Следствие и первые факты

Я рассказала как можно подробнее обо всем, что происходило в замке этим вечером, стараясь не упустить ни одной детали, Дэвид немногое мог добавить к моему рассказу. Теперь Эрику Катлеру, как он сам признал, было значительно легче говорить с остальными свидетелями. Поскольку комиссар настоял на нашем участии в этой процедуре, я могу рассказать о ней довольно подробно. Первым был доктор Тарни, он был единственным, кто по-настоящему спешил покинуть место происшествия.

– Насколько хорошо вы знали господина Парра? – спросил комиссар, после всех необходимых формальностей.

– Мы ни разу не встречались до этого момента, – ответил доктор, но мне показалось, что он хотел что-то добавить.

Я не ошиблась, Тарни заговорил, не дожидаясь следующего вопроса.

– Я бы хотел вам кое-что сообщить, хотя это, конечно, нужно будет проверить, -он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, – да, я никогда не встречался с покойным раньше, но я знаком с его лечащим врачом и считаю, что у доктора Крафта есть для вас очень важная информация.

– А вы нам эту информацию сообщить отказываетесь? – на всякий случай спросил Эрик Катлер, хотя ответ был очевиден.

– Видите ли, я не могу вам ничего сообщить, не нарушая врачебной этики, информацию я получил случайно, да могу и ошибиться. Я всего лишь предположил, а доктор Крафт, я думаю, не станет от вас ничего скрывать.

– Но факты, на основании которых вы сделали ваше предположение, разве вы не можете сообщить?

– Кое-что могу, но, поверьте мне, вам лучше поговорить с Крафтом.

– Ну хорошо, спасибо вам, доктор. Вы можете быть свободны.

– Спасибо, но не могли бы вы разрешить и Марике Кроун покинуть замок? Я обещал отвезти ее домой.

– Если вы задержитесь на несколько минут, пока мы зададим ей пару вопросов, если вам не сложно, пригласите ее, пожалуйста, сюда.

Марика была совершенно спокойна. Впрочем, это было понятно. Неприятно, когда подобное происходит на твоих глазах, но вряд ли Марика была знакома со старым коллекционером, а смерть незнакомого старика, хоть и неприятна, но не способна по-настоящему потрясти.

Катлер задал несколько обычных вопросов, включающих анкетные данные, а затем перешел к собственно деловой части разговора.

– Были ли вы знакомы с покойным до встречи на этом приеме?

– Да, – неожиданно ответила Марика., – господин Парр – мой довольно близкий родственник.

– Как часто вы с ним встречались, и как складывались ваши отношения?

– Какие отношения, комиссар? Дядюшка Морис терпеть не мог всех своих родственников, не думаю, что я была исключением. Еще ребенком, я, возможно, видела его на каких-нибудь родственных мероприятиях, но не помню. Я упомянула о наших родственных связях только потому, что, если бы я этого не сделала, было бы подозрительно, вы ведь все равно бы об этом узнали, не так ли?

– Скорее всего, да.. Значит, вы с ним не встречались, и на наследство не рассчитываете?

– Ну, почему же, – усмехнулась Марика, – если мне что-нибудь перепадет, не откажусь и буду весьма довольна.

– Я вижу, вы не слишком опечалены, – заметил Катлер.

– Не думаю, что кто-то будет по-настоящему горевать, хотя по-человечески всегда жаль, если кто-то внезапно умирает, да еще вот так. Но я не собираюсь притворяться. К тому же, если дядя Морис решил уйти из жизни, то это его право, – Марика пожала плечами и посмотрела на комиссара, как мне показалось, с некоторым вызовом.

– Так вы считаете, что это было самоубийство?

– А что же еще? Мы все пили это вино. Если яд оказался в бокале Мориса Парра, то, кто его мог туда всыпать?

– Думаю, что ваши выводы несколько поспешны.

– Возможно и так, я всего лишь предполагаю, могу себе это позволить, поскольку не служу в полиции.

– Конечно, – согласился Эрик Катлер, – что ж спасибо за откровенность, вы можете покинуть замок, но просим не покидать города, не сообщив об этом нам, до окончания следствия.

