«Железный министр» Лувуа

Так называли при дворе Людовика XIV маркиза де Лувуа, государственного секретаря по военным делам, самого известного представителя могущественной семьи ле Телье.

Может ли одна семья управлять армией большого европейского государства в течение почти полувека? Да, известны такие случаи. Один — история клана Мишеля ле Телье, королевского прокурора в Париже, назначенного Мазарини в 1643 году государственным секретарем по военным делам. Наследником отца и стал его сын маркиз Лувуа. До 1667 года оба ставили свои подписи под официальными документами. А затем в течение 24 лет Лувуа сосредоточил в своих руках огромную власть. Он занимал посты государственного секретаря по военным делам, сюринтенданта строительства, генерального интенданта фортификаций и конных заводов, канцлера ордена Святого духа, великого викария ордена Святого Лазаря, руководителя почтового ведомства. «Лувуа правил как первый министр и, не будучи первым министром, ниспроверг всех других, вел короля куда и как хотел и стал настоящим властителем» 1, — писал Сен-Симон. А вот как характеризует министра историк Руссе: «Гений Лувуа — в его воле... Он не любил ни болтунов, ни назойливых людей, ни фантазеров и оказывал им плохой прием; но деловых людей всегда выслушивал» 2.

Эти оценки, несомненно, грешат преувеличением. Лувуа не удалось устранить Кольбера. Естественно, что двум таким лидерам, каждый из которых претендовал на первое место во французской администрации, трудно было найти общий язык. Это были соперники во всем, открыто ненавидевшие друг друга. Каждый стоял во главе семейного клана. У каждого были свои друзья и свои враги. Но в борьбе за влияние, власть и деньги нетерпеливый Лувуа значительно чаще, чем Кольбер, допускал деловые и психологические просчеты.

У семейства Кольбера и его сторонников государственный секретарь по военным делам не вызывал симпатий. Начнем с того, что всех, кто имел дело с Лувуа, отталкивал его внешний облик. Это был грузный человек с широким, полным, всегда красным лицом, которое отнюдь не украшал тяжелый двойной подбородок. Суровый взгляд пугал и настораживал. Министра отличали грубость и резкость с подчиненными. Он был жесток, любые средства использовал для достижения своих целей: незаконные поборы, попрание религиозных чувств, грабительские контрибуции, пожары и насилия в захваченных французскими войсками городах и районах. На совести Лувуа — грабежи в Голландии в 1672—1673 годах, разрушение немецких городов в 1689 году, пожар в Льеже в 1691 году. Сам себя государственный секретарь считал сторонником «крайних мер» 3.

Дадим слово Сен-Симону. Он считал Лувуа «всемогущим» и вместе с тем противоречивым. Для одних он являлся «самым надежным, самым пылким другом», для других — «самым опасным врагом, с которым особенно трудно было достигнуть примирения» 4. Окончательный приговор Сен-Симона суров: министр «стал несчастьем для своей родины». И прозорливый герцог, оставивший нам столь богатое эпистолярное наследство, заключает: «Итак, честолюбию Лувуа Франция обязана своими непрерывными войнами, своей плачевной репутацией в вопросах веры договорам, потерей флота и торговли, начавших столь успешно развиваться, чудовищной численностью войск, опустошивших Европу, которая, чтобы не быть затопленной, оказалась вынужденной подражать французскому примеру и объединиться — организованно и на длительный срок — против Франции» 5.

Может быть, оценка Сен-Симона даже слишком сурова. Ведь Лувуа, как другие государственные секретари, обладая огромной властью, оставался исполнителем воли Людовика XIV. Но фактически министр нередко навязывал королю важнейшие политические и военные решения. Поэтому будем справедливы и разделим пополам их историческую ответственность.

