26

Камеры передавали изображение с абсолютной четкостью. С техникой все было нормально.

Мсье Лакост устроился с блокнотом прямо позади мсье Деламбра и мадемуазель Риве. Как и он, я подтащил стул и ограничился наблюдением. Я тоже немного нервничал. Не из-за результатов, меня они не касались, просто я люблю хорошо сделанную работу. К тому же треть гонорара я должен был получить только после завершения операции. Следует признать, что оплата была очень щедрой. Честно говоря, ролевые игры на предприятиях позволяют взвинтить тарифы, но особого интереса не представляют. Что до меня, то я предпочитаю более реальные задания.

В любом случае, независимо от того, предполагает ли задание конкретный результат, я всегда немного нервничаю перед началом. Но это и в сравнение не идет с тем, что испытывает мсье Деламбр. Он впился глазами в экраны, словно надеялся разглядеть в них скрытый смысл, а когда его взгляд переходил от монитора к монитору, двигались не только глаза, а целиком вся голова, как у курицы. Мадемуазель Риве, казалось, больше нервничала из-за подобного соседства, чем из-за самого испытания. Она исподтишка разглядывала его, как соседа по столику в ресторане, который неопрятно ест. Мсье Деламбр ее вроде бы не замечал. Он действовал чисто механически. Поскольку его поведение меня немного тревожило (в данных обстоятельствах можно и занервничать, но не до такой же степени!), я протянул руку и коснулся его плеча, чтобы спросить, все ли в порядке. Не успел я договорить, как он подскочил, словно его током ударило.

– А? Что? – вскрикнул он, резко обернувшись.

– Все в порядке, мсье Деламбр?

– Что? Да, все нормально… – ответил он с отсутствующим видом.

И вот что поразительно: с этого момента я твердо знал, что все обернется плохо. Моя тревога переросла в уверенность. Но я ничего не сделал. У мсье Деламбра что-то было неладно с головой. Имело смысл отменить тестирование на пост директора по персоналу, не отменяя операцию по оценке сотрудников. Вот только в моем понимании с самого начала эти две цели слились воедино, и подобная мысль просто не пришла мне в голову. А потом все покатилось очень быстро.

По мере приближения начала операции мадемуазель Риве теряла спокойствие. На самом деле с того момента, как она увидела отряд коммандос и черное блестящее оружие, лицо ее побледнело, а ведь для нее испытание еще и не начиналось. Я поднялся, чтобы показать им, как использовать микрофон для переговоров, вставленный в ухо каждого из коммандос. Мсье Деламбр отвечал чем-то вроде урчания, но отлично понимал, что ему говорят, потому что, когда пришел его черед попробовать, он все сделал правильно.

Сотрудники «Эксиаль» мало-помалу собирались.

Первым пришел мсье Люсей в сопровождении мадемуазель Тран.

Мсье Максим Люсей – юрист, и если желаете узнать мое мнение, то эта профессия подходит ему на все сто, потому что именно на юриста он и похож. Одет с иголочки, двигается чуть замедленно, как автомат. Даже взгляд его, кажется, перемещается рывками, будто он должен удостовериться в том, что увидел, прежде чем продолжить осмотр. Я внимательно прочел его личное дело и теперь вспомнил, что мсье Люсей – доктор юридических наук. Он подготовил и курировал множество контрактов группы «Эксиаль».

Что до мадемуазель Тран, то, как вы поняли, она торговец, и очень динамичный. Даже слишком, на мой взгляд. Словно ее допингом накачали. Походка у нее решительная, и она останавливается прямо перед вами, нос к носу. Такое ощущение, что напугать ее невозможно, но стоит замешкаться, и она закончит вашу фразу за вас. С такой внешностью и зарплатой в шестизначную цифру для мужчин ее возраста она наверняка весьма привлекательна.

А что до молодых служащих – достаточно было увидеть, как они заходят в зал, чтобы понять, до какой степени эти ребята идут в ногу со временем. Простым рукопожатием они умудрялись послать вам сигнал: «Мы динамичны, эффективны и счастливы».