– К счастью, никакие путешествия не входят в мои ближайшие планы, до свидания, господа. Всегда готова помочь, комиссар.

– Скажите, Марика, – вмешалась в разговор я, – вы ведь не хотели сегодня уезжать из замка?

– Да, Роберт предложил мне погостить у них несколько дней, я хотела воспользоваться этим, чтобы немного сменить обстановку и пожить в замке – она улыбнулась, – все мы любим немного поиграть в другую жизнь… Но я понимаю, что мое пребывание здесь после всего случившегося будет слишком тяжелым испытанием для Мишель, она была не в восторге от этой идеи, а мне свойственно человеколюбие

Марика удалилась. Комиссар задумался.

– В ее словах по поводу возможного самоубийства есть некое рациональное зерно, – вдруг заявил он. – прежде, чем мы продолжим опрос свидетелей, я бы хотел кое-что обсудить с вами. А точнее давайте постараемся вспомнить все, что касается этого единственного бокала, в котором оказался яд.

– Замечательная мысль, комиссар, – поддержала я, – давайте.

– Итак, вспомните все, что сможете, начиная с того момента, как появились бокалы и вино.

– Вино вкатила на двухъярусном столике девушка, вы могли ее видеть, комиссар, она была в той комнате, где все произошло, в тот момент, когда вы вошли. С ней в это время разговаривал Кроун.

– Да, я помню ее. Продолжайте.

– Сверху стояли пустые бокалы, ваза с фруктами и еще две с конфетами.

– Нет, – поправил меня Дэвид, – с конфетами была только одна вазочка.

– Не спорю, может быть. Внизу стояло несколько бутылок вина. Кроун взял одну из бутылок, открыл ее и разлил вино по бокалам.

– Как он открывал бутылку?

– Штопором, штопор тоже, видимо, лежал наверху, рядом с бокалами, просто по степени его наклона трудно сказать, что он брал что-то с нижней полочки. Слегка склонился, чтобы взять бутылку за горлышко, и все.

– Да, я тоже так думаю, – поддержал меня Дэвид в ответ на взгляд комиссара в его сторону.

– Как присутствующие брали бокалы? Все ли пили это вино?

– Мне кажется, что это вино пили все, Но никто не вставал, чтобы взять бокал, девушка подвезла столик с угощением к каждому из гостей. Комната не такая уж большая, это не заняло много времени. Все, кроме Кроуна и Парра держали свои бокалы в руках, во всяком случае, так было, когда мы отправились смотреть портрет.

– Значит, какое-то время бокал Парра оставался в комнате, на тот момент – в пустой комнате?

– Да, очевидно, так.

– Но ведь туда мог зайти кто угодно?

– Ну, да…

– Это, пожалуй, усложняет дело. Придется опрашивать не только гостей, но и слуг Кроуна, всех, кто был в замке к моменту, когда вы пошли смотреть портрет.

– Вы, правы, комиссар.

– Что ж, давайте пригласим этого молодого человека, – комиссар заглянул в свой блокнот, – Джима Сотти.

Не смотря на наш с ним разговор, чувствовалось, что Джим нервничает.

– Были ли вы знакомы с господином Паром до этого вечера?

– Нет, я его впервые увидел здесь, и сразу скажу, что он мне не понравился.

– Только потому, что не разделил ваши взгляды на живопись?

– Да при чем тут живопись? Он слишком хорошо в ней разбирается, чтобы не увидеть очевидного!

– Вы не могли бы уточнить?

– Старик прекрасно видел, что это Рамбье! Зачем он хотел всех убедить, что это дешевая поделка?

– А, может, вы ошиблись?

– Пригласите специалиста, для вас это не проблема, и, если я ошибаюсь, готов год работать маляром на строительстве какого-нибудь храма.

– Что ж, если выяснится, что это имеет отношение к делу, специалиста мы пригласим, а пока давайте вернемся к событиям сегодняшнего вечера. Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию?

– Не знаю, что вы имеете в виду, но я считаю самым странным именно то, о чем сейчас сказал.

