8
Письмо было от Ивлин. Та сходила к миссис Малвени, забрала вещи и теперь писала, что хочет обязательно переслать их Маргарет. Оставила миссис Малвени свой адрес на случай, если для Маргарет придут письма, и вот объявился Флойд. «Пришел сразу вслед за мной к миссис Малвени и выудил у нее мой адрес! Не застал меня дома и в тот же вечер, в субботу, вчера, позвонил. Мол, знает, что мы с тобой близкие подруги, и умоляет меня сообщить ему твое местопребывание. „Я боюсь, она заболела или случилось что-то ужасное, — сказал он, — уехать так неожиданно, не сказав мне ни слова“. Каждое утро он ждет письма, надеется, что ты ему все объяснишь. Маргарет, может, он обманщик и лжец, но он любит тебя. Надо быть очень хорошим актером, чтобы выразить голосом такое глубокое и искреннее волнение. Я-то думала, ты все-таки сообщила ему о том, что ты узнала ужасающую правду, но, судя по всему, ты этого не сделала. И поставила меня в очень неловкое положение. Слава богу, мы говорили по телефону, а не с глазу на глаз. В общем, я собралась с силами и заговорила с ним самым что ни на есть высокомерным тоном.
„По правде говоря, я не вижу никакого смысла в том, чтоб вы разыскивали Маргарет, — вас она сейчас не хочет видеть“. — „Знаете что, — отвечает он, — не говорите загадками, вы мне лучше скажите, где она и что с ней случилось“. — „А я не скажу вам, где она, — говорю я, — но если вы хорошенько подумаете, то, может, и догадаетесь, почему она уехала“. — „Нет, вы мне сами скажите“, — говорит он. „Хорошо, — говорю я, — она уехала, потому что ей надо оправиться после потрясения. Есть кое — какие детали в вашей биографии, которые вы не потрудились ей сообщить“. Должна тебе сказать, это его ошарашило. Наступило молчание, я подумала даже, что нас разъединили, но тут он выговорил очень тихим голосом: „Она все знает?“ — „Да, — говорю я? — знает. Маргарет замечательная девушка (не красней, дорогая, не красней), и она была предана вам всей Душой. Не знаю, стала ли б она заводить с вами роман, если бы знала, что вы женаты, но она никогда не простит вам, что все это время вы обманывали ее“. — „Она очень переживала?“ — спросил он. „Уж, конечно, переживала“, — говорю я. „Но послушайте, мне надо ее увидеть, я хочу поговорить с ней!“ — „На вашем месте я б и не пыталась“.
Тогда он говорит, что все равно тебя разыщет, что несправедливо его осуждать и не дать возможность оправдаться или хотя бы высказаться. Тут я сказала, что раньше надо было говорить, а не втягивать в такую игру, где все шансы против тебя. На этом наш разговор и закончился. Поговорив по телефону, я поняла, что он со своим бархатным американским голосом если до тебя доберется, ты ему снова поверишь и все простишь. Дорогая, не сдавайся! Не беспокойся, твой адрес он у меня клещами не вытащит. Тебе его забыть надо…»
Письмо она прочла, как только удалось остаться на несколько минут одной. Сдерживалась, чтоб не заплакать, потом тщательно поправила косметику на лице и пошла к своему рабочему месту.
Она поступила в довольно крупную фирму по снабжению. Пришла сюда не из-за зарплаты, поскольку даже для провинции зарплата была довольно-таки низкая, и не из-за самой работы, она чувствовала, что через неделю здесь завоешь от скуки, но из того, что подвернулось под руку, это было самое подходящее место: можно, получая кое — какие деньги, приглядеть работу получше. Вместе с ней в комнате сидели еще две машинистки: женщина лет тридцати, незамужняя, с довольно бесцветной наружностью, и махнувшая на себя рукой девушка лет восемнадцати, с толстыми губами. У нее были грубые ноги и руки, а волосы висели как плети. Однообразная и неинтересная работа требовала тем не менее аккуратности и внимания. Вся корреспонденция шла через Бренду, поскольку та была старшей. Одри возилась с бумагами, заваривала чай и бегала с поручениями на склад.
По пути в комнату Маргарет в узком коридоре натолкнулась на молодого человека примерно ее лет. У него были светлые вьющиеся волосы, поверх спортивной рубашки небрежно накинут халат цвета хаки, на шее виднелся клетчатый галстук. Он улыбнулся и оценивающим взглядом с ног до головы изучил ее.
— Привет. Вы новая машинистка?
— Здравствуйте. Да, я новая машинистка.
