Дорогая Амелия,

Я решила, что на Хэллоуине, который наступит меньше через пару недель, буду вами, и нахожусь в таком радостном возбуждении, что уже начала готовить себе костюм. Я не хочу наряжаться призраком или глупой сексуальной кошечкой. Лучше изобразить того, кем я действительно хочу быть, а вы для меня – воплощенное бесстрашие.

Хэллоуин – один из моих самых любимых праздников. В Рождество, например, может взгрустнуться, потому что знаешь, что в такой день должен бы чувствовать себя счастливым. Но в Хэллоуин можно стать тем, кем на самом деле хочется.

Помню, как родители впервые отпустили нас с сестрой ходить по домам, выпрашивая сладости. Мне было семь, а Мэй недавно исполнилось десять. Сестра убедила родителей, что двузначное число ее лет означает: она выросла достаточно, чтобы взять меня с собой. Мы бежали от дома к дому, обгоняя детей, которые шли с родителями, и за нашими спинами хлопали эльфийские крылья. Каждый раз, когда открывалась чья-то дверь, Мэй обнимала меня, и я чувствовала себя защищенной. Домой мы вернулись с заледеневшими носами и полными сладостей бумажными пакетами, украшенными привидениями из ваты и ведьмами из салфеток. Мы вывалили конфеты на пол гостиной, чтобы пересчитать, и мама принесла нам горячий сидр. Я до сих пор помню ощущение свободы и безопасности, не покидавшее меня в тот вечер.

В этом году мы, наверное, пойдем на вечеринку, которую устраивает бойфренд Ханны – Кейси. Я рассказала о ней Скаю и надеюсь, что он тоже придет. С танцевального вечера прошла неделя. Из-за того, что' сказала тогда Кристен о его временных подружках, я думаю, что ему не нужна постоянная девушка. Я стараюсь не забывать об этом, так как не хочу его отпугнуть. Но, говоря по правде, мне никто и никогда еще не нравился так сильно, как он. После танцев я в обеденный перерыв несколько раз ловила на себе его взгляды. И, не стесняясь, смотрела в ответ. Вчера я достала свои вещи из школьного шкафчика, закрыла дверцу и встретилась со Скаем лицом к лицу. Он словно возник из ниоткуда. От нахлынувших воспоминаний о поцелуе у меня закружилась голова.

– Как дела? – как всегда спокойно спросил он.

– М-м… – Я судорожно думала, что ответить, не собираясь упускать момент и нести какую-то чушь. – Скоро Хэллоуин.

– И правда скоро.

– Кем ты нарядишься?

Скай засмеялся.

– Обычно я просто надеваю белую рубашку, и мы с мамой угощаем конфетами тех, кто звонит в нашу дверь.

– Ну а мы собираемся пойти на вечеринку. Ее устраивает парень Ханны. Это студенческая вечеринка и… может, ты придешь…

– Ты идешь на студенческую вечеринку? – В его голосе сквозило легкое неодобрение.

– Да.

– Что ж, тогда мне тоже, наверное, лучше пойти. Не хочу, чтобы ты попала в какие-нибудь неприятности. – Он сказал это словно бы в шутку, но то же время серьезно.

Я еле сдержалась, чтобы глупо не захихикать.

– Я напишу тебе адрес.

Когда я рассказала об этом Натали и Ханне, которые не дожидаясь праздника, уже ели хэллоуинские ириски «кэнди корн»^[35], Ханна со ртом, набитым конфетами, заявила:

– Он хочет с тобой переспать.

– Хан-на! – стукнула ее по плечу Натали.

– Что? Я же не говорю, что она с ним переспит. Лорел у нас правильная девочка.

У меня запылали щеки.

– Мы завтра ночуем у меня, ты с нами? – спросила вдруг Ханна.

Я так обрадовалась приглашению! Значит, Ханна считает, что я, как и Натали, «понимаю», что мы достаточно близкие подруги, чтобы меня можно было пригласить к себе домой.

Я прокрутила в голове возможные варианты получения разрешения на ночевку у тети Эми (к папе я переезжала только в воскресенье) и, в конце концов, решила позвонить маме и попросить ее сказать тете, чтобы та отпустила меня на ночь к подруге.

– К какой подруге? – спросила мама.

– Ханне. Я все время с ней гуляю. Моя подруга Натали тоже придет к ней с ночевкой. Папа уже разрешал мне ночевать у них.

