НІ-4 ДУХОВЕНСТВО И «СТАРОРЕЖИМНЫЕ» СИМВОЛИКА И ОНОМАСТИКА

Волна переименований и отказов от символов старого режима (от царских орденов, медалей, императорских двуглавых орлов, погон и пр.)^{1564 1565} весной и летом 1917 г. охватила и значительную часть отечественного духовенства. Например, на собрании городского духовенства Симферополя, состоявшемся 7 марта под председательством архиепископа Таврического Димитрия (Абашидзе), было принято решение о «временном снятии» в духовных и церковных школах портретов лиц «царствовавшего дома» (дом Романовых поминался в прошедшем времени. — М.Б.). Причём это решение, в его собственной формулировке, называлось «благоразумием». Епархиальный съезд Тавриды принял постановление о необходимости уничтожения на священнических крестах императорских инициалов¹⁵⁶⁶. (До революции на оборотной стороне священнических наперсных крестов ставились инициалы и вензеля государей Павла I и Николая II. Такая традиция была введена этими монархами в честь своих коронаций, состоявшихся, соответственно, 4 апреля 1797 и 14 мая 1896 гг. В те дни, и в память их, в церковный обиход Павлом I были введены наградные золотые кресты, а Николаем II — серебряные, общие для всех священников¹⁵⁶⁷.)

Наличие царских вензелей было причиной массовой сдачи духовенством на епархиальных съездах своих наперсных крестов и особых коронационных юбилейных знаков, выдававшихся в 1913 г. всем священнослужителям в честь 300-летия царствования Дома Романовых¹⁵⁶⁸. Кресты и знаки, наряду с собранными деньгами и материальными ценностями, передавались новым властям на нужды армии и Временного правительства. Так, на Владимирском епархиальном съезде было пожертвовано свыше 60 серебряных наперсных крестов, а на Екатеринбургском, помимо 35 тыс. деньгами и до 25 тыс. вещами, — от сданных крестов образовалась, по свидетельству очевидцев, буквально гора из серебра и золота. При этом многих жертвователей качали на руках¹⁵⁶⁹. Депутаты же Таврического епархиального съезда, собрав пожертвования деньгами, бриллиантовыми, золотыми и другими предметами, решили (вместе со своим архиереем, сдавшим драгоценную панагию) передать свои наперсные кресты в государственное казначейство, чтобы те были перелиты в Георгиевские кресты для награждения воинов-героев российской армии¹⁵⁷⁰. Причём депутаты высказали стремление сдать и церковные ценности. Об этом говорилось в их приветственной телеграмме А.Ф. Керенскому: «... мы же клир и миряне Тавриды приветствуем в лице твоем армию и флот, несём тебе всю утварь, всё золото и драгоценности церкви и всё, что имеем, а ты, вперив очи орлиные, зорко блюди интересы государственной свободной Руси»¹⁵⁷¹. Сдача по крайней мере одного священнического креста в пользу Временного правительства — «для укрепления свободы и завершения войны» имела место и на съезде духовенства Западного фронта¹⁵⁷².

Следует отметить, что сдача пастырями своих крестов проходила в атмосфере патриотического подъёма, свойственного в тот период большинству населения страны, охваченного «романтикой» революции и идеями «спасения» России от старорежимных порядков. Несколько позже депутат Екатеринбургского съезда протоиерей Николай Буткин назвал сдачу наперсных крестов не жертвой на нужды Родины, а отказом от них духовенства как от символов своего пастырства. Упрекая священников, о. Николай сказал, что они отдавали не то, что могли принести на нужды страны (например, не свою домашнюю серебряную посуду), а то, что им оказалось не нужно — знамение своего служения Богу¹⁵⁷³. Однако на наш взгляд, массовая сдача духовенством своих наперсных крестов была обусловлена всё же не отказом от них как от символов пастырства, а скорее тем, что на них были символы старого режима. Косвенным подтверждением этого служит факт отсутствия на изготовляемых — вплоть до настоящего времени — наперсных священнических крестах инициалов императоров, установивших в церковной практике ношение этих крестов.

В качестве отказа от символов старого режима можно рассматривать и некоторые решения Екатеринославского и Харьковского епархиальных съездов. Согласно решению Екатеринославского съезда, ранее собранные средства на построение памятника в честь Дома Романовых следовало обратить на постройку «памятника освобождения Русской Православной Церкви от государственного гнёта». В центре композиции планировалось поместить фигуру Родзянко¹⁵⁷⁴. Харьковский же съезд единогласно постановил отправить на государственный Монетный двор серебряный сорокапудовый колокол, находившийся на колокольне городского собора Харькова. Колокол был отлит на средства духовенства в память спасения Царской семьи при катастрофе императорского поезда у станции Борки в 55 км от Харькова 17 октября 1888 г.¹⁵⁷⁵. Выступавшие на съезде священнослужители указывали, что сбор денег на колокол был принудительным. Капитал, полученный от переплавки колокола, предполагалось пожертвовать на детей-сирот православных воинов Харьковской епархии¹⁵⁷⁶.