Какой бы ни была суровой критика современников в адрес Лувуа, она не умаляет его административных талантов и поистине «кольберовского» трудолюбия. Тот же Сен-Симон называл Лувуа «в своем роде самым великим человеком среди всех известных на протяжении многих веков» 6. Он был неутомим в работе: писал и диктовал до 70 писем в день, лично готовил планы боевых кампаний, часто даже не согласовывая их с командующими армиями, вел с ними огромную переписку, утверждал иногда даже отдельные перемещения войск, решал конкретные вопросы их снабжения и размещения.

Академик Камил Руссе посвятил жизни и деятельности Лувуа трехтомное исследование, рассказывающее «о его великих делах и совершенных им крупных ошибках» 7. Ученый тщательно изучил рукописное наследие военного министра. Оно колоссально. За тридцатилетие — с 1661 по 1691 год — его письма составили 900 томов.

Перемены в военном деле, связанные с именем Лувуа, огромны. Для их осуществления честолюбивому государственному секретарю прежде всего было необходимо сосредоточить власть в армии в своих руках. Решение этой задачи требовало дипломатического искусства, и немалого. Для начала надо было отодвинуть на задний план маршала Анри Тюренна, прославившегося победами в Италии, Германии, нанесшего поражение Конде в период Фронды. Именно Тюренн готовил планы военных кампаний и руководил войсками. С целью ослабить позиции маршала в армии Лувуа уговаривал короля подписывать боевые приказы, написанные вдали от поля боя, в тиши дворцов чиновниками военного ведомства. Вместе с тем государственный секретарь сохранил за собой право информировать Людовика о донесениях генералов, а затем сам направлял им бумаги. В итоге личная власть Лувуа усилилась. Однако он нередко использовал ее во вред военно-стратегическим интересам Франции.

Именно Лувуа, доведя централизацию в военном деле до абсурда, управлял войсками и их операциями из своего кабинета. Порочный метод, привившийся, как известно, не только во Франции. Далеки от идеала были и его принципы подбора офицерских кадров. Государственный секретарь избегал инициативных, беспокойных людей и предпочитал услужливых, льстивых, обладающих одним лишь достоинством — умением покорно внимать военному министру — человеку «высокомерному, резкому, грубому в манерах» 8.

Используя свое положение, Лувуа показывал личную власть даже самым именитым потомственным дворянам. Вначале «по мелочам». Так, к герцогам по традиции обра-щались «монсеньор» (как и к принцам, кардиналам, даже к наследнику престола). Государственный секретарь свои письма к герцогам начинал обращением «месье» (просто господин). Зная решительность Лувуа, аристократы его побаивались и в борьбу с ним не вступали. Примеру Лувуа последовали Кольбер, а затем и другие государственные секретари. Престижу герцогов был нанесен удар 9.

Власть военного министра усилилась после упразднения должности генерал-полковника пехоты — самого высокопоставленного командира в войсках, после того как в 1627 году Ришелье ликвидировал пост коннетабля — главнокомандующего армией. Генерал-полковнику в каждом полку принадлежала первая рота. Другие высшие военные посты (командующий кавалерией, командующий артиллерией) сохранились. Командующий артиллерией занимал в вооруженных силах Франции особое положение. Он входил в число высших должностных лиц королевства — офицеров короны — наряду с канцлером, маршалами и имел особые права: мог, например, в крепости или городе, подвергшихся артиллерийской атаке, конфисковать все предметы из меди и железа — от колоколов до домашней утвари.

У Лувуа были свои верные люди среди высшего командного состава армии. К их числу принадлежал, например, Франсуа Анри Люксембург, один из учеников принца Конде. Люксембурга отличали личное мужество, презрение к опасности. Вместе с тем это был человек беспринципный, продажный, готовый на все ради удовлетворения-своего честолюбия. Маршала всегда раздирали противоречия. С одной стороны, его переполняла гордость за свое происхождение и положение, с другой — он заискивал перед министрами, фаворитами и фаворитками короля. Лувуа и Люксембурга связывали общие интересы. И вместе с тем потомственный аристократ презирал дворянина-провинциала, а самодовольный мещанин во дворянстве платил чванливому маршалу той же монетой.