– А какая эта Ханна?

– Не знаю, – пожала я плечами, хотя мама меня не видела. – Нормальная.

– Что значит «нормальная»?

– Милая и прикольная. Мы что, играем в «Двадцать вопросов»^[36]?

– Мне просто хочется побольше знать о твоей жизни, – обиженно сказала мама. – О том, какие у тебя друзья.

Я почувствовала себя виноватой, но все равно не могла не думать о том, что если бы она действительно хотела это знать, то была бы сейчас рядом со мной. На несколько секунд повисло молчание, а потом мама тихо засмеялась.

– Помнишь, как мы играли в эту игру с твоей сестрой в машине по дороге из школы домой?

Это она об игре «Двадцать вопросов».

– Да, – ответила я и тоже рассмеялась.

Мэй здорово удавалась эта игра, впрочем, как и все остальное. Она всегда придумывала что-то суперспецифическое. Вместо обычного свистка паровоза, свисток паровоза из колыбельной, которую пела нам мама. И она добавила к игре свою собственную категорию – помимо человека, места и вещи можно было еще загадывать чувство. И придуманные ею чувства нельзя было описать одним словом. К примеру, она загадывала не просто «радость», а именно то самое ощущение, которое испытываешь, просыпаясь утром в свой день рождения.

– Я сейчас как раз думаю об одном «чувстве», – сказала я маме.

– Ближе к радостному или грустному? – спросила она.

– Ближе к грустному.

Мама задала несколько наводящих вопросов, но так и не отгадала название чувства, поэтому я призналась, что «скучаю» по ней. Конечно же, после этого она сказала тете Эми, чтобы та меня отпустила.

Дом Ханны находится за городом, на красных холмах. Меня с Натали подбросила туда ее мама, и Ханна провела нас на второй этаж познакомить со своим дедушкой. Она постучала в его дверь, и он вышел к нам в коридор. Он улыбался, но Ханне пришлось кричать, представляя меня ему, так как он плохо слышит. Ее бабушка спала, а дедушка после знакомства ушел в свою комнату смотреть телевизор.

Потом мы бродили в лесу за домом, Натали с Ханной курили. Сквозь тополя и кустарники ежевики мы пошли к реке. Листья деревьев пожелтели, и свет вокруг казался золотистым, несмотря на то, что солнце еле-еле пробивалось из-за облаков. Но когда мы приблизились настолько, что стал слышен шум реки, у меня участился пульс. Вспышкой промелькнул образ Мэй из той ночи: прямо перед тем как мой мозг отключился, решив вычеркнуть из сознания происходящее. Натали с Ханной продолжали идти к реке, я же отстала, сделав вид, что засмотрелась на паутину.

Вернувшись с прогулки, мы зашли посмотреть на лошадь Ханны по имени Бадди^[37]. На самом деле Бадди – дедушкин конь, но дедушка нехорошо себя чувствует, и о нем заботится Ханна, и, по ее словам, теперь он больше принадлежит ей. Она говорит, что Бадди – самый любимый член ее семьи. Еще она заботится об осле Эрле, так как не доверяет в этом деле брату. Считает, что он не добр к животным. Если честно, брат Ханны – Джейсон – пугает меня. Он готовится стать морским пехотинцем, поэтому бегает у реки по полосе препятствий, которую смастерил сам для себя из старых шин, веревок и прочего. Раньше он играл в футбол, но порвал связку плеча. Он должен был пойти учиться в университет в этом году, однако не пошел. Не знаю почему. Может, он больше не мог играть в футбол и поэтому его не взяли в университет, а может, бабушка с дедушкой состарились и некому приглядывать за Ханной. Похоже, брат думает, что должен заменить Ханне отца, хотя у него это плохо получается. Из продуктов он покупает только консервированные сосиски, сметану и чипсы со вкусом лука. Наверное, именно поэтому, хотя их семья и не бедная, Ханна работает. Так она может выбирать, что купить, не спрашивая Джейсона. Она любит шпинат, чипсы «Доритос» и сладкие питательные батончики.

