Глава 3. Клад

Кони в полку имелись: верховые для офицеров, битюги для перевозки пушек и повозок – с имуществом и снаряжением. Конечно, к коню привыкнуть надо, у каждой лошади свой норов может быть.

Конюх из рядовых вывел из конюшни коня, взнуздал его и вынес седло.

– Смирная лошадка, Звёздочкой звать. Дашь ей кусок ржаного хлеба, и подружитесь. Животина – она ласку понимает.

Андрей получил у полковника засургученный пакет и сунул его за отворот кафтана.

– Оружие наготове держи, – посоветовал полковник, – в чужие руки пакет попасть не должен – там все сведения о гарнизоне Воронежском.

– Понимаю.

– Тогда с Богом!

Андрей сразу и выехал. Коли ехать далеко предстоит, лучше поторопиться. Иначе пойдут дожди, дороги развезёт, и поездка не на одну неделю затянется.

За неделю он добрался до Москвы. В городе был разброд: по улицам слонялись пьяные стрельцы, чувствовалась напряжённость.

В Кремль Андрей не поехал. Стрелецкое войско доживало последний год, и уж если кому служить, так это Петру, а не царевне Софье и главе Стрелецкого приказа Фёдору Шакловитому.

Выспросив дорогу, он направился в Преображенское, да опоздал. Вернее, разминулись они с царём Петром где-то по дороге. Вдруг вспомнил, что говорил полковник: пакет можно и в канцелярию сдать. Андрей так и поступил, сдав пакет под роспись.

– Ответ будет?

– Если и будет, так не скоро. Езжай, капитан, в полк!

Андрей раздумывал: остаться в Москве на несколько дней или переночевать на постоялом дворе да обратно отправиться? А что ему в Москве делать? Знакомых нет, стрельцы на его форму косятся. Не трогают, но смотрят злобно. Голова стрелецкий Шакловитый стрельцов своих настраивает против армии Петра. Нет, надо переночевать в Москве и снова отправляться в путь, тем более что прохладно и небо хмурится.

Утром, после завтрака, он выехал. К вечеру второго дня миновал Коломну и перебрался на рязанские земли.

Уже в сумерках он добрался до постоялого двора. Прислуга приняла лошадь и увела в конюшню, сам же Андрей поужинал и улёгся спать. На службу он не торопился. Зачем спешить, если в полку едва ли не треть болеет? Заразиться и заболеть повторно ему не хотелось.

Ночью сквозь сон он услышал какой-то шум во дворе, вроде бы даже драку – удары, матерные крики. Только что ему до этого?

Однако утром оказалось, что драка коснулась и его. Ночью неизвестные налётчики, скорее всего дезертиры, поскольку по описаниям слуги все нападавшие были молодыми мужчинами и в казённых сапогах, увели из конюшни всех лошадей постояльцев. Прислуга сопротивлялась, как могла, но слуге, конюху и хозяину крепко досталось – на их лицах красовались синяки.

Обозлённый Андрей спросил:

– Ну форма-то какая на них была?

– Как крестьяне одеты были – кожухи, рубахи, порты… Вот сапоги казённые, селяне таких не имеют.

Вот попал! Рядом – ни крупного села с торгом, где лошадь купить можно, ни яма, откуда вполне вероятно лошадь арендовать или повозку нанять.

– Хозяин, ты меня в убыток ввёл. Лошадь казённая, полковая. Как мне отчитываться?

– Я и сам пострадал, – хозяин показал пальцем на заплывший глаз и распухшую щёку.

– Как мне теперь выбираться? У меня служба!

– Насчёт лошади скажи – пала. А выбираться? – Хозяин поскрёб давно не мытые волосы. – Лодку мою возьми. Не корабль, конечно, но крепкая, четверых легко выдержит.

– Мачта, парус есть?

– Откель? Бери, дарю. Будет возможность – вернёшь, а нет… – Хозяин махнул рукой.

Выбираться из этой дыры всё равно надо, но топать пешком – не ближний край. Пожалуй, по воде быстрее будет, положение почти безвыходное.

– Ладно, давай свою лодку.

– Федька, поди сюда! – крикнул хозяин. – Возьми в сарае вёсла да проводи человека до лодки.

– С кем плыть? – изумился Федька.

– Ополоумел? Вёсла донесёшь, замок отомкнёшь – человек сам поплывёт. Вишь, беда у него, лошадь увели. Ступай!