– Что же вы думаете, что его за это отравили?

– Нет, конечно…Но все остальное было в пределах привычного.

Мне очень хотелось задать еще один вопрос, но я понимала, что он будет воспринят как бестактность, и решила не задавать его, по крайней мере, Джиму Сотти.

О Мишель Кроун, которая вошла в кабинет своего мужа после того, как оттуда вышел Сотти, можно было смело сказать, что она сейчас – просто комок нервов. У нее были чуть покрасневшие веки, нос тщательно припудрен, но именно это указывало на то, что еще несколько минут назад эта женщина плакала. Еще мне показалось, что она выглядит очень испуганной. Почему-то глядя на нее я вспомнила о служаночке, которая угощала нас тем самым вином. Мысль всего лишь мелькнула и исчезла, поскольку комиссар начал разговор с госпожой Кроун.

– Скажите, пожалуйста, – Эрик Катлер старался говорить как можно мягче, очевидно, заметив состояние Мишель, – как давно вы познакомились с господином Парром?

– Его пригласил Роберт, я никогда раньше с ним не встречалась.

– Разве вы не обсуждали с ним список приглашенных.?

– Конечно, обсуждали, но почему я должна была возражать против этого человека? Он известный коллекционер, а Роберту хотелось показать наши портреты такому специалисту…

– А как вы сами оценивали вашу коллекцию?

– Я в этом совсем ничего не смыслю, вот Джим, он говорил, что есть несколько приличных портретов и даже пара ценных.

– Скажите, Мишель, – вмешалась я, не удержавшись от того, чтобы задать вопрос, мучивший меня с того момента, как я появилась в этом замке и рассмотрела всех присутствовавших там, – а как на ваш прием попал Джим Сотти?

– Джим? Но... Джим – архитектор. Он руководил восстановительными работами, кроме того, он талантливый художник. Разве вы не знали об этом? Он, правда, не очень похож на художника, да и на архитектора...

– А Морис Парр знал, кто такой Джим? – опять подключился к разговору комиссар.

– Не знаю... Представления гостей сейчас вышли из моды, люди умудряются как-то сами... Но Джим так всегда стесняется. Вот вы же не знали...

Собственно, после этого разговор не принес нам больше никакой интересной информации.

Наконец, в своем кабинете появился Роберт Кроун. Он был хмур, но относительно спокоен.

– Я думаю, что вы были знакомы с господином Парром до этого вечера, раз пригласили его, – комиссар не столько спросил, сколько аргументировал свое утверждение.

– Я не был знаком со всеми, кого мы пригласили, это ведь дань традиции, если хотите, игра, у которой есть свои правила. Например, пригласить Дэвида Сомса мне посоветовал редактор «Интерньюс». Я, разумеется, не раз читал его репортажи и счел эту идею удачной. Правда, пользуясь случаем, мне бы хотелось попросить господина Сомса…

– Не волнуйтесь, я представляю приличную газету, – с достоинством отреагировал Дэвид.

– Да, я собственно не сомневался… Так вот, с господином Парром мы в родстве, не знаю, сказала ли вам об этом Марика. Разумеется, Морис не самый приятный и общительный представитель нашего семейства... Был. Но я пригласил его не столько как родственника, сколько как специалиста, Джим мне кое-что объяснил, но мне не хотелось бы полагаться только на одно мнение, ну я ведь не думал, что все так обернется, мне думалось, что старику нужно иногда выбираться из своей дорогой берлоги, и, кроме того, мне известно, что он честолюбив… В общем, я надеялся и ему доставить удовольствие.

– Насколько мы выяснили, бокал с вином, который взял для себя покойный Морис Парр некоторое время стоял в комнате, из которой вы все ушли рассматривать портрет, так?

– Да, точнее, там было два бокала: мой и Парра.

– Разумеется, наш эксперт успел проверить ваш бокал, там было вино и больше ничего, но вы ведь из него не пили?

– Нет, так уж получилось.

– Вы понимаете, что за время вашего отсутствия в комнату мог зайти кто угодно?