— А вы намного лучше прежней. Мы их звали «Три ведьмы». Придется менять прозвище.
Он небрежно прислонился к стене и говорил, снисходительно растягивая слова.
— Ну зачем же так напрягаться? — почувствовав раздражение, сказала она. Думаю, у вас на работе есть о чем еще подумать.
Он поднял брови. Маргарет уловила в этом то же позерство, которое сквозило во всей его ленивой манере.
— Ой, ой, ой, — воскликнул он тем же раздражающе фальшивым тоном, — какой характер! Придется сохранить прозвище. Вот, отдайте это Бренде, — сказал он, выпрямившись и протягивая ей кипу бумаг. — Не хочется туда идти. Передайте Бренде, что я ее люблю, ладно? Надеюсь вскоре снова увидеть вас, мадемуазель.
— Чем позднее, тем лучше, мсье, — ответила Маргарет.
— Ну и характер, — засмеялся он.
Когда Маргарет положила бумаги на стол рядом с Брендой, та перестала печатать.
— Кто вам дал?
— Очень самоуверенный и довольно шумный молодой человек. Просил передать, что он вас любит.
Бренда слегка покраснела, было видно, как за очками вспыхнули глаза.
— Болтун.
— А кто это?
— Как он выглядит?
Маргарет уже заметила в натуре Бренды какой-то своеобразный выверт: никогда не может просто и прямо ответить на самый обыкновенный вопрос.
— А что, в нашей конторе многие шлют вам такие посланья?
Одри, которая в это время ставила чашки на поднос, сдавленно хихикнула:
— Это мистер Стивен.
— Ходит с таким видом, будто он здесь хозяин.
— Ну, когда умрет отец, он им и будет, — сказала Бренда.
— А чего он ходит в халате — знакомится с делами?
— Да, на всех участках — снизу доверху. Он появился недавно. После университета сразу пошел в армию. Он вам сказал еще что-нибудь?
— Ничего. А почему вы спрашиваете?
— Мне показалось, вы вошли раздраженной.
— Ну, он позволил себе высказаться относительно моей наружности и получил по заслугам.
— О, этот мистер Стивен большой нахал, — сказала Одри как бы сама себе, добавила во все три чашки молока и только потом опомнилась: — Ой, я забыла спросить, вам с молоком или без?
— Все равно, — сказала Маргарет.
— Как это, нахал? — спросила Бренда.
— Пришла я сюда в первый день, он ко мне сзади подходит, я тут паковала коробки, наклонился и обхватил руками так, что не вырвешься, и говорит: «И чья это тут такая девочка?» А я ему говорю: «Не ваша». — «Ну а если я тебя поцелую, будешь моей?»
— А мне об этом раньше не рассказывала, — вроде как обиделась Бренда. — Ты не придумываешь?
— Не сойти мне с этого места. Просто не хотела рассказывать.
— Ну а дальше?
— Попробуй, говорю я.
— Да ты что, — воскликнула Бренда, — предложила ему себя поцеловать?!
— Нет, понимаете, вроде как пригрозила, ну а он все равно.
Бренда глядела на Одри, в глазах были и зависть и отвращение. Она быстро облизнула пересохший рот.
— И он, и он тебя обнял?
— Да нет, с руками не лез. Но поцеловал по — настоящему. С полминуты не отпускал. Я жутко боялась, что кто-нибудь войдет и увидит.
— Если ты все это придумываешь, у тебя за такие истории могут быть неприятности.
— Ничего я не придумываю, — обиделась Одри. — Это чистая правда.
— Я ей верю, — сказала Маргарет.
Бренда взглянула на нее, и во взгляде ее, такой подтянутой, так аккуратно и так безвкусно одетой, что, судя по всему, ее никто и никогда не целовал, читалась ревность.
Из чайника, что стоял за спиной Одри, клубился пар. Бренда сказала раздраженно:
— Давай скорее заваривай. Мне надо принять таблетку. Сегодня с утра просто не знаю куда деваться.
— У вас всегда так?
— Прямо разрываюсь от боли. Была у врача, говорит, когда выйду замуж, вероятно, будет легче. Тоже мне причина для замужества.
— Можно просто куда-нибудь пройтись с мистером Стивеном, все-таки не так чудовищно, как брак, — заметила Маргарет.
— Какая мерзость! — вдруг вскрикнула Бренда. Она густо покраснела, так что все лицо и даже шея залились краской.
— Что тут такого? — сказала Маргарет, удивляясь этой реакции. — Я просто пошутила.
