Глава 4

Через два с половиной месяца, в начале июля, Сендрин получила письмо. На обратной стороне конверта стояли только три слова.

Элиас, берег Скелетов.

Она чуть было не уронила конверт в яичницу на своей тарелке. Присутствующие удивленно посмотрели на нее, но, даже если кто-то к ней и обратился, она ничего не слышала. Единственное, чего она сейчас хотела, — это убежать в свою комнату и, закрыв за собой дверь, разорвать конверт.

Но она овладела собой, положила письмо рядом со своей тарелкой и постаралась сохранить спокойствие.

— Сообщение из дому? — спросила Мадлен, не глядя на Сендрин.

Салома была менее сдержанной.

— От кого письмо? — воскликнула она взволнованно. — Ох, фрейлейн Мук, ну расскажите же!

— От… ни от кого, — ответила она, совершенно сбитая с толку.

— Это, должно быть, очень интересное письмо, если его написал никто, — заметил Адриан. — Совершенно ни о чем, надо думать.

Сендрин хмуро посмотрела на него, и Адриан, ухмыльнувшись, вновь сконцентрировался на бутерброде с джемом.

Мадлен еще некоторое время делала вид, что письмо ее не интересует, но затем она внезапно положила нож и вилку, и широкая улыбка озарила ее лицо.

— Оно от вашего брата? — спросила она напрямик.

Совершенно озадаченная, Сендрин уставилась на нее. К этому времени она уже тринадцать месяцев жила в доме Каскаденов, и за все это время она ни единой душе не рассказывала об отъезде Элиаса на Юго-Запад.

— Откуда вы знаете? — спросила она тихо.

Улыбка Мадлен оставалась сердечной. Сендрин не могла вспомнить, видела ли она свою хозяйку когда-нибудь столь же любезной. Создавалось такое впечатление, будто она радовалась письму так же, как и сама Сендрин.

— Моя дорогая, — нараспев протянула Мадлен, — вы действительно думаете, что я могла бы не знать о вашем брате?

— Но откуда?

— Вы, кажется, недооцениваете нас, дитя мое, — так Мадлен еще ни разу не называла Сендрин — дитя мое! — Прежде чем мой муж принял вас на работу, он, само собой разумеется, получил о вас некоторые сведения. О, пожалуйста, не сердитесь! В этом нет ничего странного, поверьте мне.

Сендрин автоматически кивнула. Так было принято, хозяева хотели больше знать о женщине, которая должна была воспитывать их детей.

— Насколько мне известно, мой муж поручил кому-то в Бремене проверить ваши документы, просмотреть несколько свидетельств и тому подобное. — Мадлен махнула рукой, словно все это не имело большого значения. — Конечно, не составило труда догадаться, что ваше согласие приехать сюда не в последнюю очередь связано с вашим братом. Вы уже давно ничего о нем не слышали, не так ли?

Сендрин перевела взгляд с Мадлен на девочек и Адриана. Все они смотрели на нее выжидающе, даже Адриан смотрел прямо на нее, хотя так он не мог понимать, что говорит его мать.

Они все знали об этом, мелькнуло у нее в голове. Они знали все это время!

— Как вы знаете, на Юго-Западе наша семья довольно влиятельна, — продолжала Мадлен без тени самодовольства. — Тем не менее было непросто найти вашего брата. Сразу после того, как мой муж познакомился с вами, он задействовал все рычаги, чтобы разыскать вашего Элиаса. То, что это заняло больше года, говорит о том, как ваш брат тщательно замел за собой все следы.

Голова Сендрин гудела, перегруженная информацией, словно туда запустили полчища насекомых. Ее мысли неистово вращались по кругу, в ушах раздавались свист и потрескивание, словно у нее лопнули барабанные перепонки.

Уничтожил… свои следы? — повторила она, совершенно сбитая с толку.

— Не беспокойтесь, дорогая моя, — быстро проговорила Мадлен. — Это ничего не значит, действительно ничего. Здесь, на Юго-Западе, люди теряются так, как в другом месте авторучки. Пустыня и ветер стирают следы, для этого не требуется ничья помощь. — Она сделала короткую паузу и отпила глоток кофе, явно для того, чтобы несколько смягчить возникшее напряжение. — Как уже было сказано, поиски вашего брата продолжались очень долго, но мы нашли его, наконец-то это удалось сделать. Я сама написала ему письмо около четырех недель тому назад, и, как вы видите, уже пришел ответ, — она указала на конверт, который Сендрин снова взяла в руки и держала трясущимися пальцами. — Это должен был быть сюрприз. Рассматривайте это просто как запоздавший подарок ко дню рождения.

Сендрин исполнилось двадцать три года шесть недель тому назад, в конце мая, и она чуть было не сказала: но ведь я уже получила свои подарки. Затем ее мысли постепенно прояснились, и она сообразила, что выставит себя на посмешище, если будет продолжать молча сидеть или глупо заикаться. Все они смотрели на нее. Все ждали того момента, когда она откроет письмо.

Сендрин хотела поблагодарить хозяйку, но по-прежнему не могла вымолвить и слова, и, когда Мадлен с благосклонной улыбкой кивнула ей, она поняла, что сейчас никто не ждет от нее благодарности. Внезапно рядом с нею оказался Йоханнес и молча подал ей чистый нож. Она взяла его дрожащей рукой и через секунду открыла конверт. Она нетерпеливо вытащила письмо. В конверте находился один лист, сложенный вдвое, простой белый лист, а не тисненая почтовая бумага.

