По западноевропейским понятиям подвиг нужно сделать потому, что после этого ты станешь героем — ты станешь над толпой, ты станешь главным в стаде. И как Гитлер не социализировал Германию, но этот взгляд на подвиг, как на нечто, посильное только герою, остался. Вспомним историю асов авиации. Французские летчики в Первой мировой войне, сбившие определенное количество самолетов и уже ставшие в своих глазах героями, почувствовали непреодолимое желание выделиться из толпы, им, западноевропейцам, требовалось, чтобы все видели, что они герои. Они ведь для этого сбивали немецкие самолеты и им нужен был явственный знак их принадлежности к героям. Поскольку военная авиация еще находилась в стадии своего зарождения и у начальства на тот момент никаких соображений на этот счет не оказалось, то эти летчики стали рисовать на своих самолетах самую старшую карту карточной колоды — туза. По-французски «туз» — это «ас». Отсюда и пошли асы. Немцы, тоже западноевропейцы, немедленно переняли этот принцип отличия за подвиги в воздушных боях.

А русские летчики Первой мировой остались в своей массе совершенно безразличны и к соревнованию по уничтожению противника, и к прославлению победителей этого соревнования. Старшее поколение помнит, что от Первой мировой в памяти русских остались не те летчики, кто сбил много немецких и австрийских самолетов, а летчик, первый сбивший вражеский самолет ценою своей жизни, — Петр Николаевич Нестеров.

И во Второй мировой войне советские летчики в своей массе игнорировали индивидуальный подсчет побед, да еще в таком деле, как бой, в котором участвуют и подвергаются опасности все, а не только те, кто сбил врага. Мне могут сказать, что при сталинской деспотии они боялись слово сказать. Это не так, во-первых, и деспотии не было, и, во-вторых, а чего бояться летчику? Что его после суда отвезут в тыл в лагеря или тюрьму и не будут каждый день посылать на встречный орудийно-пулеметный огонь? Или что его пошлют в штрафную роту, в которой один раз в месяц нужно будет броситься навстречу пулемету, а не делать этого по нескольку раз в день, как в авиаполку? Советские летчики были таким своеобразным народом, что бедные штабные работники ввели в оборот поговорку: «Там, где начинается авиация, кончается дисциплина».

И если советские летчики что-то хотели, что не мешало выполнению боевых заданий, то они это делали, не интересуясь, понравится ли это начальству. В частности, многие раскрашивали свои самолеты рисунками и надписями как хотели. Андрей Сухоруков вскользь спросил Н.Г. Голодовникова:

«А.С. Николай Герасимович, вы не смогли бы вспомнить, подтвердить или опровергнуть наличие в полку Р-40 с надписью «За Сафонова!» и пиковым тузом с якорем на киле. Чья это была машина? И вообще, насколько распространены были индивидуальные эмблемы в полку?

Н.Г. Я не помню, чтобы у нас в полку была машина с такой надписью. Ни тузов, ни якорей на самолетах не рисовали. Индивидуальных эмблем не было. Возможно, такая машина и была, но в 78 ИАП. Там рисунки любили. На «бороде» рисовали акулью пасть, я это видел, подтверждаю. Сам Сафонов одно время летал на И-16 с надписью «За ВКП(б)!»

А Т.П. Пунев на такой же вопрос ответил: «Номера были крупные, голубого цвета, в районе кабины радиста. На килях звезды. В районе кабины слева наносили эмблему летчика, у меня был лев в прыжке. У кого-то тигр. У Васьки Борисова была вообще интересная эмблема — бомба (лежит), на ней верхом медведь, пьющий водку «из горла». Командир дивизии как прилетит, так: «Борисов, ну сотри ты эту гадость!» — так и не стер!»

Простите, но если начальство не мешало летчикам разрисовывать свои самолеты кто как хотел, то кто бы помешал им ввести индивидуальный подсчет побед? Но ведь не вводили, пока Москва, как и Петр I в свое время в деле с Рябовым, не озаботилась поиском и награждением индивидуальных героев и не приказала начать подсчет сбитых самолетов у каждого летчика. Но далеко не все советские летчики встретили эту новость с радостью и пониманием. (Видать, они, как и князь Прозоровский, классического образования не имели). Вот Н.Г. Голодовников, у которого за начальный период войны числится 8 сбитых самолетов в групповых боях, не входящих в список его побед, отвечает на вопрос А. Сухорукова.

«А.С. В настоящее время появились сомнения в личном счете Сафонова — он действительно мог лично сбить 22 немецких самолета?

Н.Г.Он сбил больше. Сафонов великолепно стрелял и, бывало, в одном бою сбивал по два, по три немецких самолета. Но у Сафонова было правило — больше одного сбитого за бой себе не писать. Всех остальных он «раздаривал» ведомым. Хорошо помню один бой, он сбил три немецких самолета и тут же его приказ, что один — ему, один — Семененко (Петр Семененко летал ведомым у Сафонова) и один еще кому-то. Петя встает и говорит: «Товарищ командир, да я и не стрелял. У меня даже перкаль не прострелен». (На «харрикейнах», после переснаряжения пулеметов, их амбразуры заклеивали перкалью, боролись с запылением. — А.С.) А Сафонов ему и говорит: «Ты не стрелял, зато я стрелял, а ты мне стрельбу обеспечил!» И такие случаи у Сафонова были не единожды».

А раз командир заложил в полку русские порядки, то у русских и после смерти командира эти порядки считались само собой разумеющимися. Сухоруков задает вопрос:

«А.С. Приходилось ли вам встречать в бою штурмовой вариант FW-190F и как вы его оцениваете?

Н.Г.Это который с бомбами? Да, и встречал, и сбивал. Пока с бомбами идет, то самолет, конечно, «никакой», а как бомбы сбросил, то обычный «фоккер». Не лучше, не хуже. Помнишь, я тебе рассказал, как мы торпедные катера у немецких «морских охотников» отбивали? Там я немного ошибся, точнее, не договорил. Там обеспечение прикрытия с воздуха осуществляла шестерка Bf-109f, а на атаку катеров вышла шестерка FW-190 с бомбами. Их-то «мессеры» и прикрывали.

Нас было: моя шестерка и пара Вити Максимовича. «Фоккеры» шли пониже, а «мессеры» метров на 500 выше их. Я тогда хорошо атаку построил. Зашел со стороны солнца, с превышением и атаковал всей шестеркой вначале «мессеры». Я сбиваю одного, проскакиваю мимо них и сразу, продолжением атаки, сбиваю «фоккер». И снова вверх, как на качелях, на солнце. О-оп! — и я снова выше «мессеров»! Очень хорошо получилось — «мессеры» врассыпную, «фоккеры» (бросая бомбы в море) тоже в разные стороны. И мы опять на них сверху. Да, разогнали мы их тогда здорово. Вообще-то я в том бою сбил троих, но по одному из этих троих еще один наш летчик стрелял, и этого сбитого записали ему».

Как видите, Голодовников вспомнил об этом вскользь и даже в 2003 году не выразил ни малейшего недовольства, что третий самолет записан не в его список. Москва требовала вести списки асов, а советские асы заносили сбитые самолеты в свои списки так, как считали справедливым.