— Пошутила? А ведь это грубая шутка. Вы хотите сказать, что мне надо, так сказать, погулять с мистером Стивеном, чтоб он потом переспал со мной, так, что ли?
— Да что вы, я просто хотела сказать…
— Я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. Вы сегодня с самого утра все из себя корчите, намекаете… Так я вам скажу…
— Нет, уж лучше я вам скажу, — отрезала Маргарет. — Если вы лелеете тайную страсть к этому мистеру Стивену, ваше дело, но если, как выясняется, в вашем присутствии нельзя упомянуть его имя без того, чтоб вы не навострили уши, будто он ваша собственность, то это уже касается и других. Я просто пошутила, любой на моем месте поступил бы так же, и если б у вас была хоть капля юмора, вы бы рассмеялись и ответили тем же.
Бренда вышла, хлопнув дверью.
Маргарет закрыла лицо руками, они сильно дрожали. Ничего себе, начало работы.
— Налей чаю, Одри, — сказала она немного погодя, — в горле пересохло.
— После таких речей и должно пересохнуть. А Бренда останется без чая. Может, отнести ей?
— А где она может быть?
— В туалете, наверное. Куда еще пойти?
— Да нет, оставь ее в покое. Сейчас она тебе не скажет спасибо. Хватит того, что ты была здесь, когда я разразилась тирадой. Если б еще без свидетелей, а так я явно перестаралась.
— Да ничего, ссоры забываются.
— Не такие.
— А она сама напросилась. И потом, она любит командовать. Унизит при первой возможности. А вы ей дали понять, что с вами этот номер не пройдет.
— Ладно, не будем обсуждать ее за глаза. Давай работать.
Бренда вернулась через полчаса: вошла и молча села за свой стол. Было видно, что она плакала, но в отличие от Маргарет ее попытки скрыть следы с помощью пудры не увенчались успехом. Она сразу начала печатать. Сначала пальцы двигались осторожно и неуверенно, но постепенно она успокоилась и руки задвигались с профессиональной скоростью.
Маргарет время от времени бросала на Бренду взгляд, но та упрямо глядела в рукопись. Наконец Маргарет сказала:
— Я, Бренда, хочу кое-что сказать.
— А разве вы сказали недостаточно?
— Хотела бы добавить. Пожалуйста, не печатайте с минутку и послушайте меня.
Бренда положила руки на каретку машинки и начала слегка постукивать длинными пальцами с выпуклыми ногтями. На Маргарет не смотрела, глядела на свои красивые руки.
Одри сделала шаг к двери.
— Сбегаю вниз, отнесу бумаги.
— Одри, задержись на минутку. Раз уж ты была при пашем разговоре, послушай, что я сейчас скажу. Бренда, я хотела бы извиниться за сказанное. Очень надеюсь, что вы меня поймете. У меня недавно были неприятности, я хожу расстроенная, ну и первая набрасываюсь на людей, не дав им слова сказать. Простите. Я пришла сюда, чтоб работать и ладить с людьми, и очень хотела, чтоб мы оставались друзьями, если вы позволите.
Бренда по — прежнему глядела себе на руки. Одри громко кашлянула.
— Хорошо, — сказала Бренда.
Маргарет поблагодарила и кивнула Одри, подавая тем самым знак, что та может уходить. Для такой речи, которую Маргарет только что произнесла, требовался какой-то финал. С тех пор, как Одри вышла из комнаты, Бренда не пошевельнулась. Наконец она сказала:
— Можно, я задам вам вопрос?
— Пожалуйста.
— У вас были неприятности из-за… мужчины?
Маргарет кивнула.
— Я так и думала.
— Со всеми все бывает. Главное — пережить, ну и не менять свои взгляды на вещи.
Бренда снова кивнула. Она по — прежнему не глядела на Маргарет.
— Знаете, а вы сказали правду.
— О чем?
— Обо мне и мистере Стивене. Он… в общем, он мне нравится.
— Уж простите меня. — Маргарет подумала, что Бренда, наверное, давно хотела с кем-то поделиться своей тайной.
— А есть чему посочувствовать, правда?
— Что ж, каждый в жизни рано или поздно вынужден признать, что есть люди не для тебя, — сказала Маргарет, — авось все пройдет и вы еще встретите человека ваших лет и с чувством ответственности?
— Может, и так.
Ожидая продолжения, Маргарет крутила в руках скрепку. Бренда выпрямилась, расправила плечи, приняла деловой вид; руки снова легли на клавиши.
— Ну а пока что, — сказала она, — надо работать. Из разговоров рубашку не сошьешь.