– Конечно, но кроме нас с женой и гостей, в замке в это время оставалось только трое слуг. Ведь наш прием, собственно, подходил к концу.

– Вы уверены, что на момент происшествия в замке никого больше не было, кроме названных вами людей?

– Я думаю, что это лучше уточнить у нашего дворецкого, Тома Снайка, он должен знать, кто и когда уходил.

– Что ж, давайте, поговорим с ним, и с теми вашими слугами, кто сейчас в замке, кстати, вы не знаете в какое время, было разлито по бокалам вино?

– Ну, за минуты я не поручусь, но подать его в большую гостиную Луиза должна была ровно в девять часов тридцать минут, несколько минут ушло на то, чтобы открыть бутылку, разлить вино по бокалам, подать его всем присутствующим…

– Значит, смотреть портрет вы отправились примерно около десяти часов.

– Может, минут за пять до этого времени.

– Ну, хорошо, давайте поговорим с вашим Томом...

– Снайком.

– Да.

Том оказался еще достаточно молодым мужчиной внушительного телосложения и с добродушным круглым лицом. Волосы его были коротко подстрижены, и вообще он больше был похож на профессионального телохранителя, чем на дворецкого.

– Скажите, Том, – спросил его комиссар, покончив с формальностями, – можете ли вы точно сказать, кто из слуг находился в замке после половины десятого.

– Конечно, остались только те, кто здесь постоянно живет: я, как вы видите, Луиза Барини, это наша новенькая горничная, она и за столом прислуживает, когда нужно, ну и постоянный официант Якоб Маккорди, но он приболел, поэтому вино уже подавала Луиза.

– Вы уверены, что никто не мог остаться, или проникнуть в замок в это время?

– В это время открытой остается только парадная дверь. Всех кто работал на кухне и двух приходящих горничных я сам провожал и закрывал за ними двери, а проникнуть? Это как же? Через окно? Или какой подземный ход? Не знаю, что вам и сказать…

– Ну, хорошо, будем считать, что все благополучно ушли, и никто сюда не проникал. Мог ли кто-нибудь из тех троих, что остались в замке, незаметно пройти в большую гостиную в промежутке времени: от без пяти минут десять до четверти одиннадцатого?

– Да, кто угодно мог. Мы друг за другом не следили. Я был в каморке у парадной лестницы, но я там был один. Луиза крутилась по дому, но я ее не видел, а Якоб был в своей комнате в западном крыле, но вполне мог спуститься по боковой лестнице, и никто бы его не увидел. Только кому это было нужно? Кто из нас мог знать этого старика? А уж тем более искать его смерти, небось, наследников среди нас нет.

– Ну, бывают и другие причины для убийства, – пробурчал комиссар, без особой уверенности в голосе. – Будьте добры, пригласите сюда Луизу и узнайте, насколько сложно вашему Якобу прийти к нам. Если что, вам придется проводить нас к нему.

– Хорошо, господин комиссар.

Луиза была похожа на испуганного ребенка, который нашкодил и ждет неминуемого наказания. Возможно, я утрирую, но именно этот образ возник в моем сознании, как только девушка вошла в кабинет. Рост у нее, можно сказать, был средний, да и худой ее нельзя было назвать, но почему-то она казалась маленькой и какой-то хрупкой. Вьющиеся рыжеватые волосы слегка растрепались, лицо ясно говорило о том, что Луиза только что плакала. Это заметил и Эрик Катлер.

– Не стоит так расстраиваться, – просто таки по-отечески начал он разговор, – мы понимаем, что это происшествие не из приятных, но такое иногда случается. Или у вас есть более серьезный повод так остро переживать случившееся?

– Я только устроилась на работу, комиссар, и недели еще не проработала, а тут такое… – неожиданно довольно низким голосом ответила Луиза.

– Я понимаю, но нам нужно задать вам несколько вопросов, так что, постарайтесь успокоиться и вспомнить хорошенько все, что происходило сегодня вечером, все до самых незначительных мелочей.

– Я постараюсь.

– Вот и прекрасно. А как вы попали на эту должность?

