От авторов

Имя Олега Пеньковского давно привлекало внимание и было объектом размышлений авторов. Я заинтересовался делом Пеньковского в 1965 году в Токио, где возглавлял в то время токийское отделение «Тайм— Лайф», когда туда приехал Фрэнк Джибни, только что с успехом опубликовавший «Записки Пеньковского». Джибни руководил отделением «Тайм — Лайф» в 1949— 1950 годах и даже получил ранение, выполняя репортерское задание в Корее. После выхода в свет «Записок Пеньковского» он стал президентом «TBS-Britanica» в Токио — совместного предприятия, издававшего Британскую энциклопедию на японском языке. Мы с ним регулярно играли в теннис в токийском теннисном клубе, и однажды вечером за стаканчиком лимонного сока после матча он рассказал мне свою версию истории, как на основе расшифровок бесед с Пеньковским в Лондоне и Париже были написаны «Записки Пеньковского». Джибни с похвалой отзывался о Петре Дерябине, советском перебежчике, в соавторстве с которым написал две книги и который переводил «Записки». Мы сохранили дружбу на долгие годы.

Потом я получил назначение в Советский Союз на должность начальника отделения «Тайм — Лайф», которую занимал с 1968 по 1970 год, и имел возможность близко познакомиться с жизнью там.

О Пеньковском в те годы я знал только понаслышке, но мне никогда не приходилось сталкиваться с какими-либо следами его деятельности. В то время в Москве говорили только о тех шпионах, деятельность которых увенчалась успехом для советской разведки: о Киме Филби, жившем в нескольких кварталах от моего офиса, которому приписывали высказывания вроде «мне надоела черная икра»; о Рихарде Зорге, которому за его службу в Японии до и во время второй мировой войны был воздвигнут памятник, и о полковнике Рудольфе Абеле, занимавшемся шпионской деятельностью в Нью-Йорке. Как-то раз наши дети сказали, будто в соседнем доме живет шпион Джордж Блейк, которого мы, правда, ни разу не видели.

В 1986 году Джибни познакомил меня с Дерябиным, который вышел в отставку из ЦРУ в 1982 году. Дерябин написал книгу о КГБ, литературным агентом которой он попросил стать мою жену. На меня произвели большое впечатление энциклопедическое знание Дерябиным реалий советской службы безопасности и его разумное стремление глубже изучить личные качества советских лидеров не только прошлых лет, но и наших дней, а также мотивы их поступков. Дерябин тогда выразил сожаление, что ему не пришлось лично встретиться с Пеньковским. После того как он прочел расшифровки бесед, ему показалось, что он знает Пеньковского, хотя все еще оставалось множество вопросов. Когда он работал на ЦРУ, ему не показывали архивные материалы и полные тексты расшифровок.

Как был разоблачен и арестован Пеньковский? Что на самом деле он передал Западу? Каковы были его истинные мотивы? Был ли он двойным агентом? Дерябин знал, что ответы на эти вопросы были в архивных материалах ЦРУ, которые он никогда не видел.

В 1987 году, через двадцать пять лет после кубинского ракетного кризиса и ареста Пеньковского, Дерябин подумал, что, может быть, Центральному разведывательному управлению пришло время рассекретить архивные материалы по делу Пеньковского.

Мы написали письмо координатору ЦРУ по вопросам информации и секретности, попросив, чтобы нам разрешили получить доступ к исторической документации, поскольку мы разыскивали соответствующие материалы для биографии бывшего полковника ГРУ Олега Пеньковского. Наша просьба была составлена в соответствии с правилами и процедурой, принятыми в ЦРУ в отношении архивных документов согласно Закону о свободе информации. В соответствии с пересмотренным вариантом 32 CFR 1900.61 — Доступ к историческим архивным документам, опубликованным в Федеральном регистре 8 декабря 1987 года, — координатор ЦРУ по вопросам информации может разрешать доступ к архивным документам при условии их проверки Управлением.

7 июня 1988 года мы с Дерябиным попросили разрешения пользоваться архивами в соответствии с положениями пересмотренных правил. 26 сентября нам было дано такое разрешение при условии проверки документации в интересах безопасности комитетом ЦРУ по проверке публикаций. Такая проверка, как говорилось в разрешении, «осуществляется с единственной целью — убедиться, не содержится ли в рукописи секретной информации. Это не означает, что Управление выражает согласие с позицией автора или несет ответственность за точность фактов, изложенных в рукописи».

Документы в 17 картонных коробках, предназначавшиеся для проверки, заняли десять ящиков в четырех стальных сейфах. Управление по соображениям безопасности наложило запрет лишь на указание источников и раскрытие методов, поскольку они не подлежали разглашению. Прочие операции ЦРУ, которые, возможно, имели отношение к делу Пеньковского, не были открыты ни для проверки, ни для обсуждения, и ЦРУ отказалось чем-либо помочь в этом.

ЦРУ также не разрешило воспользоваться исследованиями и анализами, проводившимися с целью выяснения причины провала операции Пеньковского, объяснив, что эти анализы во многом основывались на данных, полученных от широкого круга засекреченных иностранных источников. Нам предоставлялось право делать собственные выводы о том, как осуществлялось руководство этой операцией и каким образом был разоблачен Пеньковский.

Даже сейчас, тридцать лет спустя, все еще существует немало засекреченных сведений по делу Пеньковского. Авторы брали интервью у бывших офицеров ЦРУ, которые были связаны с этой операцией и согласились добровольно помочь в работе над книгой. Большинство собеседников разрешили опубликовать их настоящие фамилии. Некоторые из них согласились дать информацию при условии, что их имена не будут упомянуты. Несколько человек не захотели помочь нам и не пожелали, чтобы о них писали в книге. Джордж Кайзвальтер также отказался участвовать в работе над книгой, как и бывший офицер ЦРУ «Компас». Нескольким офицерам, которые были связаны с той операцией,

ЦРУ не позволило сотрудничать с нами, и они отказались дать интервью. Чарльз Билинг, бывший старший оперативный сотрудник ЦРУ, ныне в отставке, который косвенным образом участвовал в той операции, согласился быть нашим консультантом и осуществлять связь с ЦРУ.

Книга написана Дж. Шектером в тесном сотрудничестве с П. Дерябиным. В целях достижения максимальной точности материала Дерябин, который переводил обработанные расшифровки записей бесед с Пеньковским, предоставленных ЦРУ для «Записок Пеньковского», полностью пересмотрел все архивные пленки и расшифровки на русском языке, имеющиеся в материалах о Пеньковском. Обладая профессиональной памятью, он также представил данные об образе жизни и структуре советских разведывательных и военных кругов.

Мы сохранили написание фамилии Пеньковского по-английски в том виде, в каком он сам писал ее на своей учетной карточке в Госкомитете. Хотя его кодовые имена периодически менялись, мы использовали кодовое имя «Герой», которое американцы неофициально применяли чаще, чем английское кодовое имя «Йога». Английские кодовые имена не использовались, хотя параллельно существовала британская система и именам «Айронбарк» и «Чикади» соответствовали имена «Рупия» и «Арника».

В книге представлены наши собственные выводы^[21].

Материалы, содержащиеся в расшифровках записей и оперативных отчетах, на которые сделаны ссылки в Примечаниях, постепенно рассекречиваются, и к ним будет обеспечен доступ в соответствии с Законом о свободе информации.

Джеролд Л. Шектер^[22]