Человеком Лувуа был и маршал Юксель. Он избегал опрометчивых, поспешных действий и умело пользовался таким сильным оружием, как молчание. Всегда насупленное, хмурое лицо маршала выглядывало из-под огромного парика. Улыбался маршал редко, опасаясь, как считали при дворе, показаться простолюдином. И действительно, по словам Сен-Симона, это была хитрая улыбка «большого и толстого торговца быками» 10.

Как и Юксель, маршал Аркур пользовался поддержкой и Лувуа, и влиятельных придворных дам. Именно это обстоятельство было определяющим для его карьеры, так как маршал «обладал всеми талантами, кроме военного» 11. Главная его цель состояла в том, чтобы стать герцогом.

Доверием всемогущего военного министра пользовался и Тессе, получивший звание маршала в 1692 году, уже после смерти Лувуа. Вплоть,до этой печальной даты он ни разу не выстрелил из мушкета. Но Тессе обладал качествами опытного придворного. Хитрый, обходительный, неизменно вежливый, он в совершенстве владел правилами поведения большого света.

Что же представляла собой армия Франции в начале 60-х годов, после смерти Мазарини?

Войска комплектовались на добровольных началах. Всеобщей воинской повинности не существовало. Вербовщики, спаивая и подкупая молодых людей, добивались от них письменного согласия на службу в армии. В период войны комплектовали части, которые в мирное время распускались. Большинство солдат составляли французы, но имелось и много иностранцев. Постои армии оплачивали владельцы недвижимого имущества в городах и деревнях.

Армия являлась частным предприятием, собственностью «дворянства шпаги». Она не принадлежала ни монарху, ни государству. Посты полковников и капитанов продавались, и аристократы, соперничая друг с другом, не хотели считаться ни с Богом, ни с чертом, ни с их наместниками на грешной земле. Существовал постоянный рынок военных должностей. Начиналась война — они «в цене», военные действия прекращались — военных увольняли. Немногие войсковые части, главным образом прославившиеся в боях, сохранялись. Только они и составляли постоянную армию.

Государственная казна брала на себя лишь часть расходов по содержанию армии; львиную долю оплачивали офицеры. Отсюда и право собственности полковников на их полки, капитанов — на их роты. Офицеры сами набирали солдат, экипировали их, кормили, приобретали и содержали лошадей, расплачивались из своего кармана за одежду, оружие, продовольствие. Солдаты, многие обманом завербованные на военную службу, часто голодали и занимались воровством, грабежами, мародерством 12.

Капитан вербовал определенное число людей. Новобранцам нерегулярно и с большим опозданием выплачивалось жалованье. Минимальный срок службы солдата составлял 4 года. После этого он мог завербоваться снова.

За каждого рекрута-пехотинца капитан получал от короля 10 экю, кавалериста — 50 экю. Пехотный капитан получал 75 ливров в месяц в мирное время и в полтора раза больше — в военное. Из жалованья каждого своего подчиненного капитан мог удерживать несколько су в день для оплаты расходов по уходу за оружием, обувью, одеждой. Если в роте насчитывалось 50 человек, капитан получал единовременно 3 солдатских оклада, 60 человек — 5 окладов. Повинность несло население тех мест, где размещались войсковые части. Кроме ночлега, места у очага деревня обязана была выплачивать по 5 ливров на содержание каждой роты.

Солдат селили у местных жителей. Они предоставляли жилье, посуду, соль квартирантам. Города, откупаясь от тяжкой повинности, снимали для войск помещения. Их называли казармами. Начиная с 1670 года с целью выколачивания тальи и наказания строптивых в частных домах селили драгун — конных пехотинцев. Грубая солдатня быстро вынуждала самых упорных идти на уступки, платить налоги.

Итак, что же изменилось в армии Франции в период правления Лувуа?

