Глава 17

19 ноября 1524 г.

От свежего воздуха, чистого снега и ясного неба Вольфгера отделяла стена.

Стена была очень старая, грубо выложенная из кирпича, с застывшими потёками строительного раствора, заросшая паутиной. Почему-то барон знал, что через стену можно пробиться, нужно только посильнее упереться ногами в пол, налечь плечом, и кладка раздастся, лопнет, растечётся. Снова и снова Вольфгер изо всех сил бился в древние камни. Сначала стена подавалась и неохотно пропускала его между кирпичами, но потом становилась всё более вязкой, каждый шаг давался с огромным трудом, и, наконец, Вольфгер окончательно застревал в тягучем, как болотная жижа камне. Руками он тщетно разгребал наползающую массу, но она не давала двигаться, забивала глаза, уши, рот и нос, Вольфгер хрипел, задыхался, терял сознание и… в который раз оказывался перед знакомой до отвращения стеной. Каменная кладка, удушливый запах пыли, шаг вперёд, наползающая, давящая масса…

Вольфгер с трудом открыл глаза.

Тяжёлый, однообразно повторяющийся то ли сон, то ли кошмар нехотя отступил, и барон пришёл в себя. Он лежал на спине, на стылом каменном полу, кожу лица стянуло засохшей кровью. Вольфгер ощупал себя – ран вроде не было, только на затылке набухла здоровенная шишка. И он ничего не видел. Вообще ничего. Вольфгер поднёс ладони к глазам и не увидел их. Вокруг была абсолютная, непроглядная тьма. У него перехватило дыхание: «Неужели я ослеп от удара по голове?! Да нет, не может быть… А где гном?»

– Рупрехт, – позвал он, – ты где?

Во рту у Вольфгера пересохло, язык еле ворочался, поэтому голос барона прозвучал хрипло и очень тихо, но гном услышал его.

– Очнулись, господин барон? – прозвучало откуда-то из темноты,– слава Великому Творцу, а то я уж боялся, что вам дубинкой все мозги вышибли…

– Рупрехт, я ничего не вижу! – пожаловался Вольфгер.

– Так и я ничего не вижу, – жизнерадостно откликнулся гном, – хотя к темноте приучен сызмальства. Очень уж здесь темно, окон-то нет.

– Выходит, я не ослеп? – с громадным облегчением спросил барон.

– Ну, это проверить легче лёгкого, – ответил гном, – щас, подождите, коптилку засвечу.

Он, как огромная крыса, завозился и зашуршал в темноте, потом что-то щёлкнуло, и Вольфгер увидел крошечный язычок света. Лицо Рупрехта подсвечивалось снизу, поэтому на него ложились странные и жутковатые шатающиеся тени. Гном был похож на мертвеца.

– Иисусе… – выдохнул Вольфгер, – я вижу…

– Конечно, видите, господин барон. Вот что я сейчас делаю?

– Коптилкой размахиваешь слева направо, а сейчас – сверху вниз…

– Точно, стало быть, глаза целы. А теперь попробуйте сесть.

Вольфгер оперся руками о пол и попробовал приподняться. В голове взорвалась боль, в ушах зашумело, накатила дурнота. Барон застонал и опрокинулся на спину.

– Эк они вас приложили… – пробурчал гном.

– Кто они-то? – прохрипел Вольфгер. – Слушай, а вода есть?

– Воды нет, – с сожалением ответил Рупрехт, – я тут всё обшарил, пусто, а пить ужас как хочется. Кто нас захватил, я понятия не имею, но это не монахи, мужики какие-то. Вы, когда в калитку вошли, сразу дубиной по голове получили – они за стеной прятались, нас поджидаючи. Наверное, вас шапка спасла, а то бы убили. Мужики-то здоровенные, били со всей дури. Я даже сопротивляться не стал, так, для виду поупирался. Ну, дали пару раз по рёбрам, и всё, подумаешь, дело привычное. Мне руки связали, а вас и связывать не стали, да и скинули вот в этот вот подвал, и даже крышку не заперли. Но люк высоко, никак не достать, я уже по-всякому пробовал, руки-то я себе сразу развязал.