Почерк Элиаса с тех пор не изменился. Буквы были тонкими и высокими, с легким наклоном вправо. Кроме того, он по прежнему не ставил черточку над буквой «т». Четыре года назад, когда Сендрин стала обучать детей письму, эта его причуда доводила ее до безумия.

Письмо оказалось коротким, а его стиль не был таким же легким и ироничным, как раньше. Элиас ни словом не упомянул о том, поразился ли он известию о пребывании Сендрин на Юго-Западе. Вместо этого в нескольких предложениях он сообщил, что, пожалуй, не приспособлен заниматься разведением крупного рогатого скота, поэтому делает то, чему был обучен. Он управляет теперь маленькой торговой точкой на северо-западе страны, на Побережье Скелетов, недалеко от устья реки по названию Энго. Он писал, что дела у него идут хорошо и он часто вспоминает Сендрин. Он ничего не написал о том, почему перестал писать ей.

Только в конце письма, когда она уже чувствовала, что у нее в глазах стоят слезы разочарования, он наконец приглашал ее к себе. «Ты можешь приехать в любое время, маленькая сестричка», — писал он, и в этих словах впервые она почувствовала прежнее отношение к ней Элиаса. «Приезжай, как только сможешь. Не знаю, как ты это сделаешь, только приезжай скорее. Я буду рад тебя видеть». И затем еще: «Мне очень не хватало тебя».

Она хотела прочесть письмо еще и еще раз, но все еще чувствовала взгляды Каскаденов и стеснялась влажного блеска своих глаз. Она неохотно опустила письмо, но не могла оторвать от него глаз.

— Ну, расскажите же! — прорвалось у Саломы, и Лукреция поддержала ее: — Что пишет ваш брат, фрейлейн Мук? Почему вы ничего не говорите?

— Дети, — строго проговорила Мадлен, — вы можете идти в комнату для игр. Прямо сейчас.

— Но ведь у нас занятие, — с наигранным возмущением произнесла Салома. Это было впервые, чтобы одна из девочек напоминала об уроках.

— На сегодня занятия отменяются; — улыбаясь, заявила Мадлен. — А теперь кыш, исчезните!

— О-о-о! — хором воскликнули близнецы, подчеркнуто медленно встали и направились к двери. Там Салома еще раз остановилась и обратилась непосредственно к Сендрин: — Он ведь написал что-нибудь приятное? Вы обрадовались, не правда ли?

Сендрин кивнула, и в ее глазах блеснули слезы. Она подарила девочкам самую веселую улыбку, на которую была способна в этот момент. Салома довольно просияла, затем развернулась и последовала за сестрой, выходящей из комнаты. Сендрин услышала, что за дверью они стали шептаться друг с другом.

— Вы не производите впечатление слишком счастливого человека, — заметил Адриан и посмотрел на нее пронизывающим взглядом.

— Нет-нет, что вы, — поспешила она уверить их в обратном. — Просто… я ничего не слышала о брате уже два года. Это все так…

— Неожиданно? — спросила Мадлен. Она выглядела очень довольной тем, что они с Титом смогли это сделать.

— Необычайно! — сказала Сендрин.

Мадлен подбадривающе улыбнулась ей:

— Вы скоро привыкнете к этой новости. Он приглашает вас к себе, я права? Я думаю, это минимум того, что он может сделать для вас.

— Да. Он просит меня навестить его. Но ведь у меня здесь, в доме, много работы. Занятия девочек…

— Они могут подождать, — заметила Мадлен. — Сестры, естественно, будут только рады нескольким неделям каникул.

— Вы имеете в виду…

— Вы также имеете право на отпуск, дитя мое. Хотя иногда вторая половина дня бывала у вас свободной, все же за тот год, что вы провели с нами, у вас не было достаточно времени в личном распоряжении. — Она весело рассмеялась. — В Виндхуке о нас уже ходят сплетни, что мы держим рабов. Нет-нет, фрейлейн Мук, вы посетите своего брата, и так быстро, как только сможете.

— Но этот Берег Скелетов — я имею в виду место, где он живет, — это так далеко, наверное, до него не менее тысячи километров!

— Не совсем, — сухо проговорил Адриан. — Около восьмисот.

— Пройдут недели, пока я доберусь туда! — вырвалось у Сендрин.

Мадлен пожала плечами.

— Это будет утомительная поездка, в этом я уверена. Хорошо было бы, чтобы она того стоила.

У Сендрин все еще кружилась голова, и у нее не было уверенности, что ее замешательство скоро пройдет.

— Я не знаю, что сказать, — проговорила она. Ее голос звучал так, будто она забыла вдохнуть.

Улыбка Мадлен стала еще шире, как у матери, которая заарканила для своей дочери самого лучшего из всех возможных женихов.

— Сначала успокойтесь. Подумайте над всем этим. И начинайте складывать большой чемодан.

Сендрин механически кивала. Мысленно она уже находилась в пути. Затем она вспомнила о том, о чем давно уже хотела спросить:

— Почему вы делаете это для меня?

Мадлен ответила быстро, не раздумывая.

— Вы теперь член нашей семьи, дитя мое. Для своей дочери я сделала бы то же самое. Тит, вероятно, понял это несколько раньше, чем я, но я считаю, что нам с вами очень повезло.

— И вы действительно хотите, чтобы я поехала туда?

— Вы ведь этого хотите?

— Конечно! Да… Я думаю, да.

— Обдумайте все хорошенько, — посоветовала Мадлен. — И ничего не бойтесь. Вы преодолели путь из Бремена сюда, точно так же сможете преодолеть и гораздо меньшее расстояние до жилища вашего брата, ведь так?