Заглаживая вину, хозяин угостил завтраком за счёт заведения.

Лодка, как и река, оказалась недалеко, минут пять ходьбы по утоптанной тропинке. Вчера из-за сумерек реки не было видно.

– Что за река? – мимоходом поинтересовался Андрей.

– Ока.

Стало быть, судоходная.

– Мне бы до Воронежа добраться.

– До Воронежа? – удивился Федька. – Не получится. Иди вниз по течению, мимо Рязани до Троицы, село такое. По правую руку приток будет, Проня называется. Сворачиваешь на неё – и до самых верховьев.

– А потом?

– А потом лошадь нанимай или пешком иди. Ока с Доном не соединяется.

Федька отомкнул ржавый замок, уложил вёсла в лодку.

– Садись, барин, оттолкну.

Андрей перепрыгнул с берега в лодку и сел на скамью. Фёдор вытолкнул лодку на чистую воду.

– Прощевай, барин!

– Какой я тебе барин? – пробурчал Андрей.

Ладно, какое-никакое средство передвижения есть. На лодке до Воронежа не добраться, но хоть бы до Рязани, а уж там он разберется.

Андрей взялся за вёсла и вывел лодку на середину реки, на стремнину – там течение сильнее. Грёб, не особо напрягаясь, берега и так уходили назад. Ещё бы мачту – и совсем можно было бы не напрягаться.

Через час впереди показалось судно. Оно поднималось вверх по течению, под парусом и вёслами. С него закричали:

– Эй, на лодке! Правее держи, не то подомнём!

Андрей направил лодку немного правее, ближе к берегу, и они разминулись. Река в этих местах широкая, даже парусные суда легко разойдутся. Надо только поглядывать за спину, чтобы не удариться лодкой о попутное судно.

По берегам иногда были видны деревни, хутора, сёла, однако приставать и искать там лошадь не имело смысла. Жаль, что он не спросил у Федьки, далеко ли до Рязани. И ещё один опрометчивый поступок он совершил: надо было на постоялом дворе лукошко с провизией взять – хлеба, яиц варёных да мяса варёного или жареного. Но не удосужился. Видимо, потеря лошади выбила его из колеи. Совсем плохо, Андрей, мыслить всегда трезво надо.

Час шёл за часом, но города видно не было. То, что Рязань стоит на Оке, он знал точно. И когда ему навстречу попалось очередное судно, крикнул:

– Далеко ли до Рязани?

– Завтра к полудню дойдёшь! – засмеялся рулевой.

Андрей мысленно чертыхнулся – зря он провизию не взял!

Когда отдыхал от работы на вёслах, река сама несла лодку, и Андрей с удовольствием разглядывал живописную местность. Жаль, лесов маловато, больше степи, овраги да поля, уже убранные. Осень, урожай в закромах.

Он решил передохнуть, а заодно и провизией разжиться – ведь время уже далеко за полдень. На правом берегу реки увидел деревню в десяток домов, правда, в отдалении от реки. Да что ему две сотни метров? Только ноги размять.

Берег оказался крутоват, метра три-четыре, но к самой воде вела тропинка. «Здесь и причалю лодку, – решил Андрей, – тем более какая-то коряга из земли торчит».

Правда, коряга была не у самой тропинки, на десяток метров дальше.

Он повернул лодку и сильным движением вёсел загнал нос своего судёнышка на землю. В том месте, под крутым берегом, была узкая полоска земли, в локоть – только встать. Сверху, над корягой, росла ива.

Андрей перебрался с лодки на берег, взял в руки верёвку, обмотал ею корягу и подёргал. Не хватало только ещё, чтобы лодку течением унесло. Коня он уже лишился, а лодку надо беречь.

И он обратил внимание на корягу. Толстая, абсолютно круглая в диаметре, что в природе бывает редко, она была вся в земле. Деревяшка, в сырости сгнить должна. Да тьфу на неё, зачем она ему?

Он стукнул кулаком по коряге и замер в недоумении. Звук от удара был глухой, кулаку стало больно.

Андрей заинтересовался. Он достал нож, счистил с торца землю – показалась жёлтая полоса. Он начал активнее скрести ножом. Ба! Да это же дульная часть бронзовой пушки! Видимо, давно она тут лежала. И кому понадобилось её вкапывать? Ведь не сама же она в землю попала? В противном случае лежала бы на поверхности, пылью бы занесло, песком, травами поросла.