В XVII веке в европейских государствах в мирное время стремились до минимума сократить численность войск. Возникала угроза войны — срочно набирали наемников и призывали дворян. Людовик XIV и его военный министр нарушили эту традицию. После подписания в 1668 году мирного договора в Ахене, завершившего франко-испанскую войну из-за испанских Нидерландов, во французской армии осталось 50 тысяч пехотинцев и 15 тысяч кавалеристов. Через десять лет эти цифры удвоились. Содержание столь многочисленной армии обходилось дорого. Но Людовик XIV, как в будущем Наполеон, всегда располагал опытными войсками, готовыми немедленно приступить к боевым действиям. Большое преимущество перед неподготовленными к войне соседями!

Армия превратилась в единое целое, подчиненное центральной власти. Была введена новая должность — бригадный генерал — в пехоте и кавалерии. Это дисциплинировало полковников, ограничило их свободу управления войсками в военное время, нередко граничащую с произволом. Возникла служба инспекторов, следивших за состоянием и дисциплиной в воинских частях. Их доклады представлялись вначале Лувуа, а затем королю.

«Дисциплина была абсолютной как в дипломатии, так и в армии Людовика XIV» 13. Порядок в армии поддерживали различными средствами, в том числе и фиксированным жалованьем, установленным Лувуа: пехотинцу выплачивали 5 су в день, кавалеристу — 15 су. Но и в те времена существовала система «приписок». С целью получения дополнительных денег из казны составлялись фальшивые списки с «мертвыми душами». А на смотрах появлялись на короткое время подкупленные лжесолдаты (пас-воланы). Власти вели беспощадную борьбу с этими «пришельцами», прибегая к варварским методам устрашения. Виновных в обмане секли плетьми, проводили сквозь строй. Затем ввели клеймение: палач раскаленным железом выжигал лилию на щеке или на лбу пас-волана, осмелившегося нанести ущерб интересам короля и его армии. Но и этого Лувуа казалось мало. Установили смертную казнь для пас-воланов, замененную через несколько лет снова клеймением и отрезанием носа.

Средневековые нравы! Но не они определяли положение в армии. В ее организации произошли глубокие перемены. Появились полки драгун (конных пехотинцев), артиллерийские полки, части гранатометчиков и стрелков. Создавался инженерный корпус. Были построены госпитали, казармы (в Париже, Версале, Лилле, Меце), арсеналы (в Дуэ, Меце, Страсбурге), склады продовольствия и фуража.

Во французской армии вводилась и форма. Вводилась постепенно, по воле полковников и капитанов и для начала в наемных иностранных частях. Но с 1672 года военная форма существует официально, хотя единообразие в одежде утверждалось с немалыми трудностями.

Иным было отношение к оружию. Офицеры строго выполняли правила, устанавливавшие длину шпаги и пики, калибр мушкета, форму и размеры портупеи и патронташа. Четверть века вели между собой борьбу сторонники и противники использования ружья во французской армии, пока спор не был решен Вобаном (военным инженером, генеральным комиссаром фортификаций): он придумал штык, заменивший сразу и мушкет, и пику. Только в 1670 году королевский ордонанс установил, что в каждой роте четыре стрелка должны иметь ружья. До этого, если ружья обнаруживали в пехотных частях, их немедленно уничтожали и заменяли мушкетами. Ружья имели привилегированные войска: мушкетеры короля, гренадеры, драгуны. Первый стрелковый полк появился только в 1671 году 14.

В последние годы своей жизни Лувуа завершил перевооружение войск. В 1690 году имелось 107 рот карабинеров-солдат, вооруженных коротким ружьем с нарезным стволом. Всего их насчитывалось свыше 3 тысяч. В периоды военных действий формировали объединенную бригаду карабинеров.

В начале XVIII века в армии Франции полностью исчезли мушкеты и пики.

Имя Лувуа связано не только с перевооружением французской армии. Он стоял у истоков всеобщей воинской повинности в стране.

