6

Квартал Нагато-Нитё в Симоносеки значительно меньше района Цурухаси в Осака. Но он так же густо заселен корейцами и почти сплошь состоит из лавчонок. В любом корейском поселении в Японии, каким бы оживленным оно ни казалось, неизменно бросается в глаза бедность. И всюду здесь чувствуешь едва скрываемую враждебность и непокорность. Это относится и к Нагато-Нитё в Симоносеки. Это заметил и редактор «Пан-Кориэн ревью» Чон Су Кап, который, получив телеграмму от Чхим Йоля, вчера ночью экспрессом выехал из Токио, сегодня в 10 часов утра прибыл в Симоносеки, а сейчас, доехав на такси до конца узкой улицы Чаяма, шел пешком по Нагато-Нитё.

Этот убогий «сеттлмент» — прежде всего, конечно, продукт «творчества» японцев, но и сами корейцы немало потрудились над его созданием. Чон Су Кап шел быстро, сердито размахивая руками, и казалось, что этот полный и высоченный мужчина расшвыряет сейчас и эти низенькие домишки, и лотки с товарами, стоявшие вдоль узенького тротуара, и самих продавцов. Зайдя в мясную лавку, он уточнил полученный им адрес и после торговых рядов свернул в небольшую тихую улочку. Ее конец упирался в старые ворота, образуя тупик. Над воротами красовалась грубо написанная вывеска — «Компания Тохоку. Сбор утиля». Ворота были открыты настежь. В глубине двора лепились друг к другу контора, несколько складских помещений и жилой домик.

Чон Су Кап направился к домику. Открыв стеклянную дверь, он увидел Чхим Йоля, игравшего с хозяйскими ребятишками.

— О! Милейший Чон! С приездом! — Чхим Йоль отложил в сторону детскую книжку с картинками, встал, протянул гостю свою морщинистую руку.

— Я полагал, что мы с вами обо всем договорились, и вдруг эта телеграмма! — сказал Чон Су Кап, с трудом скрывая раздражение.

— Есть нечто такое, что мне захотелось тебе показать первому, — улыбаясь, проговорил старик. — Потолкуем после. А сейчас надень гета и пойдем со мной.

Они вышли во двор. Ведя за собой гостя, старик направился к одному из сарайчиков. Перед сарайчиками высились груды металлического лома.

Помещение было едва освещено. По одну сторону в нем стояли испорченные стиральные машины, холодильники, радиоприемники и разные пришедшие в негодность электротовары. Середина склада пустовала. На противоположной стороне в углу виднелось какое-то возвышение, покрытое шерстяным одеялом, что-то вроде кровати. Чхим Йоль подошел к этому ложу и сдернул одеяло. Оказалось, что одеялом были накрыты два деревянных ящика. Чхим Йоль взял валявшиеся на полу клещи и вскрыл один из ящиков.

— Смотри, Чон!

Чон Су Кап будто застыл на месте. В ящике лежали винтовки. Один к одному, точно шпроты в банке, прильнули их продолговатые, смазанные маслом, сизо-черные стволы.

— Откуда у вас это оружие? — дрожащим голосом спросил Чон Су Кап.

— А вот послушай. В этих двух ящиках лежит тридцать семь карабинов, восемнадцать пистолетов и небольшое количество боеприпасов и динамита. Все это достал Ли Кан Ман. Его энергии и отваге мы обязаны этим богатством… Не знаю, сумеешь ли ты понять… Ведь ты полагал, что Ли Кан Ман разложился, что его соблазнила японка и он с ней сбежал. Даже думал, что это была шпионка и что она сумела его завербовать. Но как это все было далеко от истины! Ли Кан Ман действительно использовал средства, предназначенные для «Пан-Кориэн ревью». Но он не растратил их на свои прихоти и развлечения. Теперь ты видишь, куда они пошли?

