Фулхэм, Лондон

Виктория Стэтем знала, что уже почти встала на ноги, однако выражение лица матери вызвало у нее улыбку. Мать – настоящая героиня, привезла из ее квартиры запись музыкального произведения, которое Рори в свободное от работы время сочиняла вот уже несколько месяцев. Работая редактором феминистских текстов, она почти не имела возможности применить свои знания по геополитике, полученные в Кембридже. А вот знаниям в области теории музыки применение нашлось, пусть даже ограниченное. Причем сразу после окончания университета.

Увлекшись Фионой, она забросила сочинение музыки на многие годы, однако, в конце концов, вновь вернулась к нему для собственного удовольствия. И подумаешь, что она так ничего и не опубликовала, ничего не записала, ничего не предложила ни одному из лондонских оркестров! Разве это главное? Главное – сам процесс.

– Ну и ну, – сказала мать с типичной для нее теплой улыбкой, когда Рори уже после первого такта, пощадив ее уши, выключила звук. – Это… это что-то совершенно новое.

Пациентка знала, что она хотела сказать: ее произведение, скорее, напоминало гудение клаксонов и скрежет тормозов в час пик, когда бесчисленные такси на всей скорости летят через Хаммерсмит в Хитроу, чтобы их пассажиры успели на свой рейс. А впереди уже кто-то в кого-то врезался. Туда уже прибыли пожарные и две кареты «Скорой помощи». Грузовики спорили за полосу с автобусами и внедорожниками. Нервы были как натянутая струна. То тут, то там вспыхивали перепалки…

Рори хотела сказать матери, что та совершенно правильно поняла ее творение. Однако сказала совсем другое:

– Нам не обязательно это слушать. Спасибо, что ты мне это привезла, но… над этим еще нужно работать.

– Чепуха, моя дорогая, – улыбнулась миссис Стэтем. – Лично мне понравилось. Очень мило.

– Готова спорить, что тебе это напоминает «Лебединое озеро»! – рассмеялась Виктория. Пожилая женщина тоже усмехнулась.

– Ну, хорошо, соглашусь, я никогда не понимала такие вещи. Кстати, я тебе сказала, что Эдди и Дэвид звонили в течение дня дважды, чтобы узнать, как ты? Они собрались сами приехать в Лондон. Но я подумала, что раз уж ты пошла на поправку, зачем тебе весь шум и гам, которые наверняка устроит эта сладкая парочка? Пусть подождут до праздников, сказала я им. Надеюсь, я поступила правильно.

Миссис Стэтем имела в виду ее брата, его жену и их детей, четырех и семи лет. Рори тотчас почувствовала, как на миг изменилась в лице. Ей мгновенно вспомнилась Фиона. Она подумала о том, как все могло быть, согласись она на ребенка. Нет, только не это! Будь с ними тогда ребенок – а ему на момент смерти Фионы исполнилось бы уже лет десять, – все было бы гораздо страшнее.

– Ты поступила абсолютно правильно, – сказала больная матери. – Лучше увидимся на Рождество.

Дверь в палату открылась. Стоило Рори увидеть, что это пришел инспектор Линли, как настроение ее сразу же улучшилось. Еще бы, ведь на этот раз с ним был Арло! Пес был в жилетке, указывающей на то, что это собака-помощник. Как только он увидел лежащую на больничной койке хозяйку, как хвост его от радости заходил ходуном.

– Я убедил всех внизу, что Арло и впрямь помощник, – сказал Томас. – Плюс, конечно, мое полицейское удостоверение, его умильная морда и мои ограниченные способности располагать к себе людей. В общем, нам с ним дали пятнадцать минут.

– Посадите его ко мне на кровать, инспектор, – попросила пациентка, и Линли выполнил ее просьбу. От восторга Арло сначала покрутился на одеяле, после чего расположился в ногах у Рори, положив морду ей на живот и устремив на нее умильный взгляд.

– Как же он влюбленно на меня смотрит! – сказала редактор. – Привет, дорогуша! А у вас, инспектор, есть собака?

– Нет, – ответил полицейский, – но зато у моей матери их целых три, причем основную часть времени они проводят, составляя живые композиции перед камином. Они просто обожают ярко пылающий камин.

– Где же она живет, если в ее доме пылает камин? – спросила Рори.

