши, - но не имеет ни малейшего отношения к сердечной привязанности, о которой я толкую! Это нежный трепет, зов сердца. Разве вы никогда такого не испытывали?

Она полагала, что каждый джентльмен должен. Каково же было удивление Мэгг, когда граф пожал плечами и ответил:

- Нет.

- Но вы ведь однажды вступите в брак, - настаивала она. - Встретите женщину, которую полюбите. Вы ведь такой свободный и гордый, вступите в брак по любви…

- Я верю в любовь, но не верю, что когда-нибудь женюсь, - сказал капитан.

Мэгг нахмурилась.

- Это неправильно.

- Это правильно, мисс. - Он наклонился вперед, положив на стол большие руки. - Предположим, я пожелал бы жениться на вас.

- На мне?!

- Предположим. Представьте на миг, что у вас нет жениха и я предлагаю вам выйти за меня. Также предположим, что вы сказали мне «да». Что я должен сделать?

- Повести меня под венец, - ответила Мэгг, не понимая, куда он клонит.

- Оставить вас и немедленно сбежать подальше. А лучше и не делать предложение. Даже если бы я вас полюбил.

- Я… не понимаю.

- Разве это так сложно? - В его глазах горел темный огонь, и Мэгг впервые немного испугалась этого человека. - Я странник, мисс. Я привык к тому, что моя жизнь - вечная дорога. Какая женщина такое простит? Какая женщина сможет смириться с тем, что меня нужно ждать полгода или год, а затем я возвращаюсь на месяц и снова ухожу в море? Какую женщину я бы настолько ненавидел, чтобы сделать несчастной?

- Разве любовь делает несчастными?

- Иногда - да, Мэгг. Делает. - Граф понизил голос, чтобы за соседним столом не расслышали его слова. Впрочем, матросы громко хохотали и не обращали внимания на беседу капитана и его гостьи. - Мои отец и мать избежали этой участи лишь чудом. Да и то потому, что отцу нравилось строить корабли, а не укрощать их. Я совсем другой. Но я не злой человек, нет, и не хочу причинить боль какой-нибудь женщине, которая вовсе не заслуживает подобного обращения.

- А если вы полюбите и захотите остаться? Ведь трудности преодолимы. - Мэгг отчего-то хотелось доказать графу, что он не прав. - Вы ведь могли бы…

- Я не мог бы, - прервал ее граф, - никогда. Поймите, Мэгг. Хотя я не надеюсь, что вы поймете, вы ведь девушка совсем из другого общества, у вас интересы другие…

- Я все-таки постараюсь.

- Ну что же… Это невыносимо для любящего сердца - ждать. И расставаться, да еще надолго. Ожидать писем, которые приходят раз в месяц - много ли отправишь с дороги! И не знать, когда и как все завершится, и если тот, кто ушел в море, погибнет, - может, никогда не получить от него вестей. Сидеть у окна и ждать. Неделями, месяцами… Одной укачивать ребенка. Одной смотреть, как он взрослеет, потому что, когда вернется отец, не знает никто, кроме Бога. А по ночам плакать в подушку и молиться, чтобы корабль поскорее вошел в порт. Проходят дни, и корабль должен бы вернуться, но его все нет и нет, и вы каждый день ходите его встречать. В хорошую погоду и в плохую. В снег и в дождь, и когда солнце жарит - тоже. Стоите там, ждете, вздрагиваете при виде парусов и тут же отворачиваетесь - не те, потому что те самые вы знаете до последнего, самого маленького, хоть и не помните, как он называется. - Граф говорил все быстрее и тише, наклоняясь вперед. - И вот в один прекрасный день вы видите эти паруса. Вы вскакиваете и ходите туда-сюда по причалу, и вами владеет одна-единственная мысль: Господи, корабль дошел, корабль вернулся, а он - тот, кого вы так ждете, - вернулся ли на этом корабле? И вы замираете и не дышите, пока на причал не падает трап, и только тогда…

- Хватит, - сдавленным голосом произнесла Мэгг, - хватит, я поняла.

Граф зажмурился, но тут же открыл глаза и выпрямился.

- Простите, мисс. Простите.

- Вы, - заговорила она, стараясь справиться с комком в горле, - вы совсем не знаете, как это бывает. Вы забыли добавить к этому бессонные ночи и то, что, когда доходит весть - это еще больнее, чем когда вестей нет. Сидишь и думаешь: вот, три месяца назад он писал это письмо и был жив, а что сейчас? Он еще ходит по земле или по палубе, он еще смотрит, улыбается, пьет портвейн, как вы сейчас, Рэнсом? Он напишет мне еще? Когда его ждать? Если вестей нет, есть надежда, и это хорошо. Это самое лучшее, пожалуй. Не рассказывайте мне, граф, я к этому привыкла за четыре года.

- Простите, - сказал он снова. - Вы сможете меня простить?

Он дотянулся и взял ее руку в свою; Мэгг позволила это сделать.

- Сам не знаю, что на меня нашло. Вам мои страшные сказки ни к чему, у вас своих хватит на целый томик. Я обидел вас? Расстроил? Чем мне заслужить прощение?

Капитан столь искренне раскаивался, что Мэгг невольно заулыбалась.

- Дайте мне попробовать этот ваш портвейн.

- Уверены? Лакомство не для девушек.

- Хатти его пьет.

- Ваша Хатти более приспособлена к таким напиткам. Ну ладно. Немного. - Он плеснул ей в кружку где-то на четверть.

- За удачное путешествие!

- За ваше сердце, Мэгг, - серьезно сказал капитан. - Пусть оно никогда не болит.

«Боже, - подумала Мэгг, глотая портвейн. - Боже, что я творю».