По мере прибытия сотрудники «Эксиаль» направлялись поприветствовать своего босса, мсье Дорфмана, а его обращение с ними отличалось той же своеобразной фамильярностью, с которой я сталкивался на многих предприятиях и которую нахожу крайне двусмысленной. Сверху донизу служебной лестницы все друг другу друзья-приятели, все зовут друг друга по имени, даже если они на «вы». По мне, так это только тень на плетень наводит. В такой атмосфере люди начинают думать, что их офис вроде филиала кафешки напротив. Некоторую часть своей жизни я прослужил в армии, а там все четко и ясно. Все знают, зачем они здесь. Кроме коллег, имеется только начальство и подчиненные, и когда вы сталкиваетесь с кем-то, то можете быть уверены, что он либо одно, либо другое – либо выше вас, либо ниже. На предприятиях все стало куда сложнее. Кто-то играет с главным боссом в сквош, другой бегает трусцой с начальником собственного отдела, и все это чертовски обманчиво. Стоит расслабиться, и тебе покажется, что начальства больше нет, а твою работу оценивает исключительно компьютерная программа. Вот только рано или поздно иерархия берет свое, и никуда от этого не деться. Ну и пол'yчите проблему: когда программа вами недовольна и начальство соответственно начинает вас гнобить, вы даже разозлиться на это самое начальство толком не можете, потому что давным-давно привыкли путать его с приятелями-однокашниками.

Так мне кажется.

Короче, мсье Дорфман восседал во главе стола, а его сотрудники, появляясь, прежде чем похлопать друг друга по спине, представали перед лицом власти, пожимали руку мсье Дорфману (а также мсье Ренару и Малику, которых мсье Дорфман кратко представлял), после чего принимались рассаживаться.

В комнате наблюдателей, где мы находились, при появлении очередного сотрудника мсье Лакост называл его имя и уточнял для мадемуазель Риве и мсье Деламбра, как он обозначен в розданном им списке. Например, он говорил: «Максим Люсей – доктор юридических наук, тридцать пять лет, юридическая служба» или «Виржини Тран – Высшая коммерческая школа, инженер-маркетолог».

Мсье Деламбр хорошо подготовился. У него заготовлены карточки на каждого, и он постоянно что-то записывает – наверное, отмечает нюансы их поведения, но руки у него так дрожат, что я задаюсь вопросом: сумеет ли он прочесть свои записи, если они ему вдруг понадобятся? Мадемуазель Риве отнеслась к делу не с такой дотошностью, в руках у нее только то досье, что ей прислали, и она просто отмечает крестиком на полях прибывшего сотрудника. Создается впечатление, что она особо не готовилась.

С разрывом в пару минут явились мсье Жан-Марк Гено и мсье Поль Кузен.

Первый – экономист, и единственное, что можно о нем сказать, – он вполне доволен собой. Самоуверенная поступь, грудь вперед. Чувствуется, что сомнения его не гложут. Немного раздражает его расходящееся косоглазие: трудно определить, каким именно глазом он на тебя смотрит.

Его сосед по столу, мсье Поль Кузен, кажется прямой его противоположностью. У него огромная голова, и он устрашающе тощий. Похож на иезуита, испепеленного верой. Куча инженерных дипломов, б'oльшую часть жизни проработал в Персидском заливе, вернулся на головное предприятие четыре года назад и сразу на пост, связанный с чудовищной ответственностью. Король техники, царь бурения.

Мадам Камберлин лет под пятьдесят, она руководитель проекта. Настолько уверена в себе, что решила явиться последней.

Мсье Дорфману не терпится перейти к делу.

Он постучал кончиками пальцев по столу и повернулся к мсье Ренару и Малику:

– Ну что ж, прежде всего позвольте мне от имени «Эксиаль-Европы» поприветствовать всех присутствующих. Представили вас друг другу немного наспех. Поэтому я сейчас…

В комнате наблюдателей атмосфера и так была не самой раскованной, но теперь она сгустилась до свинцовой тяжести.

