IV

— Рамиро. — Кто-то тряс его за плечо.

Рамиро обернулся: за окном машины стоял доктор, глядя на него с улыбкой. У него были остекленевшие, водянистые глаза, он тяжело дышал, брызгал слюной. От него несло красным вином, десятками литров красного вина.

— Доктор… — Рамиро скривился, словно в улыбке. — Вы меня испугали.

— Есть у тебя сигареты, сынок?

— Да, конечно. — Он поспешил дать ему пачку. Потом протянул зажигалку.

— Не могу заснуть, — сказал доктор, сильно кашляя. Потом, прочистив горло, добавил: — Невыносимая жара. Че^[1], а я ведь этак каждую ночь сбегаю.

Рамиро подумал в отчаянии, что пьяные, когда они расчувствуются, вдвойне нестерпимы. Он спросил себя, где был этот человек тогда… ну, ладно, тогда, когда это произошло. Ясное дело, он ничего не видел и не слышал. А если это ловушка? Нет, как бы пьян он ни был, он вел бы себя иначе и не просил бы сигарет. В любом случае Рамиро надо было уезжать. И как можно скорее.

— Я спешу.

— Машина в порядке? — Доктор говорил, прислонившись к окошку, дыша ему в лицо отвратительным перегаром. Он курил, поставив одну ногу на выступ дверцы.

— Кажется, да. — Рамиро поспешил включить мотор. — Видно, аккумулятор заглох.

— Прокати меня немного. Поедем вместе в Ресистенсию и выпьем в баре «Да Естрелья».

— Но, доктор, я ведь…

— Вот как? — Доктор сердито ударил его по плечу. — Ты отказываешься от моего приглашения?

Чуть не падая с ног, но сохраняя все же равновесие, он обошел неверными шагами машину и влез в нее через другую дверцу. Он свалился на сиденье, отдуваясь.

— Едем, — сказал он.

— Нет, доктор, я не смогу вас привезти обратно. Я должен возвратить машину. Это ведь машина Хуансито Гомулки.

— Черт побери, я знаю, что она принадлежит Гомулке!

— Мне надо ее вернуть…

— Не важно, выбросишь меня там где-нибудь. Вернусь пешком, автобусом… к черту, я хочу выпить с тобой винца. За твоего отца, понимаешь, я ведь очень любил твоего отца. — Казалось, он вот-вот заплачет. — Я его очень любил…

— Я знаю, доктор.

— Да не зови ты меня доктором, говори мне просто Браулио.

— Хорошо, но…

— Браулио, я сказал тебе уже, зови меня Браулио… — Голос его постепенно затихал, переходя в отрыжку. Старик терял человеческий облик.

— Послушайте, дон Браулио, поверьте мне, я не могу взять вас с собой. У меня есть дело.

— Какого черта ты будешь делать в такое время? Ведь сейчас уже… Который час?

— Три часа утра, — ужаснулся Рамиро, взглянув на часы. Во что бы то ни стало надо добраться до Клоринды затемно. Он не хотел переходить границу при свете дня. А ведь нужно попасть домой, взять деньги, документы…

— Кончай… Ставь первую скорость и поехали.

Рамиро двинулся, покорившись, говоря себе, что в Ресистенсии он как-нибудь избавится от доктора. А пока он должен продумать каждый свой шаг, чтобы не терять времени.

— Я очень рад был тебя увидеть, парень. — Его спутник говорил, растягивая слова. Он вытащил маленькую бутылку вина. Рамиро не знал, была ли она у него в руках все время или он достал ее из кармана брюк. Он почувствовал раздражение, так как понял, что тот будет его угощать и разозлится, если он откажется. — Ах, черт, как я любил твоего отца!.. Выпей глоток.

— Нет, спасибо.

— Вот дерьмо, нашелся трезвенник! Пей, тебе говорят! — И сунул бутылку ему в лицо. Машина вильнула, отклонившись на несколько метров. Рамиро смог выправить ее.

— Спасибо, — сказал он и взял бутылку.

Он поднес ее к губам, но лишь сделал вид, что пьет, ни одна капля не попала ему в рот. Не вино нужно было ему сейчас. Кроме того, лучше не пить. Ему предстоит вести машину всю ночь… И ему нужна ясная голова, чтобы думать. Возвращая бутылку, Рамиро сообразил, что неплохо было бы разузнать, как провел ночь доктор.

— Где же вы были, доктор? Я думал, вы пошли спать.

— Я сбегаю каждую ночь. Кармен стала невыносимой старушенцией; спать с ней противнее, чем проглотить ложку соплей.

Он засмеялся своей шутке.

— Выносить ее труднее, чем срать во флакончик из-под духов. — Он захохотал в восторге, икая с наглой развязностью. — Она, бедная, уже так затаскана, как соска у близнецов.

Он продолжал заливаться отвратительным смехом.

— И куда же вы отправляетесь?

— Кто?

— Да вы. Когда сбегаете.

— Напиваюсь.

— Ну а сегодня ночью что вы делали?

— Да я ж говорю тебе, дружок: клюкнул слегка. Понятно или нет? Мужик так мужик, а хлеб — так хлеб, говаривал Лорка.

— Да, но где же вы пьете? Я что-то не расслышал.

— На кухне. У меня в доме всегда есть вино. Много вина. Все вино на свете для доктора Браулио Теннембаума, врача-терапевта, с отличием окончившего медицинский факультет в Росарио, — он высморкался в руку и вытер ее о брюки, — а теперь он застрял в этом говенном местечке.

Рамиро прибавил газ и выехал на асфальтированную дорогу. «Форд» ревел в ночи, нарушая ее тишину. «Гомулка — замечательный механик, — сказал он себе, — я доберусь до Клоринды вовремя». Он вдруг встревожился, в порядке ли документы на машину… ведь чтобы попасть в провинцию Формоса, надо переехать Рио-Бермехо, а там как раз караульная будка жандармерии. Он потянулся вправо, пошарил в бардачке и сразу нашел документы. Все будет в порядке. Избавиться бы только от Теннембаума.

— А Арасели, че? — спросил вдруг доктор.

Рамиро передернуло, он насторожился. Он не поворачивался, но знал, что тот смотрит на него.

— Красивая девочка, верно? Какая женщина будет, черт меня побери!

Рамиро крепко сжал руль и продолжал упорно молчать. Показались огни Ресистенсии.

— Если ее кто-нибудь когда-нибудь обидит, — продолжал Теннембаум, — я его убью. Кто бы он ни был.

Рамиро вспомнил, как дергалась в конвульсиях Арасели, когда он душил ее подушкой, как силы покидали ее… Он вспомнил, что она показалась ему раненой чайкой, непокорной, но сдавшейся наконец, не выдержав его тяжести. Рамиро лихорадило. Взглянув украдкой вбок, он заметил, что доктор пристально смотрит на него. Он встревожился не на шутку. Вдруг он что-то знает? Может быть, это ловушка и так же, как он вытащил из кармана бутылку вина, он вытянет сейчас револьвер? Рамиро затошнило, сильно закружилась голова. Он затормозил и съехал с дороги, остановившись на обочине. Открыв одним рывком дверцу, он высунул голову наружу, и его вырвало.

— Тебе нехорошо, — констатировал доктор.

— Твою мать! А что, не видно? — крикнул Рамиро.

Он какое-то время посидел еще так, с опущенной головой. Потом вынул из кармана брюк платок и вытер рот. Но продолжал сидеть в том же положении, убеждая себя, что скорее всего это был только страх. И если это ловушка и доктор знает, что произошло с его дочерью, то лучше всего было бы убить его тут же, и дело с концом.