— Простите, но ведь уже во время нашего последнего разговора в Осака, когда я высказал подозрение, что Ли Кам Ман присвоил деньги, вы это категорически отрицали. Вы даже обвинили меня тогда в антипатриотизме…

— Погоди! Выслушай меня до конца! Уверен, что тогда ты перестанешь сердиться… На те пятнадцать миллионов иен Ли Кан Ман купил это оружие. Но это не все. Он сделал еще кое-что. Чтобы организовать перевозку оружия и товарищей и обеспечить в дальнейшем регулярную связь с родиной, он приобрел великолепную моторную лодку и подобрал на нее отличный экипаж. Таким образом, теперь у нас есть постоянно действующая база для переправ, открывающая перед нами исключительные возможности.

— Ну а причем тут я? Мне что прикажете делать? — снова перебил старика Чон Су Кап.

— Выступление тридцатого сентября начнется по нашему сигналу. Мы будем первыми! Весь план восстания от начала до конца разработан Ли Кан Маном. У этого человека не только замечательная голова. Он блестящий организатор! Тебя мы не просим непосредственно участвовать в восстании. Ты убежденный сторонник мирного объединения и делаешь упор на пропагандистскую деятельность. Что ж, очень хорошо!.. Но нам хотелось бы, чтобы ты оказал нам одну очень важную услугу. Необходимо уговорить Цой Ток Чхона расширить финансовую помощь движению. Ты понял меня? Мы с тобой расходимся во взглядах по ряду вопросов, но я полагал, что, когда ты увидишь воочию нашу подготовку, возникшее между нами недоразумение рассеется и ты сумеешь нас понять.

— Что можно сделать с полсотней карабинов и пистолетов?! Это вспышкопускательство! Ведь времена бланкизма прошли! — воскликнул Чон Су Кап.

— Ты думаешь, что все это детская игра? — улыбаясь, сказал Чхим Йоль. — Сегодня сюда должен прибыть член ЦК Единой народной партии товарищ Ким. Вот заслушаем его доклад и спокойно все обсудим. Сегодня ночью мы хотим провести расширенное совещание представителей Единого фронта, в котором должен принять участие и ты. Там и примем окончательное решение.

— Товарищ Ким? Председатель Единого национального фронта?..

— Да. Именно он, и вот что он, вероятно, скажет. С двадцать седьмого по двадцать девятое число будут происходить массовые казни товарищей, находящихся в сеульской тюрьме. Это вызовет сильное возмущение в подпольных организациях. Уже отмечаются волнения в частях военной полиции. В районе Канчу полицейские начали переходить на сторону народа. Имеют место вооруженные столкновения. Июньская забастовка учащихся не окончательно погасла. Есть признаки ее повторения и в новом учебном году. Страна сейчас как пороховой погреб. Стоит только поднести огонь!..

— Я вовсе не собираюсь отрицать…

— Подожди, выслушай меня… В первых числах октября Конституционной комиссией будет внесен законопроект о пересмотре конституции. Затем начнутся совместные маневры американского и южнокорейского военно-морских флотов. Обстановка тогда станет для нас менее благоприятной. Я не вижу более подходящей даты, чем тридцатое сентября. Медлить нельзя! И, несомненно, товарищ Ким это со всей силой подчеркнет. Если не поднять восстание сейчас, мы все потеряем. Даже в случае перехода власти из рук военных в руки гражданской администрации в стране будет установлена власть, которая фактически ничем не будет отличаться от диктатуры военной хунты. И дело объединения Юга и Севера будет надолго отодвинуто. Такой возможности, как сейчас, мы уже никогда не получим!

— Вашу точку зрения я уже слышал.

— Но это не только моя точка зрения. Я имею основания утверждать, что и товарищ Ким одобряет выработанный нами план действий.

— Вы в этом уверены?.. Во всяком случае, я хотел бы повидаться с ним, — после некоторого раздумья заявил Чон Су Кап. — Скажите, а что если товарищ Ким придерживается иного мнения, что если его точка зрения совпадает с моей? Как вы будете тогда поступать?

— Я этого не допускаю, — убежденно сказал Чхим Йоль.

— Хорошо. Но предположим, что это все же так. Ведь тогда всю ответственность за эту затею придется принять на себя вам с Ли Кан Маном!

— Разумеется. Кто заварил кашу, тот и будет ее расхлебывать. Я готов ответить за все. И готов остаток своих дней употребить на то, чтобы смыть с себя позорное пятно растратчика и возместить эти деньги.

