ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я поймал Сэма Свортвута на слове и обратился к нему за помощью. Он принял меня в кафе Тонтина, где они заседают каждый день. С ним был Мордекай Ной, он стал недавно его помощником в управлении нью-йоркского порта.
Ной благосклонно меня вспомнил. Долго говорил об индейцах, которые, по его мнению, являются заблудшим племенем Израилевым.
— А то зачем бы я — сами посудите! — присоединился к Таммани? — Произнеся эту чушь, он ушел.
— Ну, нравится вам копаться в старых сундуках? — Свортвут вечно пьет испанское вино — и не всегда говорит членораздельно. Тем хуже для меня.
— Великий он человек. Полковник. И жизнь его великая прошла впустую. Послушали бы вы, как о нем говорит генерал Джексон. «Клянусь всевышним, ярчайшая личность в нашей политике!»
— Почему же тогда президент не платит полковнику деньги, которые ему задолжали еще с Революции?
— Он не смеет. Не смеет ничего сделать для полковника. Так прямо ему и сказал, когда был проездом в городе в прошлом году.
— Они встречались? — Полковник ни разу даже не обмолвился о встрече с президентом.
— Сам видел. — Свортвут подмигнул. Заказал еще вина. — Видишь ли, Старая Коряга — как и я — как бы протеже полковника.
— Еще с Запада?
— Еще с Запада. Еще раньше. С тех пор как Теннесси присоединился к Союзу — благодаря полковнику, который в то время был в сенате. Старая Коряга был первым конгрессменом от штата, и первый, кого он посетил, когда приехал в Филадельфию, был сенатор Бэрр.
Правда это? Не знаю. Но я все записываю.
Я спросил, каковы были намерения полковника в Мексике, но выжал из Свортвута только одно:
— Меня арестовали. Ты знал? В цепях таскали несколько месяцев. Масса Том хотел доказать, что все мы предатели. Но если кто предатель, это он сам, а не мы. — Воспоминания Свортвута стали несколько сбивчивы. В конце концов я спросил, нельзя ли встретиться с ним утром, и он сказал, что будет в восторге. Он готов всячески служить полковнику.
Уходя, я спросил:
— А что же такого «презрительного» сказал Гамильтон про полковника Бэрра? Из-за чего они дрались на дуэли?
Свортвут долго смотрел на меня покрасневшими глазами.
— А ты не знаешь?
— Нет. Полковник не говорит.
— Он и не скажет. Мерзкая история. И Гамильтон рассказывал ее направо и налево.
— Что же говорил о полковнике Гамильтон?
— Да просто говорил, будто Аарон Бэрр находился в интимной связи с собственной дочерью Теодосией.
Лишь на полпути к дому я стал думать: а не может так быть, что Гамильтон все-таки сказал правду?
«Он никого другого и не любил!» Пронзительный голос мадам звенел у меня в ушах.