В 1688 году королевский ордонанс обязал интендантов набирать мужчин в возрасте от 20 до 40 лет для службы в милиции (местные воинские формирования, создаваемые коммунами для оказания помощи регулярной армии). Каждый церковный приход за свой счет одевал и вооружал трех солдат, выплачивал им ко 2 су в день. Командовали милицейскими частями офицеры короля. Обучение военному делу проходило по воскресеньям и праздникам. 50 человек — рота, 18—20 — полк. За короткий срок сформировали 30 полков. Срок службы для милиционеров, установленный в два года, практически доходил до четырех лет. Спасались от воинской повинности всеми доступными способами: женились, уходили в монастыри. Иногда новобранцев приводили в кандалах.

На протяжении 1704—1712 годов все милицейские части влились в регулярные войска. Сделали это самым простым способом: добавили по одному батальону в каждом пехотном полку и по одному эскадрону в каждом кавалерийском полку. Число солдат в пехотной роте возросло до 60 человек.

Так зарождалась национальная армия, формируемая на основе всеобщей воинской повинности.

При Лувуа во Франции насчитывалось 200 тысяч дворян. Из них 20 тысяч находились на военной службе. Офицерский корпус более чем на три четверти состоял из дворян. Они имели право носить шпагу везде, даже в кабинете короля, владеть любым количеством оружия. Иногда это были настоящие арсеналы.

Изменился и порядок прохождения военной службы дворянами. Каждый из них, кроме принцев крови, начинал со скромной должности курсанта (кадета), а затем командовал ротой кавалеристов или становился лейтенантом. Государственный секретарь лично устанавливал «цены» на командные должности. Кавалерийский полк стоил 22 500 ливров, рота — 12 тысяч ливров. В «престижных» войсках выплачивали суммы более крупные. Гвардейская рота обходилась в 80 тысяч ливров. Правда, в этом случае у командира открывалась перспектива быстрого получения звания полковника. Принимал такие решения Людовик XIV, хотя Лувуа был противником ускоренного продвижения королевских фаворитов по служебной лестнице.

Происхождение перестало быть решающим критерием при получении воинских постов и званий. В табели о рангах, принятой по инициативе Лувуа в 1675 году, предусматривалось, что среди равных по званию офицеров старшим являлся тот, у кого за плечами более длительный срок службы. Старшинство стало для высших должностей в армии основой продвижения по служебной лестнице. Это одна из наиболее революционных мер, осуществленных Лувуа. По рыцарским законам средневековья был нанесен сокрушительный удар 15.

Итак, открылась новая страница в истории французской армии. В значительной мере благодаря усилиям Лувуа она на протяжении почти трех десятилетий была самой крупной военной силой в Европе. Огневая мощь французских войск возросла в связи с использованием патронов и гранат. Из ружья уже можно было выстрелить один раз в минуту. Стреляли залпами. Боевые порядки размещались в глубину. Солдаты осуществляли сложные маневры. Настало время первенства пехоты. В ее составе драгуны получили возможность быстро перемещаться верхом.

Возникли новые рода войск (артиллерийские, саперные, инженерные), специальные службы (интендантская, медицинская). Модернизации армии содействовали выдающиеся военачальники — Тюренн, Люксембург, Вилар. Талантливым военным строителем был Вобан. Воздвигнутые под его руководством на границах Франции крепости защищали страну от внезапного вторжения, вынуждали противника к долгим и изнурительным осадам.

Война, мир и дипломатия всегда тесно взаимосвязаны. Дипломатия по природе своей призвана служить мирным отношениям между народами, сохранять и укреплять их. Но, увы, как часто в истории дипломаты прокладывали путь к истребительным конфликтам, а затем, нередко на руинах войны, строили хрупкое здание временного затишья в межгосударственных отношениях. Иными словами, функции дипломатической службы неоднозначны. «При Мазарини дипломатия играла первостепенную роль, а война приходила лишь после нее и являлась вспомогательным средством. Людовик XIV перевернул эту последовательность. Вначале он вел войну, а дипломатия прокладывала войне дорогу и закрепляла в договорах сводки завоеваний» 16. Справедливая оценка Камила Руссе! Он подтверждает ее, анализируя роль Лувуа во внешней политике и дипломатии Франции. Государственный секретарь, по словам ученого, «создал в противовес обычной дипломатии конкурирующую с ней военную дипломатию». Это была мечта Лувуа. Он осуществил ее с согласия и при потворстве Людовика XIV, который фактически стал соучастником маневров министра.