– А что за мужики, не знаешь? – спросил Вольфгер.

– Они не представились, – пожал плечами гном, – и ливрей гербовых на них не было. Со мной они и слова не сказали, а между собой трепались, что утром, дескать, их пастор должен приехать, Штюбнер или как-то так, вот пусть он и решает, что с нами делать. Но, судя всему, ничего хорошего нас не ждёт. Если убьют быстро, считай, повезло.

– Пастор? Значит, секта какая-то евангелическая. Н-да, невесело… Эти сектанты сплошь одержимые. Им убить – как почесаться. Надо нам с тобой выбираться отсюда, пока не поздно. Попробую-ка я всё-таки встать…

Медленно и осторожно Вольфгер сел. В этот раз боль в голове была не такой сильной. Подождав несколько минут, он осторожно встал на колени, а потом поднялся на ноги. Барона пошатывало, но стоял он более-менее твёрдо.

– Рупрехт, а откуда у тебя светильник? – спросил барон.

– Это рудничная коптилка, склянка с земляным маслом, в ней фитилёк и кремень с колёсиком. Моя работа! – с ноткой гордости пояснил гном. – Ни у кого такого нет, а я придумал! Он долго гореть может, только света даёт совсем чуть-чуть. Когда нас обыскивали, оружие забрали, а коптилку не нашли. Повезло…

– Ладно, – сказал Вольфгер, – показывай, где тут люк? Давай я тебя на плечах подниму, попробуй подтянуться.

Они подошли к люку и Вольфгер поставил Рупрехта себе на плечи, придерживая его за ноги. Увесистый гном долго возился в темноте, осторожно переступая на плечах барона, кряхтел, чертыхался, наконец, тяжело спрыгнул на пол.

– Ничего не выходит! Люк-то не закрыт, но там, оказывается, сверху ещё решётка есть, они её не заперли, а чем-то тяжёлым придавили, у меня сил не хватает её сдвинуть, все руки изодрал, не ухватишься толком.

– Сможешь меня на плечах удержать хоть немного? – спросил Вольфгер.

– Попробую… – с сомнением ответил гном.

Но барону тоже не удалось открыть решётку.

– Здесь не выберемся, – прохрипел он, сжимая ладонями пульсирующие виски. – Другого выхода нет? Ты всё осмотрел?

– Весь подвал облазил, да не по одному разу, даже стены простучал. Нет здесь второго выхода. Может, до утра подождём, когда за нами придут? Нападём на это мужичьё, перебьём их, да и все дела…

– Голыми-то руками? Ох, вряд ли… Получим арбалетный болт в спину или копьём в бок. А знаешь, что самое плохое?

– Что? – спросил Рупрехт, – у меня выбор этого самого плохого такой богатый, что я даже не знаю, что выбрать.

– Самое плохое, – не принял шутки Вольфгер, – это то, что, не дождавшись нашего возвращения, девушки, монах и Карл отправятся нас искать, и тоже окажутся в плену. Отца Иону и Карла убьют, а вот о том, что сделают с Утой и эльфийкой, я даже думать не хочу. Нет, надо выбираться отсюда, во что бы то ни стало.

– Надо, – кивнул гном, – кто бы спорил? Мне здесь тоже не больно-то нравится, вот только как?

– Когда я без памяти лежал, – задумчиво сказал Вольфгер, – у меня в голове что-то вроде бреда или кошмара крутилось, будто я сквозь стену пытаюсь пройти. Думаю, это неспроста, должен здесь где-то быть тайный ход.

– Ну, может, и должен, так ведь нету! – возразил гном, – я всё обыскал…

– Значит, это потаённый ход, такие бывают, я читал, – упрямо сказал Вольфгер. – ты какие-нибудь заклятия, открывающие ходы, знаешь?

– Я философ, а не ярмарочный колдун! – обиделся тот.

– Послушай, Рупрехт, – терпеливо сказал барон, – выбор у нас с тобой небогатый, и жить нам осталось всего-то до утра, если не сумеем отсюда выбраться. Скажи на милость, что мы теряем, если ты попробуешь открыть ход заклинанием? Я вот, например, ни одного не знаю, а то бы и просить тебя не стал. Ну?