Голоса из громкоговорителя звучат словно из иного мира и несут в себе страшную угрозу.

Я глянул на мсье Лакоста, который ответил мне легким движением головы.

Я вышел из комнаты и присоединился к своей команде, которая ожидала меня в соседнем помещении.

(«…Весьма обнадеживающее слияние, с которым мы можем себя поздравить…»)

Все трое были в полной готовности, настоящие профессионалы, я только поправил автомат Ясмин, чтобы дуло было расположено горизонтально, – чистый рефлекс. Потом я развел руки.

Жест был предельно ясен: начинаем.

Кадер кивнул.

Они тут же двинулись.

Я смотрел, как они идут по коридору («…и представляет собой радикальный поворот в глобальной стратегии действующих в данном секторе субъектов. Вот почему…»). Я пошел следом за ними, но тут же свернул и снова встал за спинами мсье Деламбра и мадемуазель Риве.

Группе коммандос потребовалось чуть меньше семи секунд, чтобы подойти к конференц-залу и рывком распахнуть дверь.

– Руки на стол! – проревел Кадер, пока Мурад занимал позицию справа от него, чтобы полностью перекрыть зал.

Ясмин быстрым решительным шагом обошла стол и подтвердила серьезность приказа резким ударом ствола своего «узи» о столешницу.

Общее оцепенение было столь глубоким, что никто не шелохнулся и ни один звук не вырвался ни из одного горла. Все замерли, едва дыша. Сотрудники «Эксиаль» уставились, ничего не понимая, на ствол автомата в нескольких сантиметрах от собственного лица. Буквально загипнотизированные, они даже не осмеливались поднять глаза на тех, кто эти автоматы держит.

Впившись в экран, мсье Деламбр попытался что-то черкнуть в блокноте, но рука его слишком сильно дрожала. Он глянул вправо. Мадемуазель Риве тщетно попыталась изобразить некоторую отстраненность, но сцена разыгралась столь внезапно, что лицо ее покрылось той же бледностью, что и у соседа.

Пользуясь дистанционным управлением, я включил камеру общего вида и быстро оглядел стол: все пять сотрудников застыли с выпученными глазами, ни один не осмелился шевельнуться, всех словно парализовало…

На экране мы увидели, как Кадер подходит к мсье Дорфману.

– Господин Дорфман… – начал он с сильным арабским акцентом.

Глава «Эксиаль» медленно поднял голову. Он вдруг показался и меньше ростом, и намного старше. Рот его был по-прежнему приоткрыт, глаза вылезали из орбит.

– Вы поможете мне прояснить ситуацию, если не возражаете, – продолжил Кадер.

Даже если б у кого-то и возникла нелепая мысль вмешаться, времени на это у него не осталось. Меньше чем в две секунды Кадер выхватил свой «зиг-зауэр», направил его на мсье Дорфмана и нажал на спуск.

Выстрел был оглушительным.

Тело мсье Дорфмана отбросило назад, кресло его на какое-то мгновение зависло в пустоте, затем тело качнулось к столу и рухнуло на него.

Затем события ускорились. Малик, который играл роль клиента, вскочил – его огромная джеллаба взметнулась вокруг него – и стал что-то орать по-арабски командиру коммандос. Слова налезали друг на друга, ярость выплескивалась в оскорбления, которые свидетельствовали об охватившей его панике. Речь лилась потоком. Поток иссяк, когда Кадер выпустил первую пулю ему в грудь; пуля вошла туда, где предполагается наличие сердца. Молодой человек начал поворачиваться вокруг собственной оси, но не успел завершить движение. Вторая пуля попала ему в живот, он согнулся от удара и тяжело рухнул на пол.