Российское духовенство в целом, начиная с членов Св. синода, не возражало против серии постановлений Временного правительства, сделанных в марте и апреле 1917 г., о введении новых государственных символов России — герба и государственной печати. У нового двуглавого орла (в отличие от прежнего) отсутствовали короны, скипетр, держава, орден св. Андрея Первозванного, изображение св. Георгия Победоносца и гербы областей России¹⁵⁷⁷. Факт пассивного восприятия духовенством упразднения императорских символов на гербе страны можно объяснить страхом перед революционными буднями, но лишь отчасти. Нельзя не обратить внимание, что на фоне общей, официально заявленной позиции РПЦ по отношению к свержению монархии отсутствие реакции духовенства являлось, по нашему мнению, молчаливым одобрением общего комплекса постановлений новой власти. Поэтому духовенство в определённом смысле пожертвовало православными символами, чтобы не акцентировать внимание общественности на «издержках» действий Временного правительства. Иными словами, духовенство (и в первую очередь члены Св. синода) не возражало против «обмирщения», своего рода секуляризации государственных символов. Равно как и участвовало в процессе «десакрализации» монархии и установлении светского характера власти в России, о чём говорилось выше.

Революционные события нашли своё отражение и в церковной ономастике. Поскольку в новой политической обстановке многие слова звучали «старорежимно», то официальное духовенство стало воздерживаться от употребления «контрреволюционных» слов. Так, весной 1917 г. Св. синод в своих документах не упоминал в названиях духовных академий слова «Императорская»^{1578 1579}. Например, в его определении от 22 марта^{5 7} о передаче своего печатного органа — газеты «Всероссийский церковнообщественный вестник» — Совету профессоров Петроградской духовной академии, последняя не называлась Императорской^{5 8}. Аналогичное опущение «не актуальных» слов имело место и в синодальном определении «О некоторых изменениях в строе духовных академий» от 5-6 мая^{1580 1581}. Однако несмотря на то, что Св. синод дал пример практического изменения названий высших духовных учебных заведений (de facto), официального распоряжения об этом (de jure) с его стороны не последовало.

В церковно-академической среде отказ от названий «Императорская» происходил неравномерно. Об этом можно судить по колонтитулам издаваемых духовными академиями богословских журналов и газет, в которых печатались названия данных учебных заведений. Так, Московская духовная академия перестала именоваться «Императорской» уже в мартовском номере своего богословского журнала¹⁵⁸². Изменение в названии Петроградской академии произошло до 7 апреля 1917 г., о чём можно заключить по колонтитулу вышедшего в этот день первого номера ежедневной газеты «Всероссийский церковно-общественный вестник»¹⁵⁸³. Исчезновение из названия Казанской духовной академии «старорежимного» слова произошло в период с 8 по 22 мая 1917 г. Об этом можно судить по тому, что в своём официальном издании (служившем также аналогом епархиальных ведомостей) академия продолжала называться «Императорской» вплоть до 8 мая¹⁵⁸⁴. О точном же сроке изменения названия Киевской академии сказать несколько затруднительно по причине достаточно позднего выхода первого «послефевральского» номера журнала «Труды Киевской духовной академии» — не ранее августа 1917 г.¹⁵⁸⁵.

В целом в послефевральский период в церковной среде происходил процесс отказа от употребления «царской» символики: в первую очередь — отмена молитвенного поминовения Царского дома на всех богослужениях, упразднение императорских инициалов на наперсных крестах и проч. С одной стороны, это вполне было в духе времени, соответствовало политической конъюнктуре и воспринималось подавляющим большинством современников как нечто должное. С другой — вместе с отменой монархических символов и названий происходило уничтожение каких-либо напоминаний о царе. Во внутрицерковном обиходе Св. синод упразднил любое — в символике, ономастике и даже в молитвословиях (последнее — буквально в государственном масштабе) — упоминание своего «харизматического конкурента» — православного императора. Тем самым в сознании православной паствы фактически снимался вопрос о возможности «реставрации» в стране монархической власти. И задача Учредительного собрания, по сути, значительно сужалась: ему предстояло решать не вопрос о форме власти (быть России монархией или республикой), а лишь о том, какому именно народовластию быть.

III.5 Меры, предпринимавшиеся органами