Дела дипломатические всегда интересовали Лувуа. Это естественно. Ведомства по иностранным и военным делам не могут не сотрудничать в хорошо налаженном государственном аппарате. К тому же министр занимался не только делами военными. В его ведении находились пограничные районы, где непосредственно затрагивались международные интересы французского королевства и его соседей. От интендантов и военных, от своих людей во французских посольствах, от многочисленных секретных агентов Лувуа систематически получал информацию.

Военная разведка активно содействовала набору иностранцев для французской армии. «Солдаты фортуны» представляли собой большую силу. В одном только 1672 году Лувуа сформировал за рубежом несколько полков — шотландский, английский, немецкий, испанский, два ирландских. Солдат вербовали в Парме, Лукке, Модене, Флоренции. Набранный в короткие сроки итальянский полк насчитывал 3 тысячи солдат. В 1700 году Франция имела под ружьем 360 тысяч человек, из которых 60 тысяч составляли иностранные солдаты 17. Людовик XIV высоко оценивал их боевые качества. Когда однажды его поздравляли с успехами французской армии, он ответил: «Скажите лучше — армии Франции».

Своих агентов военный министр умело использовал и для закупок военных материалов в других странах, даже в тех, против которых готовились военные действия. Доверенные лица Лувуа накануне войны с Голландией, приобрели в этой стране 100 тысяч фунтов пороха, 160 тысяч фунтов селитры, 200 тысяч фунтов свинца, 200 тысяч фунтов серы.

Лувуа всегда интересовала дипломатия. Он участвовал в переговорах с англичанами о выкупе у них Дюнкерка в 1663 году. После смерти Юга де Лиона 1 сентября 1671 года Лувуа исполнял обязанности государственного секретаря по иностранным делам. Как пишет Руссе, «дипломатия в это время была лишь орудием войны» 18.

...В 1672 году французская армия под командованием Тюренна и Конде вторглась в Голландию. 22 июня голландцы прорвали плотины. Вода затопила обширную территорию, и французские войска вынуждены были отступить. В этот же день послы Голландии прибыли в Версаль для переговоров. Лувуа вел их вместе с Помпоном. Они начались 29 июня. Голландцы соглашались на большие уступки. Они отдавали Франции Маастрихт — часть епископства Льеж на Мозеле, весь Брабант, северная часть которого с 1609 года принадлежала Испании, всю голландскую Фландрию, крепости на Рейне. Иными словами, Соединенные провинции сохраняли только свою собственную территорию да к тому же соглашались выплатить французам 10 миллионов ливров компенсации. Генрих IV, Ришелье и Маза-рини даже мечтать не могли о подобных условиях.

Мир по всем законам Божьим и человеческим следовал подписывать немедленно. Так бы, видимо, и поступил государственный деятель-реалист, не ослепленный честолюбием и гордыней. Но Лувуа хотел не ослабить, а уничтожить Голландию. Он потребовал дополнительно еще Нимвеген, южную часть провинции Гельдерланд и другие территории, а также 24 миллиона ливров контрибуции. Эти требования были чрезмерными. Однако грозный министр пошел дальше. Он настаивал — последняя капля в чаше гнева голландских дипломатов — на свободе католического вероисповедания на всей территории Соединенных провинций. Министр хотел унизить соседнюю республику и требовал, чтобы в Голландии была выпущена золотая медаль в знак благодарности французскому королю за заключение мира.