Андрей прошёлся ножом уже не с торца, а по телу пушки. Точно, бронза, патиной покрылась. Жаль, из глинистого берега только короткая часть ствола выступает, сантиметров двадцать – двадцать пять. Да пусть лежит себе, зачем она ему? Надо в деревню идти. Худо-бедно, но каравай хлеба купить можно, яичек, сала кусок да пару головок лука.

Андрей машинально ткнул лезвием ножа в забитое землёй дуло и удивился: клинок не пошёл, и звук раздался какой-то металлический. И тут его одолело любопытство – он начал выковыривать землю ножом. Неудобно, ствол пушечный высоковато вкопан. Самому надо стоять в полный рост, да ещё и руку тянуть приходится.

И вдруг что-то выпало из жерла пушки и прямо ему под ноги. Андрей нагнулся рассмотреть и оторопел: на земле, прямо у его ног лежала золотая монета!

Он поднял её, ополоснул в воде и всмотрелся, пытаясь определить принадлежность. Нет, непонятно, чья монета. Чистое золото, размером с медный пятак, но тяжелее, и чеканка полустёрлась. Андрей попробовал монету на зуб – на поверхности её остался след. Стало быть, золото высокой пробы.

Ножом Андрей расковырял землю, причём при этом ему попадались полуистлевшие остатки грубой ткани. Видимо кто-то, спрятав в ствол монеты, забил дуло пушки пыжом из грубой ткани, а сам пушечный ствол закопал в обрыв. Жители деревни сделать этого не могли: за одну такую монету можно купить несколько деревень – у крестьян нет таких денег. Купец? Даже не смешно. Купец деньгами крутит, у него они в обороте; ну, не без того, лежит на худые времена кубышка.

А монета явно старинная. В государстве Московском золотые златники чеканили давно, ещё при князе Владимире. Позже в обращении были серебряные и медные деньги. Золотые появились при Петре, но позже. Во времена царевны Софьи на единственном Московском монетном дворе из серебряной проволоки вручную чеканили серебряные копейки, денги (половина копейки) и полушки (четверть копейки). Покупательная способность таких денег была велика. Например, пуд сливочного, или, как тогда говорили, коровьего, масла стоил 60 копеек, пуд сёмги – 37 копеек, один осётр, как говаривали, «длинный», в подводу тележную – 30 копеек, сахарная голова – 40 копеек, бык-четырёхлетка – меньше рубля.

Тулуп овчинный – 30-40 копеек, холщовая рубаха – 10-12 копеек, суконные штаны из аглицкой ткани – 1 рубль 20 копеек, пара сапог с каблуками – 25 копеек, колпак суконный на голову – 6-8 копеек. С 1655 года стали выпускать серебряный «ефимок» номиналом в рубль.

Удалив землю, Андрей запустил руку в ствол пушки и почувствовал, что пальцы наткнулись на металл. Он ухватил, сколько мог, и вытащил. Мать моя! В пригоршне у него лежали золотые и серебряные монеты, а также золотой перстень и кольца.

Андрей снял с головы шапку, высыпал туда содержимое пригоршни и снова запустил руку в дуло пушки. Ему было неудобно: ствол высоко, и даже на носки пришлось привстать. Но тем не менее он выудил ещё одну пригоршню – и снова монеты, золотая цепочка, перстень с рубином. Ни фига себе! Он опять высыпал в шапку найденное. Нет, так не пойдёт, надо вытаскивать из земли весь ствол, похоже, он весь набит драгоценностями.

Андрей осмотрелся – не видать ли судов? Со стороны он сейчас выглядел странно. Русский офицер, а роется в земле, как полоумный. Надо действовать осторожнее. Он принялся работать ножом как одержимый. Куда только делась усталость, он не замечал бега времени! Ножом рыхлил слежавшуюся землю вокруг ствола, выгребал её руками. Кафтан уже весь был испачкан землёй, как и руки, но Андрей даже не обращал внимания на то, что грязен.

Он пошевелил руками пушечный ствол, и тот покачнулся. Андрей ухватился за него обеими руками и повис всем телом. Потом отдохнул, поднатужился и попробовал приподнять. И так – несколько раз. С каждым разом бронзовая пушка шевелилась всё свободнее и свободнее, и наконец он выдернул её из склона. Едва удержав в руках тяжесть, осторожно опустил ствол на землю. Потом снял кафтан, уложил на него дульную часть ствола и поднял казённую. Из ствола на кафтан со звоном посыпались монеты и ювелирные изделия.