– Ладно… – нехотя сказал гном, – я попробую. Только всё равно ничего из этого не выйдет, глупость какая-то!

– Давай-давай, пробуй, а я пока прилягу, голова никак не проходит…

– Только не смотрите на меня! Я не могу колдовать, когда смотрят, тогда уж точно ничего не выйдет!

– Я глаза закрою, – покладисто сказал барон, – только ты, уж пожалуйста, попробуй всё, что знаешь.

Вольфгер лёг на спину и, как обещал, закрыл глаза. Гном отошёл в сторону, уселся на пол, скрестив ноги, поставил перед собой коптилку и стал читать заклинания, время от времени делая руками странные пассы.

Вольфгер сначала прислушивался к его бормотанию, потом головная боль стала потихоньку стихать, и он погрузился в поверхностный тревожный сон.

Вдруг барон ощутил, что через опущенные веки пробивается свет. Он открыл глаза и рывком приподнялся.

– Что такое? Откуда свет?!

– Дык это… Кажется, получилось… – изумлённо пробормотал Рупрехт. – Вон оно, смотрите…

Вольфгер повернул голову и увидел, как в дальнем углу подвала постепенно разгорается тусклое, болотно-зеленоватое сияние, освещающее низкую дверцу с полукруглым решётчатым завершением.

– Откуда она взялась? – потрясённо спросил гном, – её же там не было, я смотрел!

– Потом будем рассуждать! – воскликнул Вольфгер и вскочил, – скорее, пока не исчезла!

Они подбежали к дверце, и гном дёрнул за кованую ручку. Дверь без скрипа открылась, за ней виднелся коридор.

– Ну? – сказал Рупрехт, – была, не была! – и шагнул из подвала. Вольфгер бросился за ним.

Перед беглецами лежал ход, выложенный тёсаными каменными плитами. Неровные стены переходили в сводчатый потолок, выход терялся в темноте. Вольфгер оглянулся и охнул: дверь, через которую они только что прошли, исчезла. На её месте была груда битого камня от пола до потолка.

– Расплющи меня предначальный молот, этому завалу лет сто, не меньше, – потрясённо сказал гном, дёргая себя за бороду, – мы же только что здесь прошли, как такое может быть?

– Магия! – ответил Вольфгер, – вот, что я тебе скажу. Пойдём, надо от греха выбираться отсюда.

– Постойте, господин барон, – сказал гном, придерживая Вольфгера, – пропустите меня вперёд. Здесь могут быть устроены всякие ловушки, я-то их увижу, а вы – нет. Кто знает, что эти ваши монахини тут понастроили…

– Вряд ли это построили монахини…

– А кто тогда?

– Не знаю… Монастырь построен давно, очень давно, а кто и в честь какого святого его строил, уже и позабыли. В старых монастырях попадается всякое – и доброе, и злое. Знаешь что, пойдём скорее отсюда, а то мне кажется, будто сейчас кошмар станет явью – стены сомкнутся и раздавят нас.

– Бывает… – равнодушно откликнулся гном, – это просто такая болезнь, не обращайте внимания. У вас, людей, нет привычки жить под землёй, в этом всё дело. Вот выберемся наружу – пройдёт.

– Стены точно не движутся? – нервно прошептал Вольфгер. – Кажется, я схожу с ума!

– Идём, уже идём, – успокоил его гном, поднял коптилку над головой и осторожно двинулся по коридору, держась ближе к правой стене.

Коридор был совершенно пустым и очень, очень старым. На полу лежал толстый слой пыли, которая удушливыми облачками взлетала из-под ног. Как Вольфгер ни старался, никаких следов он не увидел. По коридору не ходили десятки, если не сотни лет.

Поворот, ещё поворот, вдруг гном остановился:

– Чувствуете?

– Ничего не чувствую, а что?

– Стало заметно холоднее и потянуло свежим воздухом, скоро выход, и этот выход открыт!

