на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава двадцать третья

Ненадолго ощущение времени меняется, оно, которое раньше было плотным, теперь стало жидким и потекло для одних быстрее, чем для других. И быстрее всего оно течет для Серафины, так что в иные мгновения ей кажется, будто сам Бог принял участие в ней, так быстро и легко она одолевает все стремнины, несется вдаль, заранее предугадывая подводные камни и обходя их, и, как бы ни дрожал и ни кренился мир вокруг нее, не сводит глаз с горизонта впереди.

— Что случилось? — Голос аббатисы потерял свою обычную бархатную мягкость. — Сестра Зуана… ты меня слышишь?

— Она без сознания. У нее лихорадка.

— Но кровь… Посмотри на кровь.

— Я… я думаю, это рвота.

— Наверное, у нее рана внутри. — Рука аббатисы прикасается к лицу Зуаны, и ее пальцы покрывает что-то похожее на невозможно яркую кровь. — Надо положить ее в постель. Помоги мне.

Но Серафина разглядывает свою ладонь, также испачканную там, где она коснулась ею лужи на полу. Она торопливо встает и направляется к столу. Ничто не укрывается от ее внимания: лежащий на боку пустой флакон (значит, у нее все же есть запас!), рядом глиняная чашка с остатками какой-то темной жидкости. И тут же открытая тетрадь. Последняя запись отмечает время: полчаса до шестого часа, потом какие-то цифры, но почерк такой мелкий, что не разобрать. Она окунает в чашку чистый палец. Он становится ярко-малиновым. Она подносит его к языку, морщится от горечи, потом снова глядит на Зуану, лежащую посреди красного пятна. Если не знать, то и впрямь подумаешь, будто она умирает в луже собственной крови.

— Что ты делаешь, девочка? Или помоги мне, или позови прислужницу.

Серафина представляет себе, что будет, если она повернется сейчас к аббатисе, широко открыв рот и по-змеиному шевеля ярко-красным языком. Вместо этого она спешит к раковине, находит чистую тряпку и окунает ее в миску с уксусной водой с мятой, которую, должно быть, смешивала Зуана, когда ей стало дурно. Вернувшись к Зуане, она кладет смоченную ткань ей на лоб.

— Ты с ума сошла? — Мадонна Чиара выхватывает у нее тряпку. — Что с этого проку. Она истекает кровью.

— Нет, мадонна аббатиса, мне кажется, нет, — произносит она, думая о том, как спокойно звучит ее голос в сравнении с голосом начальницы. — По-моему, она просто проглотила несколько гранул, и они плохо повлияли на ее расстроенный желудок.

— Что за гранулы?

— Кошениль. Это лекарство из краски епископа. Она рассказывала мне о том, что оно может помочь унять лихорадку. Смотрите — вот чем у нее вымазаны губы.

Теперь аббатиса понимает, в чем дело, и вспоминает, как она, спрятав записку епископа в кожаный гроссбух, где у нее хранятся все свидетельства хорошего отношения покровителей к монастырю, отослала конверт Зуане, зная, что та его ждет.

— О! Так она попробовала на себе новое лекарство, — говорит аббатиса, ибо кому, как не ей, лучше других знать привычки сестры-травницы. — А как скоро действует это лекарство и к чему оно может привести?

— Неизвестно, хотя я думаю, она знала, иначе не стала бы… — Голос ее прерывается. — Но лихорадка у нее еще есть, так что уксус с мятой могут помочь.

Аббатиса отнимает руку от лица Зуаны. Девушка права. Сестра-травница горячая, но вид у нее абсолютно спокойный, не похоже на человека, который только что отрыгнул свои внутренности. Чиара берет себя в руки, выдержка возвращается к ней.

— Будем надеяться, что ты не ошиблась. Пойди и позови прислужницу, мы должны перенести ее в келью.

Теперь, когда она снова стала хозяйкой положения, перечить ей нельзя. Серафина покорно поднимается с пола.