Он ещё пару раз пристукнул пушкой о землю, потом уложил и запустил в ствол руку. Пусто! Зато на кафтане громоздилась куча тускловатых в солнечном свете золотых изделий и монет.

Андрей собрал края кафтана и приподнял. Ого! Да его находка тянет пуда на полтора! Золото – металл тяжёлый.

Он связал между собой рукава и полы кафтана. В рубашку было бы сподручней, но она не выдержит такого веса, порвётся. А без кафтана прохладно, от реки сыростью тянет. Да и осень уже, градусов пять тепла, не больше, в рубашке холодно.

Андрей перенёс импровизированный узел в лодку и, немного помедлив, столкнул ногой в воду пушечный ствол. Со дна поднялось густое облако ила, но его быстро снесло течением. Бронзы уже не было видно: либо ствол покрылся илом, либо скатился на глубину. Так-то лучше.

Андрей вымыл руки и сапоги, умылся. Ещё бы кафтан чистый – совсем хорошо было бы.

За возней он не заметил, как начало смеркаться. Вот блин! Сколько ещё до Рязани? Он уселся на скамью и начал грести: и к городу ближе будет, и согреется.

Физическая работа не мешала размышлять. Пушка бронзовая, такие сейчас тоже используются, хотя уже и чугунные в ходу. Бронзовые появились около сотни лет назад, ну, может быть, лет сто пятьдесят. Стало быть, клад заложен около века назад, плюс-минус полсотни лет. Кто мог заложить такие ценности и забыть? Нет, не забыл, скорее всего, помешали забрать – обстоятельства, смерть… И вдруг мысль пронзила, даже грести бросил: не Стенька ли Разин?

Родился знаменитый разбойник в казачьей станице на Дону в 1630 году, а в 1652-м был уже атаманом казачьим.

В 1662-1663 годах Степан командовал казачьим войском в походах против Крымского ханства. Воевал успешно, но в 1665 году царский воевода князь Ю.А. Долгоруков приказал казнить брата Степана Ивана за его желание уйти на Дон.

С этих пор Степан решил мстить. Он поднял казаков и повёл их к Волге – ограбили суда купца В. Шорина и патриарха Иоасафа. Разгромили стрельцов из Чёрного Яра под водительством воеводы С. Беклемишева, взяли Яицкий городок. При битве на Каспии у Свиного острова казаки на ушкуях разбили флот персидского шаха под командованием Мамед-хана, взяли в плен его сына и дочь. Стенька Разин с войском захватил Астрахань, Царицын, Саратов и Самару, множество мелких городков. Со всех сторон к нему стекались люди – обиженные, желающие отомстить, а по большей части – пожить вольницей, пограбить.

Войско его росло и со временем стало представлять для государства угрозу. Однако полоса везения закончилась. 4 октября 1670 года Стенька был ранен и разбит царскими войсками под Симбирском. Царские войска штурмом взяли Кагальницкий городок и пленили Разина. 6 июня 1671 года его вместе с младшим братом Фролом доставили в Москву.

Разин был подвергнут жестоким пыткам и четвертован на эшафоте на Болотной площади.

Когда Степану Тимофеевичу отрубили правую руку по локоть и левую ногу по колено, Фрол, не выдержав, закричал: «Слово и дело государево!» Он испугался – ведь его тоже приговорили к казни. Однако Степан прохрипел: «Молчи, собака!» И в этот момент палач отсёк ему голову.

Слухи о несметных богатствах, награбленных Степаном, дошли до Москвы давно. Фрола тогда оставили в живых – он должен был выдать тайники. Выдал ли он их, и если да, то все ли места указал, – на этот счёт история умалчивает. Сам Фрол был казнён там же, на Болотной площади, в 1676 году. Кстати, позже в этой же станице Зимовейской на Дону родился Емельян Пугачёв – просто какое-то бунтарское место.

По легенде, Стенька Разин прятал клады именно в трофейных пушечных стволах, зарывая их в землю, – ведь дерево и ткань могут сгнить.

Прикинув всё ему известное, Андрей пришёл к выводу, что найденный им клад и является одним из многих тайников Стеньки Разина. М-да, происхождение клада мрачноватое, много крови на том золоте. А впрочем, золото – металл злой, за ним рука об руку идут всякие злодейства – грабежи, разбой, убийства, предательства. А теперь это золото, золото мёртвых – у него в руках.