Поведение заложников традиционно делится на три категории: физическое сопротивление, словесное сопротивление, непротивление. Разумеется, мы стараемся подтолкнуть к непротивлению, которое значительно облегчает нашу задачу в ходе дальнейших операций. На подготовительной стадии я решил, что один из заложников воплотит проигрышную стратегию (и Малик только что вполне убедительно ее продемонстрировал), чтобы направить остальных по правильному пути, то есть по пути непротивления. Компания попросила нас протестировать их на сопротивляемость шоку, что означало, как неоднократно напоминал мне мсье Лакост, оценить степень их сотрудничества с противником, распределяющегося по шкале от категорического противодействия до безоглядного содействия. Для этого требовалось, чтобы они согласились вступить в переговоры, и лучше всего было показать им, что в реальности это единственно правильный путь.

Но вернемся к происходящему.

После первой же пули все участники едва сдержали крик. Представьте дальнейшее: в зале еще звучит эхо трех выстрелов, атмосфера более чем насыщенная, и двое мужчин лежат в лужах крови, которые все шире растекаются под ними.

Инстинктивно Эвелин Камберлин прижимает руки к ушам, а Максим Люсей, с закрытыми глазами и потерянным видом, упершись обеими ладонями в стол, мотает головой из стороны в сторону, словно перекатывая мозг внутри черепа.

– Полагаю, правила игры изложены достаточно ясно. Меня зовут Кадер. Но у нас еще будет много времени, чтобы познакомиться.

Голос доносится до них как сквозь вату.

Кадер опускает глаза на Жан-Марка Гено и досадливо хмурит брови.

Отчетливо слышен звук капающей жидкости.

Под стулом мсье Гено расплывается темная лужа, и она все растет.

Независимо от характера и темперамента, присущих каждому из них, заложники всегда реагируют более-менее одинаково. В конечном счете мозг отвечает на внезапность, ужас и угрозу ограниченным набором моделей поведения. Иногда от неожиданности нападения заложники – в данном случае, как мне кажется, это касалось мсье Кузена, который в настоящий момент держался за голову и глядел прямо перед собой, – отказываются верить в происходящее, как если бы предпочитали думать, что стали жертвой дурной шутки. Но довольно быстро они возвращались к более реалистичному образу мыслей, особенно если у них под носом убивали одного-двух человек. Именно из этих соображений я предпочел сразу же убрать мсье Дорфмана, который в их глазах олицетворял власть. Подобная акция позволила сразу же изменить иерархический порядок. Таким образом, коммандос заявили определенно и однозначно: власть здесь мы. Кстати, мсье Дорфман замечательно сыграл свою роль: раздавил пузырь с гемоглобином, которым я его снабдил, и упал ровно так, как я ему сказал. Вообще-то, я предупредил его: даже если он не сумеет сыграть как следует, никто этого не заметит – настолько внезапность сцены приводит в оцепенение нейроны.

Мсье Деламбр и мадемуазель Риве не шелохнулись. Захват заложников по телевизору и реальный захват заложников – совсем не одно и то же. Можете сказать мне, что наш захват тоже не был настоящим, но, не хвастаясь, отвечу, что он был крайне реалистичным, и наших два кандидата присутствовали при нем, как если бы сами принимали участие. Я говорю это, исходя из их реакций. Были констатированы девять вариантов состояния жертв в такого рода ситуациях: ошеломление, удивление, тревога, ужас, фрустрация, уязвимость, беспомощность, унижение и разобщенность. И состояние мсье Деламбра вполне соответствовало тревоге и разобщенности, а мадемуазель Риве – ошеломлению и ужасу.

По сценарию в случае, если смерть арабского клиента не даст столь устрашающего эффекта, как ожидалось, я должен был пресечь любые робкие попытки физического сопротивления со стороны заложников.

– Все сюда! – проорал Мурад, указывая на стену напротив оконных проемов.

Словно движимые собственным страхом, они мгновенно поднялись и зашагали маленькими аккуратными шагами, как если бы опасались опрокинуть ценные предметы, вжимая голову в плечи, чтобы уберечься от воображаемых снарядов.