— А когда вернешься, то первым делом расскажешь мне о том, что ты делала в аптеке.

Но Серафину не так легко смутить.

— Я пришла, чтобы вернуть сестре Зуане книгу с рецептами снадобий, которую она дала мне почитать и которая может понадобиться ей сейчас, — говорит она, показывая на тетрадь, лежащую на рабочем столе так открыто, словно ее только что туда положили.

Обходя лежащую без сознания Зуану, Серафина хватает тетрадь и быстро сует ее на полку.


Во дворе второй галереи изрыгает пар прачечная, но внутри трудится лишь одна прислужница, и та старая и скрюченная, как сухое дерево, она мокрую простыню-то с трудом поднимает, где уж ей поднять увесистую монахиню. На кухне Серафина обнаруживает Летицию, проливающую слезы над горой резаного лука. Сестра Федерика едва не воет, поняв, что у нее сейчас заберут помощницу, однако, услышав причину, соглашается.

— Господь всемогущий, ну и денек! Сначала старшая прислужница, теперь сестра Зуана. Если так и дальше пойдет, то скоро я буду готовить для общины покойниц.

— Не волнуйся. Мы их обеих скоро вылечим.

И столько уверенности — даже радости — звучит в голосе послушницы, когда она обещает ей это, что Федерика дивится преображению, произошедшему с девушкой за последние недели, и думает, что, возможно, перестаралась, добавляя золы в ее покаянную трапезу.

Пока две молодые женщины стремительно пересекают двор, направляясь в главную галерею, Летиция бросает на Серафину взгляды, полные неприкрытого любопытства.

— Что такое? Чего ты уставилась?

— Ничего.

— Ну так не пяль зенки.

Вернувшись в аптеку, они поднимают Зуану с пола и переносят в лазарет. Первое намерение было нести ее в келью, но по пути Серафина предлагает:

— Мадонна аббатиса, а может, лучше положить ее здесь на кровать? Тогда тот, кто будет заниматься делами лазарета, сможет заодно приглядывать и за ней. А она, когда очнется, будет наставлять и помогать. Вряд ли она захочет разлучаться со своими пациентками.

То ли потому, что в этой идее есть смысл, то ли потому, что монахиня уж очень тяжелая, — знание, должно быть, утяжеляет плоть, думает Серафина, пока они с трудом отрывают Зуану от пола, — аббатиса соглашается.

Они кладут ее на ближайшую кровать, опустевшую после смерти Имберзаги.

Когда аббатиса возвращается в аптеку, Летиция пытается приглядеть за Зуаной, но Серафина отталкивает ее, набрасывает на неподвижную сестру тонкое покрывало и протирает ей влажной тряпочкой лоб.

— О Мария, Матерь Божия! Что здесь происходит? — В дверях, точно порыв злого ветра, возникает вдруг сестра-наставница. — Послушница Серафина, тебе положено быть у себя и молиться. Это… — Тут она замечает Зуану, лежащую на кровати, и аббатису, выходящую из аптеки.

— Не беспокойся, сестра Юмилиана. — Голос мадонны Чиары ясно дает понять, что ситуация находится под контролем. — Сестра Зуана заболела, а послушница помогает, так как ей известна причина ее болезни.

Однако теперь сестра-наставница сверлит взглядом обеих, своим неприкрытым неодобрением показывая, что монастырю, который осаждают такие беды, помощью одной непокорной послушницы не обойтись. «Ах, — с торжеством думает Серафина, — то ли еще будет».

Немного погодя Летиция рискует нарушить молчание вопросом о том, можно ли ей уйти.

— Сестре Федерике некому больше помочь. Она с меня шкуру спустит, если я задержусь здесь.

— Надеюсь, что она все же не станет прибегать к столь жестокому наказанию. — Теперь, когда кризис миновал, к аббатисе возвращается ее обычная любезность. — Можешь идти. Скажи, как себя чувствует главная прислужница?