Унизительные, неприемлемые для суверенного государства условия! Переговоры были прерваны. Они явились одной из причин могучей вспышки народного гнева. Республика в Голландии свергнута. К власти пришел Вильгельм III Оранский (штатгальтер — правитель — Нидерландов, король Англии с 1689 года) — непримиримый враг Людовика XIV. Ответственность за провал франко-голландских переговоров нес Лувуа. Лично для него ситуация стала катастрофической. «Никогда на протяжении всей долгой карьеры Лувуа его судьба не подвергалась столь серьезной угрозе» 19, — справедливо замечает Руссе. Спас сына отец. Он сумел ослабить удары, наносимые по Лувуа его самым опасным врагом — Тюренном, которого поддерживал Кольбер. Канцлер обратился за помощью к Конде, восстановив его против Тюренна. Конде не поддержал атаку на военного министра, и тот сохранил свое кресло.

Тяжелый урок не отрезвил Лувуа. Он продолжал вмешиваться в дипломатические переговоры. Поддерживал прямые контакты, минуя короля и государственного секретаря по иностранным делам, с французскими дипломатами в иностранных государствах, в частности с послом в Лондоне Куртеном.

Война шла между двумя союзами: Франции и Швеции, с одной стороны, и Голландии, Испании, империи Габсбургов, Бранденбурга и Дании — с другой. При таком соотношении сил позиция Англии имела первостепенное значение для Людовика XIV. В январе 1677 года Лувуа неоднократно предлагал Куртену добиться перемирия с англичанами на два-три года, подписать с ними на выгодных для Англии условиях навигационный договор. Министр подчеркивал: «Используя разумные мотивы и деньги, иногда можно добиться от людей весьма многого» 20. И денег министр не жалел. Куртен получил крупные суммы для подкупа членов палаты общин. Сначала 100 тысяч ливров, затем еще 200 тысяч.

Располагая столь мощными средствами для поддержки союзников, посол, тем не менее, был настроен пессимистически. «Англичане нас ненавидят», — писал он Лувуа. И, подтверждая свою мысль, замечал: «Англичане продадут все вплоть до последней рубашки [именно такое выражение они употребляют] для войны с Францией во имя сохранения Голландии» 21.

Как, увы, часто бывает в отношениях между друзьями, именно Лувуа сыграл роковую роль в судьбе Куртена. Посол был небогат. Королевских денег на расходы ему не хватало. И он настойчиво просил о прибавке к жалованью, намекая, что если не получит ее, то готов отказаться от обременительных дипломатических обязанностей. Куртен полагал, что его хитрость принесет плоды и он добьется желаемого результата. События пошли по иному, непредвиденному послом пути: его отставка была принята. Потрясенный Куртен обратился за помощью к Лувуа. И уже 21 мая получил ответ министра в духе его представления о дружеском долге: «Вы просили об отставке, и я, как всегда, одним из первых Вам поверил» 22.

Тактика мирных переговоров у Лувуа была своя, особая. Камил Руссе так характеризует ее: «Завоевать мир, наступая, а не покупать его отступлением — такова была возрожденная политика прежнего Рима, которую Лувуа представлял Людовику XIV как наиболее быстро дающую результаты, наиболее эффективную и наиболее престижную» 23.

И Лувуа наступал. Новый посол в Лондоне Барийон 16 февраля 1678 года получил от государственного секретаря указание: «Помешать английскому парламенту договориться с королем Великобритании о войне с Францией». Лувуа считал необходимым выиграть хотя бы 12—15 дней. Дело было срочное: от участия или неучастия Англии в военных действиях зависел их исход.