– В Корнуолле.

– Но я не слышу у вас корнуольского акцента, – сказала мать Виктории. – Вы росли где-то в другом месте?

– Нет, я вырос там, – возразил Линли, – но моя школа – и мой отец – приложили известные усилия к тому, чтобы местный акцент ко мне не пристал, – пояснил он, после чего повернулся к больной. – Мне позвонили наши судмедэксперты. Поначалу у них возникла путаница с отпечатками пальцев, но теперь все прояснилось. Причем обнаружили они довольно странную вещь. На вашем тюбике зубной пасты остались не только ваши отпечатки пальцев, но и еще двух человек.

Виктория нахмурилась, пытаясь понять, что бы это значило.

– Одни мы еще не опознали. Другие принадлежат Клэр Эббот, – уточнил Томас.

– Отпечатки пальцев Клэр? – удивилась мать больной. – И чьи-то еще? На зубной пасте Рори?

– Множественные отпечатки пальцев – дело обычное, и это может означать все, что угодно, – сказал Линли. – Но то, что на пасте Рори обнаружены отпечатки пальцев Клэр, и это при том, что и сама Клэр стала жертвой яда, наводит на мысль…

– Погодите! – воскликнула редактор, и Арло испуганно вскочил на все четыре лапы. – Тише, Арло. Сиди. Со мною всё в порядке, – упокоила пса хозяйка и снова повернулась к Томасу. Внезапно ей все стало ясно. – Мне все понятно, инспектор. Мы повздорили…

– Вы и Клэр?

– Я и Каролина Голдейкер. Перед тем, как я уехала из Шафтсбери. Она жутко злилась. Жаловалась на Клэр и ее новую книгу. Бубнила, что никакой книги нет и не будет. В общем, мы с нею поцапались по этому поводу. Дело кончилось тем, что я заявила ей, что скоро в ее услугах не будет необходимости. Поскольку это очевидный факт. Она хотела собрать вещи, но я сказала, что в данный момент это невозможно, потому что я хочу пройтись по всему, что осталось в доме. Я разрешила ей забрать лишь кое-что из кабинета, и всё.

– Но, дорогая моя, – подала голос мать Рори, – эта женщина явно не стала бы травить тебя лишь потому, что…

– Дело не в этом, – перебила ее дочь. – Просто я терпеть не могу спорить с людьми. Ты сама это знаешь, мама. В тот момент мне хотелось одного: поскорее вернуться в Лондон. Как только она ушла, я быстро собрала вещи Арло, и мы с ним уехали. Лишь вернувшись в Лондон, когда мы с ним отправились на прогулку, я поняла, что мой чемодан остался в Шафтсбери. Дома же у меня ничего не было…

– Ничего? – уточнил Томас.

– Я имею в виду туалетные принадлежности, которые обычно кладут в косметичку. У меня их не оказалось, и я воспользовалась запасами Клэр. Ее сумка оставалась у меня, – пояснила Рори. – После Кембриджа. После того вечера, когда она там была.

– Ну конечно! – согласился Линли. – Ведь тогда ее смерть списали на сердечный приступ, а ее вещи, как я понимаю, отправили вам.

– Я даже не стала их распаковывать, – добавила мисс Стэтем. – Зачем они мне? Но когда я поняла, что забыла свой чемодан в Шафтсбери…

– Вы воспользовались ее зубной пастой. Скажите, кто паковал ее вещи для поездки в Кембридж?

– Сама Клэр. Или, возможно, Каролина.

– А в Кембридже они остановились в соседних номерах.

Оба – и Линли, и Рори – моментально поняли, что это значит.

– Она наверняка знала, какой пастой пользуется Клэр, – сказала Виктория. – Потому что всегда ее покупала. Ей ничего не стоило подменить тюбик… Но, инспектор, какой ей резон убивать Клэр? Это все равно, что кусать руку дающего. Зачем ей это?

Хороший вопрос, мысленно согласился полицейский. Однако в данный момент мотивы – или отсутствие таковых – были отнюдь не самым главным. Куда важнее было получить ответ на вопрос: кому принадлежит третий набор отпечатков. Если не Каролине, то кому? И как этот человек получил доступ к личным вещам Клэр Эббот, с тем чтобы подмешать яд в тюбик, который она взяла с собою в Кембридж?