— Очень плохо, — качает головой девушка. — Сестра Зуана говорила, что зайдет к ней позже.

— Ах, мы в полной осаде. — Голос сестры-наставницы исполнен муки.

Летиция шмыгает за дверь, как раз когда сестра Юмилиана падает на колени перед кроватью.

— О Господи Иисусе, в час тьмы помоги нам и облегчи страдания сестры, которая трудится во имя Твое.

Юмилиана склоняет голову и погружается в молитву, словно показывая, что в час испытаний это и есть единственная работа, которую надлежит делать. Серафина мешкает, но в следующий миг тоже опускается рядом с ней на колени и, закрыв глаза, молится молча, но так истово, что ей самой становится страшно, как бы слова не вырвались из нее против ее воли. «Пожалуйста, Господи, пожалуйста, Господи, помоги и мне тоже…»

На время все погружается в тишину. Непонятно, молится аббатиса или нет, но, когда она начинает говорить, ее голос звучит на удивление спокойно.

— По-моему, довольно. Серафина, ты можешь идти к себе.

Девушка встает и, держа глаза долу, кротко спрашивает:

— Мадонна аббатиса, можно мне сказать?

— Хорошо, говори.

— Я хочу предложить свою помощь в лазарете. Выхаживать больных.

Она скорее чувствует, чем слышит, как возмущенно цокает сестра-наставница за ее спиной. Нелегко угождать двум таким разным начальницам сразу, но придется. Если события последних месяцев и научили ее чему-то, то лишь тому, что жеманство и притворство ее сестры принесли той больше радости, чем естественная независимость, выказанная ею самой.

— Я могу помочь. Сестра Зуана рассказывала мне, чем лечить лихорадку… Конечно, я знаю, что недостойна… что я вела себя глубоко себялюбиво… — Тут она переводит взгляд на сестру-наставницу. — Об этом я глубоко сожалею. Я… Я даже боялась, что, может быть, Санта-Катерина поплатилась за мое дурное поведение, и я…

— Не говори глупостей, девочка, — резко перебивает ее мадонна Чиара, но Серафина успевает заметить впечатление, которое ее речь производит на Юмилиану. — Половина города больна, а у нашего Господа есть дела поважнее, чем обращать внимание на раздувающуюся от гордости послушницу. Если хочешь исправить причиненное зло, делай это в хоре.

Но мучения Серафины кажутся столь неподдельными, что даже аббатиса удивлена.

— Мадонна аббатиса. — Голос Юмилианы раздается из-за ее плеча, негромкий, но твердый. — Можно мне переговорить с вами?

Наступает короткая пауза. Серафина стоит, не поднимая глаз. Никто не должен думать, будто она как-то повлияла на решение, и потому по первому слову аббатисы она поднимается с колен и поспешно выходит из комнаты.

Она не отходит от двери, из-за которой доносятся голоса, но слов разобрать не может. Ей становится интересно, что сказала бы Зуана, будь она с ними сейчас. Поверила бы ей или нет? Она слышит шаги и пятится от двери в тот самый миг, когда ее распахивает сестра-наставница. Однако по ее лицу прочесть ничего не возможно.

Вернувшись в комнату, Серафина стоит перед аббатисой, потупившись.

— Сейчас ты пойдешь к себе и проведешь остаток часа в молитве.

— Да, матушка аббатиса, — с безупречной кротостью отвечает она.

— Если общине понадобится твоя помощь, мы позовем тебя позже.

— Благодарю.

«И тебя тоже благодарю, сестра Юмилиана», — добавляет Серафина про себя. Лучше она бы и сама не спланировала: ведь теперь, прежде чем запустить руки под чужой матрас, у нее будет возможность достать кое-что из своего собственного.

— Сестра Юмилиана, — говорит она тихо, — разрешите ли вы мне прийти к вам за наставлением сегодня? Я так в нем нуждаюсь.


Глава двадцать вторая | Святые сердца | Глава двадцать четвертая