Сказав это, Чхим Йоль повел Чон Су Капа к выходу. На дворе было пасмурно. Низко нависали пепельно-серые тучи. Вот-вот должен был пойти дождь. Когда Чхим Йоль и Чон Су Кап поравнялись с зданием конторы, старик взглянул вдруг на небо и неожиданно засмеялся.

— Знаешь, Чон, — сказал он, оборачиваясь к своему спутнику, — любопытная вещь со мной происходит! С годами у меня развилась страшная невралгия. В плохую погоду обычно все тело ноет, места себе тогда не нахожу. А сейчас хоть бы что! Про все боли забыл! Будто снова стал юношей.

— …

— Никогда я еще не жил такой полной, содержательной жизнью, как сейчас. За все свои шестьдесят лет. Ты понимаешь меня?

— Кажется, понимаю, — потупив глаза, ответил Чон Су Кап. Он отнюдь не разделял восторженности этого старого деятеля национально-освободительного движения, но и не мог смеяться над его чувствами.

— Ты знаком с Симоносеки? Мне и до войны приходилось здесь прятаться. На Хигасиоцубо, да и на этой же злосчастной Нагато-Нитё. Тридцать тысяч наших соотечественников ютится на этих улицах. И до чего же жалкое они влачат существование! И все же даже здесь им лучше, чем в Южной Корее. Вызволить их отсюда, и чтобы камня на камне не осталось от этих убогих и жестоких улочек, и возвратить на родину, чтобы они могли отдать все силы строительству новой отчизны!.. Послушай, а ведь, возможно, этот день уже близок! — заключил Чхим Йоль.

В это время в воротах показались мужчина и женщина. В измятых плащах, бледные, усталые. Это были Такано и Сайдзё. Едва держась на ногах, Такано подошла к Чхим Йолю. Сайдзё, увидев Чон Су Капа, так опешил, что несколько мгновений не мог сдвинуться с места.

— Что случилось? Где товарищ Ким? — обеспокоенно спросил Чхим Йоль по-корейски.

— Неприятность… Большая неприятность, — ответила Такано.

— Неприятность?..

— Мы высадились не в Ёсими, а близ Ясуока. Он пошел за сигаретами, вызвал подозрение у патрульного полицейского и…

— Черт знает что такое! — Чхим Йоль буквально заскрежетал зубами. — Не мог денек-другой обойтись без курева! Что же теперь делать? Ну, а Ли Кан Ман… Неужели и Ли Кан Мана?..

— Нет, с ним все в порядке. Мы вместе сюда добирались. Но дело в том, что товарища Кима сегодня, вероятно, продержат в здешней полиции и только завтра отправят в изолятор в Омура. Ли Кан Ман отправился на Хигасиоцубо, чтобы все разузнать. Там у него есть свой человек в полиции, лавочник, доставляющий передачи.

— Ну и что?

— Ли Кан Ман вместе с Кимом ходил за сигаретами и чувствует себя ответственным за провал. Он сказал, что не сможет показаться на глаза товарищам, пока не придумает, как вызволить Кима из тюрьмы.

— Опять авантюра, — заметил Чон Су Кап. — Впрочем, ему, кажется, ничего не запрещается делать.

— Жаль, конечно, товарища Кима, — тяжело вздохнул Чхим Йоль. — Но главное сейчас узнать мнение подпольных организаций в стране относительно восстания. Услышать хотя бы одно слово: да или нет. Ведь не исключено, что с ним можно будет связаться, чтобы получить такой ответ.

— Вы думаете? Что ж, это было бы очень хорошо! А мне пока разрешите откланяться. У меня здесь есть несколько корреспондентов, к которым я хотел бы зайти.

— Чон! Насчет твоего окончательного решения прошу повременить до получения ответа от Кима. Очень тебя прошу, — умоляющим тоном произнес Чхим Йоль.

— Да, но, к сожалению, я больше трех дней здесь пробыть не смогу.

— Как с тобой связаться?

— Как связаться? — переспросил Чон Су Кап, скосив глаза в сторону Сайдзё. Взглядом он дал Сайдзё понять, что хочет что-то сказать и ему, и, перейдя на японский язык, произнес:

— Я собираюсь остановиться в корейской гостинице «Мэйгэцу» возле вокзала…