Похоже, Андрей определил происхождение клада, причём с большой долей вероятности. Теперь следовало обдумать, как с ним поступить. Рано или поздно эту «корягу», торчавшую из берегового склона, кто-нибудь всё равно обнаружил бы. Но коли этим человеком стал именно он, надо найти кладу применение. Вариантов масса. Самый простой – клад снова спрятать. Но всегда есть опасность, что кто-нибудь случайно обнаружит его. Можно сдать властям как находку. Вот только зная порядки, царящие среди чиновного люда, Андрей остерегался делать это – казнокрадство на всех уровнях великое. Клад просто не попадёт в казну, а сам он, чтобы не распускал язык, бесследно исчезнет или может быть казнён за мнимую вину.

И Андрей придумал лучший, как ему тогда казалось, выход. Он поможет Петру и вложит эти деньги – золото всё равно не его. Армия, по крайней мере в нынешнем её состоянии, ему не нравилась. Он напишет рапорт об отставке, впрочем, можно и так уйти, по-английски, не прощаясь. И организует мануфактуру, как тогда говорили, а проще – производство. Повезёт – деньги приумножит, а нет – чего жалеть? Петру в ближайшее время оружие будет надобно, войны со Швецией уже не за горами. Царю нужно будет всё – пушки, фузеи, порох, амуниция. Ведь до того дойдёт, что по распоряжению Петра колокола будут снимать с церквей и переливать на пушки, чем вызовут народное недовольство. А тут в нужный момент – вот он я, возьмите пушки или порох. Царь должен оценить. При любом раскладе всё, что он, Андрей, сделает, останется в России.

Думалось как-то так, но это были планы стратегические. А сейчас предстояло подумать о том, где ему почивать, что поесть и как согреться. Города так и не было видно, и потому, когда в сумерках он увидел на берегу деревню, причалил. Лодку привязал к дереву, стоящему поблизости, и сгрёб свой узел из кафтана. Тяжёл, чёрт!

Кое-как Андрей добрёл до изб. Сквозь маленькие оконца из выскобленного жёлчного пузыря быка пробивался неверный, скудный свет лучины или свечи.

Андрей постучал в ворота. Залаял пёс на соседнем дворе.

Скрипнула дверь, и на крыльце появилась тёмная фигура:

– Кого нелёгкая принесла?

– Переночевать пустите? Офицер я. Лошадь пала, до своего полка добираюсь.

– Ну коли так – заходи. Служивого чего же не приветить?

Андрей прошёл через незапертую калитку, поднялся по ступенькам и вошёл в дом. Хозяин прикрыл за ним дверь.

Комната едва освещалась двумя лучинами. На печке лежала детвора, с любопытством разглядывая гостя. М-да, народа много, тесно.

– Прости, служивый, место только на лавке. Есть хочешь?

– Как волк.

– Только толокно.

– Давай.

Хозяйка поставила перед Андреем на стол толокняную затируху – вроде жиденькой каши, положила кусок ржаного хлеба. Бедно живут. Зато толокна не пожалели, полную большую глиняную миску дали.

Андрей съел всё, поблагодарил. Хозяин принёс подушку и кусок домотканой ткани вместо одеяла. Всё же лучше спать в доме на лавке, чем в лодке или на голой земле. Не август месяц, по утрам довольно холодно.

Поплевав на пальцы, хозяин погасил лучину:

– Всё, спать!

В избе наступила тишина. Андрей, изрядно утомлённый прошедшим днём, уснул моментально.

Проснулся утром от тихого разговора. Пятеро детишек лежали на печи и обсуждали его:

– Сапоги, глянь, с каблуками.

– У меня такие же будут, когда вырасту.

– Не, Ванька, так и будешь ходить в лаптях.

– Тихо, мальцы! – В избу вошёл хозяин.

– Да я проснулся уже. – Андрей встал, обулся.

– Сейчас хозяйка на стол соберёт.

Уселись всей семьёй. Поели варёных яиц и хлеба с квасом. Скудно.

Поблагодарив за завтрак, Андрей спросил:

– У кого-нибудь в деревне лошадь с подводой есть?

– Как не быть, на земле живём.

– Мне бы в Рязань.

– Можно, всё равно работы нет. С полей всё убрано, в амбарах лежит. Сколько дашь?

– А что попросишь?

– Два алтына. Мне ведь полдня туда ехать, к вечеру только возвернусь.