Карл II фактически был на содержании у Людовика XIV, регулярно получал огромные суммы из французской казны. Зная об антивоенных настроениях в парламенте, он попросил ассигнования на вооружение 90 кораблей и 40 тысяч человек. Король рассчитывал, что депутаты отклонят его просьбу. Так и произошло. В нескольких письмах Людовику и Лувуа — 10, 17, 19 февраля — Барийон сообщал, что Карл II не объявит Франции войну до 10 марта, если ему будет единовременно выплачено еще 6 миллионов ливров. За эту сумму и был куплен английский нейтралитет. Этот шаг вызвал презрительное замечание с совершенно неожиданной стороны — со стороны первого министра Англии. Он с редкой для английских государственных деятелей откровенностью заявил Барийону: «Если бы Кромвель был во главе нации, король Франции пользовался бы большим уважением»24. Глава британского правительства не скрывал, что считал недостойным двух великих стран их сотрудничество, основанное на подкупе.

Но для Людовика XIV и его военного министра никакие моральные аргументы не являлись препятствием для осуществления агрессивных, захватнических замыслов. Пример — политика «воссоединений» (от французского слова «реюньон»), одним из инициаторов которой был Лувуа. Идея казалась простой и эффективной. Специально созданные Объединительные палаты в парламентах Меца, Безан-сона и других городов изучали старые договоры Франции с ее соседями и устанавливали «зависимости» тех или иных чужеземных районов, городов, селений от уступленных некогда французам земель. Затем владельцев «спорных» территорий приглашали для защиты своих прав. Они либо не являлись по вызову, либо требовали различного рода компенсаций. В итоге французы мирным путем прихватили полунемецкое графство Монбельяр, герцогство Цвейбрюкен в Пфальце, являвшееся собственностью шведского короля, и другие территории. Некоторые из французских приобретений находились в нескольких километрах от германских городов Кобленца и Майнца.

Волна протестов прокатилась по империи Габсбургов. И Людовик XIV вынужден был отказаться от разбойничьих методов решения территориальных вопросов. Правда, ненадолго. В 1687—1688 годах французские войска по приказу Лувуа огнем и мечом прошлись по городам и деревням Пфальца, расположенного по левому берегу Рейна, на север от Эльзаса. «Вопреки нашим собственным интересам и военным соображениям были сожжены большие города: Вормс, Спейер, Гейдельберг, много других, менее значительных, самые богатые и самые лучшие районы в мире. В своих опасных намерениях мы дошли до того, что запретили сеять по обе стороны Мааса» 25, — писал герцог Вилар, маршал Франции.

Одной из основных черт Лувуа была жестокость. Именно по его приказам французские войска бесчинствовали на германской земле, опустошали города и деревни, расправлялись с населением. Эти злодеяния восстановили против Франции всю Европу. А Лувуа требовал все новых репрессий. Он, например, настойчиво предлагал королю сжечь Трир. Дважды получив отказ, он на третий раз заявил Людовику, что отдал приказ об уничтожении города. Разгневанный монарх с каминными щипцами в руках бросился на своего министра, под страхом смерти требуя от него немедленно остановить очередную кровавую расправу. Правда, Лувуа еще не успел привести свое жестокое намерение в исполнение: гонец ждал сигнала, чтобы отправиться с приказом министра в путь. Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения монарха. Некоторые французские историки утверждают, что в тот самый день, когда 50-летний Лувуа скоропостижно скончался, был заготовлен королевский приказ о его аресте и заточении в Бастилию.

Вначале Лувуа похоронили в Доме инвалидов. Но, видимо, Людовик XIV и его окружение сочли это место слишком престижным для министра, и в январе 1699 года гроб перенесли в мавзолей в церкви капуцинов на Вандомской площади. Церковь впоследствии разрушили, чтобы проложить дорогу по улице Мира. Останки покойного предали земле в церкви при больнице Тонер в Париже. Здесь же находится памятник — фигура спящего Лувуа из белого мрамора. Стоя на коленях, молится женщина, подняв глаза к небу. Это жена Лувуа Анна де Сувре. У основания — две бронзовые фигуры: Мудрость и Бдительность. Обладал ли военный министр Людовика XIV этими необходимыми для государственного деятеля качествами? Увы, далеко не в полной мере.