– Я позвонила по объявлению, я искала работу. Ну, меня сразу привлекло это объявление, интересно ведь, старинный замок, да и жалованье здесь приличное, мне и сейчас не хотелось бы потерять это место.

– А почему вы должны его потерять? – удивился комиссар.

– Но ведь это я подавала это вино.

– Ну и что? Или это вы всыпали яд в бокал?

– Нет, что вы!

– Тогда и не о чем так переживать. Расскажите лучше, что вы делали после того, как подали это вино, и покинули большую гостиную.

– Я пошла в буфетную, навела там порядок, вообще, это не моя работа, но Якоб же заболел, да и там почти нечего было делать. Затем, я еще раз заглянула в гостиную, я слышала шум голосов, и мне хотелось убедиться… Ну, что мною все довольны.

– И что же там происходило?

– Я видела, что все встали и вышли, они направились в сторону парадной лестницы, это другая дверь, не та, в которую я заглянула.

– А больше вы не возвращались в эту комнату?

– Нет, пока не поднялся этот переполох.

– А от кого вы узнали о том, что случилось?

– Ко мне постучал Том, он сказал, что один из гостей хозяина отравился вином…

– Вы не были знакомы раньше ни с кем из присутствующих сейчас в замке?

– Я знакома с госпожой Кроун.

– Вы имеете в виду Марику? – уточнила я.

– Да, я работала у нее некоторое время. – ответила Луиза, и мне показалось, что она несколько успокоилась.

– Когда это было? – спросил комиссар.

– Год назад… Но я всего лишь приходила к ней убирать квартиру два раза в неделю.

– Понятно.

Луиза ушла, и я подумала, что наш разговор несколько утихомирил ее воображение, как минимум.

Якоб Маккорди все же вошел в кабинет хозяина, но выглядел он действительно неважно. Он, пожалуй, был самым старшим из всех присутствующих, если не считать покойника, впрочем, его-то уже увезли. Высокий и худой, с коротко подстриженными абсолютно седыми волосами. Глаза очень темные, настолько, что трудно было сказать, какого они на самом деле цвета. Густые темные брови, тонкие, или плотно сжатые губы, над чуть коротковатым подбородком, слегка длинноватый нос. В общем, не знаю, удалось ли мне передать впечатление, которое производил этот человек. Но о себе скажу, что я даже поежилась под его пристальным и настороженным взглядом.

– Извините, нас, господин Маккорди, что пришлось поднять вас с постели, – начал комиссар.

– Не нужно извиняться, комиссар, – перебил Катлера Якоб, – я ведь понимаю, что это не праздные беседы. Спрашивайте.

– Хорошо, спасибо. Вы, как я понимаю, все интересующее нас время, находились в своей комнате?

– О каком времени вы говорите?

– Примерно с половины десятого вечера.

– Да, в это время я уже ушел к себе, Луиза сама предложила мне… Хорошая она девочка, старательная, услужливая.

– Вы давно служите у Кроуна?

– Очень давно, комиссар, я еще его родителей помню, я единственный из слуг, кто переехал вместе с ними из городского дома, где они раньше обитали, – едва заметная улыбка промелькнула на его лице.

– Были ли вы знакомы до этого дня с господином Парром? – продолжал спрашивать комиссар, хотя, уже не рассчитывая на сколько-нибудь существенную информацию.

– Ну, это как посмотреть. Я его, пожалуй, несколько раз видел, но сомневаюсь, что это можно назвать знакомством.

– Что ж, как я понимаю, вы вряд ли можете добавить к уже сказанному, что-нибудь существенное.

– Если не сочтете за дерзость, господин комиссар, то, с вашего позволения, скажу. Я бы на вашем месте не искал убийцу, есть ли смысл убивать тяжело больного старика, которому и так немного осталось.

– Откуда вы это знаете?

– Я прислуживал за столом, случайно видел, как господин Парр во время ужина выпил таблетку. Это лекарство и мне знакомо, к сожалению. Это очень сильное обезболивающее…

– Вот оно что! Ну, спасибо, господин, Маккорди. Извините, что побеспокоили, выздоравливайте.