Когда Джейсон ушел на одну из своих тренировок, которые, по словам Ханны, занимают не меньше двух часов, мы решили попрактиковаться в вождении на старом бабушкином фургоне. Натали с Ханной в начале года исполнилось пятнадцать, и они обе получили ученические права. Натали села за руль первой. Она ехала вперед по проселочной дороге, и Ханна встала, высунула голову из люка в крыше и закричала: «Ура!», и Натали увеличила скорость. Увидев на дороге птицу, Натали вильнула в сторону и съехала на обочину. Птица бы улетела в последнюю секунду, но Натали, наверное, слишком разнервничалась. Колеса машины забуксовали в мягкой земле. Натали сильнее нажала на газ, но колеса еще больше увязли.

– Нам нужно выбираться, – повторяла Ханна. – Брат не должен об этом узнать.

В ее голосе слышался ужас. Она кричала, чтобы Натали давала по газам, а Натали била дрожь, потому что она расстроила подругу. Затем Ханна выгнала нас из фургона, сама села за руль и попыталась вытащить застрявшую машину. Мы с Натали толкали фургон, но он не двигался с места. Засел намертво. Ханна расплакалась.

– Зачем ты свернула с дороги?! – кричала она на Натали. – Ты идиотка?!

Лицо Натали раскраснелось от еле сдерживаемых слез.

И нам пришлось вернуться домой и рассказать о случившемся Джейсону. К этому времени он должен был уже вернуться со своей тренировки.

Ханна велела нам ждать на улице и пошла на кухню, но мы пошли за ней и наблюдали за происходящим из коридора. Джейсон не просто разозлился. Он пришел в бешенство. Он весь побагровел и громко кричал. Как он только не обзывал Ханну. Я никогда еще не видела ее такой. Она надо всем смеется и делает все, что захочет, как будто ничего не боится, словно ничто не может причинить ей боль. В этот момент я видела ее другой. Она, рыдая, твердила: «Пожалуйста, Джейсон». Я пыталась придумать, как ее защитить, но у самой от страха ноги приросли к полу. Должно быть, Натали чувствовала себя так же, как и я. Она шептала, что ненавидит его, что так бы и врезала ему по морде и все в таком же духе. Наконец, она зашла в кухню и встала рядом с Ханной. Та посмотрела на нее так, будто желала, чтобы она исчезла.

– Пожалуйста, не злись на нее. Это я виновата, – очень тихо сказала Натали.

Джейсон сверкнул на нее злыми глазами, но произнес уже более спокойным тоном:

– Черта с два. Это машина ее помирающей бабки.

Затем он бросил через стойку банку со своим напитком, велел все тут вымыть и вышел. Наверное, отправился вытаскивать машину при помощи трактора.

После этого у нас не было настроения оставаться в доме, поэтому мы решили переночевать в сарае. Пока Джейсона не было, мы перетащили туда все нужное: фонарики, спальные мешки, чипсы и бутылку красного вина, которую утащили из шкафчика дедушки и бабушки – по словам Ханны, она стояла там уже не один год. Казалось, что на вкус вино старо, как обувная кожа, опавшие листья и вялые яблоки. Ханна пела песни Пэтси Клайн, Рибы Макинтайр^[38] и Эми Уайнхаус. Мы с Натали слушали ее с закрытыми глазами. Иногда Натали ей подпевала. Засыпая на сеновале, я услышала, как Натали прошептала: «Прости». Думаю, она обнимала Ханну всю ночь. Сено сладко пахло, как растущая под дождем трава.

Тогда я поняла, почему у Ханны всегда есть один, а порой и сразу два бойфренда. Мне кажется, ей нужно как можно больше любви и внимания. Бабушке с дедушкой уже не до нее, а брат ужасно к ней относится. Я хочу, чтобы она увидела, как сильно ее может любить Натали. Думаю, в глубине души Ханна это знает, но не уверена, что представляет, каково это – быть любимой Натали. Может быть, она предпочитает оставаться с Натали лучшими подругами, потому что влюбленные, бывает, расстаются? И хотя так не должно быть, но из-за нетрадиционных отношений на тебя начинают смотреть иначе. Может быть, Ханна еще не готова к этому. Ведь если ты боишься чего-то одного, то можешь испугаться и много чего другого. В школе учителя твердят Ханне: «Не растрачивай впустую свой талант». Но она не слушает их, делает вид, что они раздражают ее своей заботой и что она им не верит. Пусть Ханна и может со смехом смотреть на всех и все, и гулять с парнями, думаю, порой ее тоже что-то очень сильно пугает, как меня вчера шум реки или невидимая глазу тень, дыхание которой я иногда ощущаю на своей коже.

Искренне ваша,

Лорел