Двери, действительно, не было, но выход оказался заперт железной решёткой. Гном толкнул её, потряс, решётка не поддавалась.

– Ну, вот, – разочарованно сказал он, – и что теперь делать?

– Отойди-ка, – попросил Вольфгер.

Он упёрся руками в стены коридора, отвёл ногу и изо всех сил пнул сапогом в решётку. В замке что-то щёлкнуло, и решётка подалась.

– Ну, вот, хоть тут не потребовалось сложных решений…– сказал барон.

Гном осторожно приподнял на петлях пронзительно скрипящую решётку. Она открылась на треть и застряла, снаружи что-то мешало.

Вольфгер и гном кое-как протиснулись через щель и оказались во рву под стеной монастыря.

– Слава Богу, выбрались, – облегчённо сказал Вольфгер.

Он зачерпнул ладонью снег и стал жадно сосать его, потом с наслаждением обтёр лицо и руки.

– Куда нам теперь?

– Пойдём вдоль стены, – предложил гном, – как дойдём до ворот, у которых нас захватили, сразу станет ясно, куда идти… Ай!

– Ты чего? – спросил Вольфгер, поднимая под мышки растянувшегося во весь рост гнома.

– Споткнулся обо что-то, сейчас посвечу… Великие боги!.. Господин барон, посмотрите сюда…

– Теперь ясно, что стало с монахинями, – тяжело сказал Вольфгер, – наверное, они все здесь…

Под ногами у них лежали замёрзшие трупы в монашеских рясах. Мёртвые лица были покрыты чёрными потёками и страшно изуродованы.

Рупрехт долго молчал, глядя на седые волосы монахини, вмёрзшие в снег у него под ногами, а потом вдруг неожиданно резким и скрипучим голосом сказал:

– Вот что, господин барон, нам нельзя уходить отсюда.

– Почему нельзя?

– Потому что мы должны отомстить. За них, – гном показал на трупы, – и за нас.

– Как? Голыми руками?

– Хорошо, – сказал гном, – вы правы, уходите. На вас ответственность за весь отряд, вам нельзя рисковать. А я останусь.

– Постой, Рупрехт, – раздражённо сказал Вольфгер, – ты что, считаешь, что я струсил?

– Я ничего такого не говорил, – холодно ответил гном, – но я остаюсь. У меня к этим разбойникам свой счёт, и я буду их убивать. Заберу с собой сколько смогу.

– Но… – начал Вольфгер и вдруг почувствовал, что в овраге стало немного темнее. Он поднял голову и увидел на фоне предутреннего неба маленькую фигуру. Сначала он подумал, что это ещё один гном, но потом понял, что ему здесь появиться неоткуда, и на самом деле это ребёнок. Вольфгер незаметно схватил гнома за руку и прошептал:

– Смотри, Рупрехт, к нам пришёл какой-то малыш! Позови его, ты маленький, он тебя, может, не так испугается.

Гном, стараясь не делать резких движений, вышел из-под стены монастыря и негромко сказал:

– Послушай, э-э-э… дитя, не бойся нас, мы не сделаем тебе ничего плохого!

– Я не боюсь вас, – спокойно ответил ребёнок, – я знаю, вы – большой рыцарь и маленький рыцарь, те самые, которых вчера захватили в плен разбойники. Я шла, чтобы освободить вас, но вы смогли вернуть себе свободу сами, вы – молодцы.

– Откуда ты узнала про подземный ход? – спросил Вольфгер.

– Мать аббатиса учила меня… ещё давно…

– Ты можешь спуститься к нам? – спросил гном.

– Сейчас, – ответила девочка и исчезла.

Вскоре она стояла перед Вольфгером и гномом, спустившись в ров по какой-то незаметной тропинке. Худенький ребёнок лет двенадцати, одетый в немыслимое рваньё.

– Не бойся нас… – зачем-то опять сказал Вольфгер.

– Я не боюсь рыцарей, они добрые. Я боюсь разбойников. Они убили мать аббатису, сестру Анни, сестру Гризельду, сестру…

– Ладно-ладно, – перебил её гном, осторожно кладя девочке руку на голову, – а тебя как зовут?