– Руки на стену, ноги расставить! – добавил Мурад.

Мсье Люсей, который, совершенно очевидно, много раз видел это по телевизору, широко расставил руки и ноги и вроде бы даже выпятил зад для обыска. Рядом с ним мадемуазель Тран никак не может расставить ноги из-за узкой юбки. Ясмин подходит сзади и дулом оружия рывком задирает ткань. Потом несколькими резкими ударами стопы заставляет расставить ноги. Молодая женщина в свой черед кладет ладони на стену, растопырив пальцы. Задранная таким образом юбка выглядит достаточно непристойно, особенно в присутствии мужчин, и часто данный прием весьма эффективен, чтобы заставить заложника почувствовать себя уязвимым. Мсье Жено, в мокрых до колен брюках, дрожит всем телом, а мсье Кузен закрывает глаза, как будто в любую секунду ждет, что пуля разнесет ему череп. Стоя между двумя сотрудниками «Эксиаль», мсье Ренар, наш актер, тихонько бормочет непонятные слова. Мадам Камберлин, замыкающая ряд, вздрагивает, когда осознает, что он читает молитву (как я ему и велел). Это также хороший способ склонить заложников к сотрудничеству: показать, как один из них молится о спасении жизни.

Несколько секунд спустя все слышат у себя за спиной шум шагов и звук открывшейся и закрывшейся двери. Каждый ощущает силуэт, который прохаживается туда-сюда позади них. Они улавливают шум передвигаемых столов, потом тяжелое дыхание. Понимают, что сейчас выносят тела.

Проходит всего три-четыре минуты, и Кадер велит им повернуться. Столы составлены вдоль перегородки. Лужи крови впитались в палас и теперь отливают черным блеском. Центр зала пуст, и в данной ситуации эта пустота вызывает головокружение.

К моменту, когда в помещение возвращается Мурад, небрежно держа пистолет-пулемет, его запятнанная кровью грудь уже протерта обшлагом рукава. Как в выверенной до миллиметра хореографической постановке, каждый коммандос занимает свое место перед строем заложников: Кадер в центре, Ясмин справа и Мурад слева.

Проходит несколько секунд, в течение которых слышны только рыдания мсье Гено, уставившегося в пол.

– Ладно, – говорит Кадер, – всем вывернуть карманы!

Бумажники, связки ключей, плееры, мобильники присоединяются к двум женским сумочкам на большом столе для заседаний.

Потом вдоль шеренги проходит Ясмин и проводит обыск.

У нее руки профессионала. Ни одна мелочь не ускользает. Карманы, пояса – осматривается все без исключения. Мадемуазель Тран чувствует, как руки молодой женщины умело ощупывают ее груди, проходятся между ляжками. Мадам Камберлин ни на что не обращает внимания, стараясь только устоять на ногах, хотя ею, очевидно, владеет единственное желание: упасть и не вставать. Затем Ясмин обыскивает мужчин, так же профессионально ощупывая ляжки, промежности, даже промокшие брюки мсье Гено подвергаются тщательной проверке, потом она отходит на несколько шагов, делая знак главе коммандос, что все в порядке.

Заложники вновь выстроены в одну линию. Перед ними держит речь коммандос.

– Мы здесь во имя священного дела, – говорит Кадер спокойно, – дела, которое оправдывает любые жертвы. Нам необходимо ваше сотрудничество, и, чтобы добиться его, мы готовы пожертвовать нашими жизнями. А также вашими, если понадобится. Мы дадим вам некоторое время, чтобы подумать над этим. Аллах акбар!

Двое остальных коммандос в один голос повторяют за ним: «Аллах акбар!» – после чего глава коммандос выходит, Ясмин следом.

Остается один здоровяк Мурад, крепко стоящий на ногах лицом к заложникам.

Никто не знает, что делать.

Никто не шевелится.

Мсье Гено падает на колени, упирается локтями в пол и дает волю рыданиям.