– Согласен, запрягай.

Через полчаса они выехали со двора. Андрей сидел на задке телеги рядом с узлом. Когда въехали в какое-то село, он попросил возничего:

– Правь к базару, какой-то кафтан или кожушок купить надо, зябко.

На базаре Андрей купил кусок прочной холщовой ткани и зелёный кафтан из аглицкого сукна. В таком и тепло, и вид приличный.

Они тронулись дальше. На телеге трясло неимоверно, верхом на коне куда спокойнее. Вроде и не избалован, а матрац не помешал бы.

Далеко за полдень добрались до Рязани.

– Держи! – Андрей протянул крестьянину серебряный рубль, по деревенским меркам – целое состояние.

– Откель у меня сдача? Мы на два алтына уговаривались, – мужик огорчённо покачал головой.

– Бери всё, не надо сдачи. Ты меня ночью приютил, накормил. Детишкам одежонку, обувку купишь, жене шаль или душегрейку.

– Спасибо, служивый! – У мужика на глазах блеснули слёзы. – Знал бы, что такое дело, последнюю курицу зарезал бы.

– Зачем? Ты о детях думай, у тебя их пятеро.

– Корову на эти деньги куплю, моя сдохла о прошлом годе.

Секунду помолчав, мужик добавил:

– И детям леденцов. Давно просят, не пробовали ещё.

– Тогда бывай!

Андрей завернул кафтан с ценностями в холщовую ткань и направился на постоялый двор: хотелось сытно поесть, отдохнуть и обдумать ситуацию.

Он снял комнату, оставил там узел, сунув его подальше под топчан, чтобы в глаза не бросался, и спустился в трапезную. Заказав обед и вина, поел не спеша. А поднявшись в комнату, запер дверь и высыпал содержимое узла на стол.

Среди найденного были не только монеты, причём разных стран, судя по арабской вязи на них и по латинице; встречались и ювелирные изделия вроде колец, брошей, перстней и цепочек. Причём все драгоценности были явно ношеные, со следами потёртостей и царапинами. Видимо, разбойники отбирали их у людей, новых просто не было.

Он увязал ценности в холстину, и узел без офицерского кафтана сразу стал компактнее. Андрей вернул узел под топчан, вызвал слугу и со словами: «Держи денежку и вычисти кафтан как следует», – вручил ему полушку и испачканный землёй кафтан.

– Всё сделаю на совесть, – заверил слуга.

Кафтан форменный, а в полк следовало явиться в форме. Хотя была у него мыслишка уехать, не заезжая в полк – это крюк делать лишний в триста вёрст. Но лучше сделать крюк и подать прошение об отставке, чем стать дезертиром и висеть на крюке. Дезертиров во всех армиях и странах не жаловали, били кнутами, пытали и ссылали на каторгу. Казалось бы, страна огромная, пространства немереные, а укрыться негде. Если только подальше в Сибирь забиться, в глухую тайгу. Только и там после похода Ермака остаётся всё меньше необжитых мест.

Подать прошение недолго, но не хотелось далеко ехать. Повозка оставила у него не самые лучшие впечатления, а путь предстоял долгий, да ещё и от Воронежа добираться надо. Вот только куда? При Петре оружейные заводы начали строить в Туле, поскольку железные руды недалеко, ведь для изготовления фузей потребно качественное железо, рудное, а не болотное. А вот пушки чугунные прочными делать пока не научились. Сколько случаев в армиях всех стран было, да и на флотах тоже, когда пушки разрывались, убивая и калеча своих же бомбардиров.

Андрей натужно пытался вспомнить, где на Руси медные рудники. За границей – на Кипре, а у нас? На Урале точно есть, но с восточной стороны горной гряды. Местность там пока не обжитая толком, да и Демидов построит свои заводы попозже.

Постучал слуга, принёс кафтан, держа его за плечи. Андрей удивился: кафтан был вычищен на совесть, почти как новый.

– Молодец!

– Рад стараться! Надо будет – завсегда обращайся.

– Учту. Ты мне вот что подскажи: где в городе лошадей продают и медь?

– Лошадей на торгу, есть там угол. А медь? – Вопрос явно поставил слугу в тупик. – Не скажу барин, потому как не знаю.

Начало смеркаться, и Андрей улёгся спать.

С утра отправился на торг, обошёл лавки купеческие. Особенно интересовали его те, где торговали железными и медными изделиями. В них он дотошно выспрашивал, где купцы медь берут.