– Я – Эльза. – Я была послушницей в этом монастыре, потому что мне ещё рано принимать постриг, но мать аббатиса обещала, что через два года… А теперь… – девочка шмыгнула носом.

Вольфгер присел перед Эльзой на корточки и взял в руки её заледеневшие ладошки:

– Да ты совсем замёрзла, простудишься насмерть!

– Я хочу быть с сёстрами, – ломким голосом ответила та, – с сестрой Анни, сестрой Минной, сестрой Гризельдой… Со всеми сёстрами… Они там, – Эльза показала на овраг.

– Скажи, дитя, разбойники убили всех монахинь?

– Нет. Разбойники отобрали шестерых самых молодых, они сидят под замком.

– Зачем? – наивно спросил гном.

– Они хотят сделать с сёстрами… плохое.

Вольфгер натужно сглотнул и повернулся к гному:

– Прости меня, Рупрехт, ты был прав. Мы остаёмся.

Гном промолчал, неразборчиво хмыкнув в бороду.

– Вы должны убить разбойников, – сказала Эльза. – Для этого я и собиралась вас освободить.

– Мы постараемся, – кивнул Вольфгер, – а сколько их?

– Две руки и ещё двое. Двое на стенах, остальные сидят в трапезной. Сначала нужно убить тех, что на стенах

– В монастыре есть какое-нибудь оружие? – спросил гном.

– Нет, только у разбойников, – покачала головой Эльза.

– Ну, нет, так нет, обойдёмся как-нибудь, – вздохнул Вольфгер. – Как подняться на стены? Ты покажешь?

– Конечно, идите за мной.

Она повернулась и быстро пошла вдоль стены, привычно обходя кочки и выбоины. Вольфгер и гном поспешили за Эльзой. Они дошли до угла и свернули направо. В этой стене оказались ещё одни ворота и калитка. Маленькая послушница толкнула её и шагнула на территорию монастыря. Вольфгер и гном, переглянувшись, вошли следом. Девочка быстро шла вдоль стены, выбирая самые тёмные места. Вскоре они подошли к деревянной лестнице, ведущей наверх. Лестница была очень старой и скрипучей. Вольфгер поднимался, стараясь опираться на перила и как можно меньше касаться ногами ступеней, но, всё равно, шуму они наделали много, однако тревога так и не поднялась. Поднявшись на стену, Вольфгер понял, почему.

Снегопад усилился. Ледяной, порывистый ветер, свистел в полуразрушенных бойницах, бросал в лицо снежные заряды, слепил, сбивал с ног. В двух-трёх шагах уже ничего не было видно. С внутренней стороны монастырской стены вместо бойниц шёл сплошной каменный парапет, который скрывал гнома и девочку почти полностью, а рослого Вольфгера по пояс.

Они дошли до угла стены, и там Эльза остановилась.

– За углом сторожевая башенка, – сказала она, – в ней сидит часовой.

– А до другого часового далеко? – спросил гном, – они друг друга видеть могут?

– Далеко, вторая башенка над теми воротами, в которые вы вошли вчера. Отсюда их почти не видно, да и снегопад сегодня сильный…

– Ждите меня здесь, – сказал Вольфгер, разминая пальцы. Он пошевелил плечами, пробуя, не ограничивает ли движение одежда, и, пригибаясь, двинулся вдоль парапета. Снег предательски хрустел под ногами, но часовой, похоже, ничего не слышал. Подобравшись ко входу в башенку, Вольфгер сделал несколько глубоких вдохов и ворвался внутрь.

В башенке на каменной скамье развалился мужик в бараньем тулупе. На его обрюзгшей, щетинистой роже было разлито блаженство. Мужик жрал. Перед ним были разложены хлеб и мясо, а рядом стояла бутыль. Несмотря на сильный ветер, в башенке воняло плохо выделанной овечьей шерстью и немытым человеческим телом.

Вольфгер мельком глянул в лицо часового, и в его памяти тут же всплыли седые, окровавленные волосы, вмёрзшие в снег.

Что было дальше, барон точно не помнил. Его сознание заволокло багровой мутью, он закричал и с какой-то запредельной силой и злобой вцепился в горло часового, ломая его кадык. Мужик захрипел, пару раз дёрнулся и обмяк, но Вольфгер не отпускал мертвеца, продолжая давить на его жирную шею.

– Отпусти его, – проник в сознание барона голос гнома, – ты ему мало что голову не оторвал, с ним уже всё…

Вольфгер не обратил внимания на то, что в минуту опасности обычно вежливый гном перешёл на «ты».

Барон с трудом расцепил сведённые судорогой пальцы и начал оттирать их снегом. Гном быстро обшарил башенку. Его добычей стал скверно откованный меч, охотничий нож и арбалет с полудюжиной болтов. Арбалету гном особенно обрадовался.

– Добротная работа, настоящее боевое оружие! Но как запущено! Тьфу! Руки бы оторвать тому, кто… Впрочем, он своё уже получил. Ну-ка, попробуем!

Гном наложил болт на ложе, повернул рычаг, стальная тетива заскрипела, и болт лёг на своё место.

– Отлично! – довольно сказал Рупрехт, – вот оружие по мне, не то, что эта железная кочерга, – он презрительно кивнул на меч, валявшийся на скамье. – О, да тут кое-что съедобное осталось, может, подкрепимся?

– Я не могу, доедать после этой твари… – покачал головой Вольфгер.

– Это же обычная еда! Что в ней такого? Впрочем, не хочешь – не надо. Ну хоть глотни, тут что-то крепкое, на морозе – самое то.

Вольфгер взял бутыль, недоверчиво понюхал и, преодолевая отвращение, глотнул. В бутыли была сивуха. Вонючая, но крепкая. То, что надо.

– Второй часовой – мой, – с ноткой ревности объявил гном. – Надо арбалет опробовать. Эльза, веди.

Они подобрались к очередному повороту стены, и Вольфгер осторожно выглянул из-за угла. Второй часовой оказался осторожнее первого. Он не сидел в башенке, а ходил по стене, время от времени заглядывая вниз. На поясе у него висели длинный кинжал и сигнальный рог. Часовой был готов поднять тревогу в любую минуту.

Гном лёг в тень наружных зубцов стены и бесшумно пополз. Вольфгер пытался следить за Рупрехтом, но вскоре потерял его из виду в снежной круговерти, перемешанной с утренними тенями.

Внезапно гном появился за спиной часового и громко окликнул его:

– Эй, ты!

Разбойник стремительно обернулся, хватаясь за кинжал, но захрипел и грохнулся на спину, в агонии загребая руками и ногами. Из переносицы у него торчало оперение арбалетного болта.

Вольфгер выскочил из-за угла, подбежал к гному и заорал на него:

– Ты что вытворяешь, ненормальный? А если бы он успел тебя кинжалом пырнуть, а?

– Так не успел же, – пожал плечами Рупрехт, – а в спину я даже разбойникам не стреляю.

– Боги, за какие прегрешения вы послали мне этого твердолобого гнома? – пробормотал Вольфгер. – Что я такого сделал?

– Ладно, не ворчи, – примирительно сказал Рупрехт, – начало положено, двое мерзавцев уже получили своё, это главное. Кое-какое оружие у нас теперь есть, пора идти дальше. Эльза, скажи, чтобы спуститься со стены, нужно идти обратно?

– Нет, здесь есть другая лестница, идите за мной, я покажу.

Лестница, действительно, оказалась рядом, но без Эльзы барон и гном её бы не заметили, поскольку она не выступала над внутренним бортиком стены.

Оказавшись на земле, девочка тихо спросила:

– Теперь куда, господа рыцари?

– Теперь нам бы нужно вернуть свои вещи, – ответил гном, – ты не знаешь, где они могли бы быть?

– Наверное, в покоях матери-аббатисы, где же им ещё быть? Больше негде…

– Ты можешь отвести нас туда? Покои не заперты?

– В монастыре нет замков, – ответила Эльза, – пойдёмте, только чур я первая.