По большей части медь была шведской, и покупали её у новгородских купцов. Но двое сказали, что медь вятская, и для Андрея это стало новостью. Но теперь он хотя бы знал, куда направится после Воронежа. Другой бы, заимев такое богатство, как у него, отправился бы в столицу, купил дом и зажил бы припеваючи. Но так было скучно, да и Отечеству от этого пользы никакой. Учитывая большие грядущие перемены в стране, самому следовало применить силы. Ведь совсем скоро Пётр поставит страну на дыбы, сломает старые порядки и введёт новые, построит город на Неве.

После долгого и тщательного осмотра Андрей выбрал для себя лошадь, купил седло, сбрую и перемётную суму – не везти же узел в руках?

А следующим днём он уже выехал в Воронеж. Коня не гнал, ехал осторожно, постоялые дворы подыскивал засветло, чтобы не попасть впросак. О безопасности не забывал, оружие держал под рукой. Если по дороге в Москву он берег пакет с документами, который, положа руку на сердце, мало кого мог заинтересовать, то теперь он владел действительно материальными ценностями. Любители позариться на них нашлись бы быстро, благо, что никто не знал о грузе. Да и одет он был в военную форму, а что может быть ценного у служивого? Только неприятностей огребёшь, ежели напасть решишься. Во-первых, офицеры очень хорошо владели оружием и могли постоять за себя, а во-вторых, за нападение на государева человека полагалась смертная казнь через повешение.

Через несколько дней он был в Воронеже и уже в сумерках въехал на территорию полка. Часовые пропустили его беспрепятственно.

Андрей перенёс узел с ценностями в свою комнату и направился к полковнику – Кондратьев ещё был на службе. На столе у него горела свеча, полковник писал бумаги.

– Андрэ! Рад видеть тебя в добром здравии! Как съездилось?

– Пакет передал, ответа не было. На обратном пути из конюшни постоялого двора лошадь украли, причём не у меня одного. Полагаю – дезертиры.

– Эка беда – лошадь! Спишем!

– Я хочу подать рапорт об отставке, – заявил Андрей.

– Чего так? – удивился полковник.

– После болезни не оправлюсь никак, – слукавил Андрей.

– Вольному – воля, – развёл руками командир. – Пиши бумагу, я дам ход.

Андрей уселся сбоку стола и написал прошение. Полковник прочитал, поморщился:

– Эка у тебя ошибок!

Хм, а ведь Андрей старался. Только, видно, кое-где переборщил он с «ятями», а где-то не так написал.

– Учи язык, француз! А куда податься думаешь? К себе на родину?

– Чего я там не видел? Попробую в России мануфактуру открыть.

– Да? – удивился полковник. – Вино будешь делать?

– Как француз, так сразу вино! Сукно делать!

– Вот как? Ну что же, желаю успеха. Если дело на лад пойдёт, приезжай. Полк всё равно в оптовых закупках сукна нуждается, подсобим, – и полковник заговорщицки подмигнул.

На прощание они пожали друг другу руки. Андрей увидеться не думал, потому как производством сукна заниматься не собирался.

Утром он зашёл в свою роту попрощаться и увидел, что в казарме от силы двадцать человек.

– А где солдаты? – спросил он у капрала.

– Кто в казарме, а кто и на кладбище. Четверо в карауле, – отрапортовал капрал. – Объявить построение?

– Отставить! Я больше не капитан, прошение подал об отставке. Вот попрощаться зашёл.

– Эх, да что же это у нас полк такой невезучий? – расстроился капрал. – То убьют офицера, то от болезни умрёт, то в отставку уйдёт! Жаль!

– Свято место пусто не бывает, другого дадут.

– Эх, капитан! При тебе хотя бы в роте порядок был и солдат шпицрутенами не били.

Это было правдой – Андрей не применял в своей роте телесных наказаний. Новобранцу сначала толково объяснить надо, что от него требуется, показать, да не один раз, а уж потом спрашивать. Потому как новобранцы в основной массе своей парни деревенские, тугодумы и с грамотой не в ладах.

– Прощай, капрал! Даст Бог – свидимся ещё.

– И тебе удачи, капитан. Вы двое, – он ткнул пальцем в двух солдат, – седлать лошадь капитану.

Через полчаса, взгромоздив перемётную суму позади седла, Андрей выехал с территории полка. Как он думал, начинался новый этап в его жизни.