Они шли по территории монастыря, и Вольфгеру казалось, что их ведёт не обычная девочка, худенький и несчастный ребёнок, а демон мести – холодный, безжалостный и беззвучный, как ночной кошмар.

Внезапно Эльза, свернувшая за угол какого-то строения, резко отшатнулась и упёрлась ручками в грудь Вольфгера.

– Дальше нельзя, – прошептала она, – там!

– Что там?

– Там разбойник. Стоит…

– Один?

– Я видела одного…

– Этого попробуем взять живым и допросить, – сказал барон.

Он половчее перехватил охотничий нож часового и выглянул из-за угла. Перед ним лежала маленькая площадь, на другой стороне которой виднелся дом с освещёнными окнами, по-видимому, трапезная. Оттуда доносились пьяные крики. Посередине площади выделялась засыпанная снегом клумба, в которую было вкопано распятие с фигурой Христа. Перед распятием стоял вдребезги пьяный человек в распахнутом полушубке и, качаясь, мочился на него. Он был так увлечён своим занятием, что не услышал шагов Вольфгера у себя за спиной.

Разбойник задушенно ахнул, когда почувствовал у горла холодное и острое лезвие ножа.

– Ты кто такой? Ты это чего? – прохрипел он, не делая попытки вырваться, потому что чувствовал, как по шее бежит струйка крови от пореза.

– Я-то? – усмехнулся за спиной незнакомец. – Ну, считай, что я твоя смерть. Иди вперёд, и не вздумай дёргаться. И спаси тебя Господь орать. Понял?

– Понял, понял… Не убивайте!

Они зашли за стену трапезной, Вольфгер убрал нож, дёрнул полушубок за воротник, спустив его с плеч разбойника и, таким образом, лишив его возможности шевелить руками, и повернул лицом к себе. Он увидел белые от ужаса глаза и дрожащие губы невзрачного человечка.

– Ты?.. – изумлённо пробормотал он, – как же это ты выбрался? А ведь я говорил…

– Заткнись! – пнул его ногой в голень Вольфгер.

Человек взвизгнул и замолк.

– Кто вы такие? – спросил барон.

– Мы-то? – Да мы-то известно кто. Мы – перекрещенцы.

– Перекрещенцы? А, понял, анабаптисты…

– Ну да, вроде так нас называют, ну те, которые образованные.

– Сколько вас?

– Дюжина… Десять вон там, – мужик кивнул на трапезную, – и двое часовых на стенах. И ещё дюжина утром вернуться должна.

– Вернуться? Откуда? А ну, отвечай, живо!

– Дык за пропитанием они уехали, и пастор наш, отец Штюбнер, значить, с ними. Раньше-то мы продукты в одной деревне брали, ну, той, что рядом с монастырём, а крестьяне взяли, да и сбежали. Все пожитки свои собрали, и сбежали, значить, чтобы не платить оброк. А другие деревни далеко, вот и приходится теперь надолго уезжать…

– Поня-я-ятно, – протянул Вольфгер. – Теперь скажи-ка мне вот что: монахинь кто убил?

– Дык, мы же их и того… По приказу отца Штюбнера.

– За что?

– Вам бы отца Штюбнера послушать… По его выходит так, что светопреставление скоро. А монастыри есть семя греховное, диавольское, и тот, кто монаха порешит, значить, душу свою спасёт от пламени адского…

– А шестерых монахинь зачем оставили?

– Дык, эта… перекрещать их будем в истинную веру! – заржал мужик, потом вдруг забулькал, захрипел, и мягко завалился под ноги Вольфгера, который не выдержал и ударил его ножом в сердце.

– Осталось девять, – невозмутимо заметил гном, отпихнув носком сапога сведённую предсмертной судорогой руку разбойника. В руке была горсть подтаявшего снега.

– Всё равно, многовато, – ответил Вольфгер. – Может, устроим засаду у трапезной? Должны же они выходить до ветру? Будем их резать по одному.

– Не выйдет, – помотал головой гном. – Одного, ну, двоих, мы тихонько прикончим, а потом остальные поднимут тревогу и все вместе вывалятся на улицу. Не отбиться нам. Но у меня есть идея получше, только бы до своего мешка добраться!

– А что за идея?

– Увидишь! – таинственно сказал гном, – Эльза, пошли в покои аббатисы.

Войдя в дормиторий ^[74] и закрыв за собой дверь, Рупрехт засветил коптилку и огляделся.

Перед ними лежало пустое, неуютное помещение без мебели, пол которого был засыпан соломой.

– Куда дальше? – спросил он у Эльзы.

– Это комната, где спали сёстры, справа лестница на хоры, а нам вон туда.

Недлинный коридор привёл их в келью аббатисы. Простая кровать, шкаф для одежды, стол, распятие на стене, перед ним деревянная подставка, покрытая вытертым ковриком, на которую она вставала на колени, когда молилась, вот и всё убранство.

В углу кельи были свалены вещи барона и гнома.

– Смотри, Вольфгер, вот твой меч и кинжал! Целёхоньки! – радостно воскликнул Рупрехт, – а вот и мой мешочек. Ну-ка поглядим, не совал ли в него кто-нибудь свои грязные, загребущие лапы?

Гном развязал мешок и стал перебирать его содержимое. Наконец он выудил какой-то свёрток, бережно положил его на стол и развернул несколько слоёв ткани. Вольфгер нагнулся и при тусклом свете коптилки увидел два шара, изготовленных из тусклого зелёного стекла. Каждый был размером с кулак Карла.

– Что это за штуковины?

– А это как раз и есть то, что поможет нам покончить с разбойниками, – весело сказал Рупрехт, завязывая мешок. – Скоро сам всё увидишь.

– Какие красивые… – прошептала Эльза, осторожно поглаживая шар.

– Смотри, чтобы на пол не скатились, – поспешно предупредил её гном, – а то, знаешь… Мне нужна верёвка. Можно её здесь найти?

– Длинная? – спросила девочка, не отрывая заворожённого взгляда от блестящего стекла.

– Чем длиннее, тем лучше!

Эльза вздохнула, с трудом оторвалась от необычной игрушки, прошла вглубь кельи и вытащила из шкафа нечто, похожее на верёвку.

– Вот, запасная подпояска матушки, – сказала она, – подойдёт?

– Пожалуй, подойдёт, – сказал гном, прикидывая её длину на руке. – Теперь пошли к трапезной! Там, внутри, какие-нибудь перегородки есть? – спросил он у Эльзы.

– Нет. У входа в стену вбиты крючья, на которые зимой вешают тёплые плащи, посередине трапезной стоит длинный стол и лавки, а больше там ничего нет.

– Ну, и хорошо! Ты, Эльза, стой за углом, и вообще, близко не подходи, поняла?

Девочка кивнула.

Рупрехт на цыпочках, подкрался к двери трапезной, привязал к ручке верёвку и отдал её Вольфгеру.

– Стань вот тут, у стены, – сказал он, – когда махну рукой, дёргай за верёвку. Как дверь откроется, сразу падай и закрывай голову руками.

– Что ты задумал?

– А вот сейчас увидишь, – ответил гном, занимая место у закрытой двери. – Готов?

Вольфгер кивнул.

– Тяни!!!

Вольфгер рванул верёвку на себя, но падать, как велел гном, не стал, а только присел. Он увидел, как Рупрехт размахнулся и метнул в трапезную шар зелёного стекла, потом, перехватив второй шар из левой руки, метнул и его и тут же отпрыгнул, прижавшись к стене.

В трапезной раздался двойной громовой удар и истошные вопли, из двери вырвался клуб известковой пыли, зазвенели выбитые стёкла.

Гном выхватил кинжал и бросился внутрь трапезной, Вольфгер, не раздумывая, обнажил меч и последовал за ним.

В трапезной слоями плавала пыль, и воняло чем-то кислым. Все освещавшие комнату факелы погасли, кроме одного, уцелевшего каким-то чудом. В его шатающемся свете Вольфгер разглядел обломки столешницы, растопыренные козла, опрокинутые лавки, осколки глиняной посуды, разбросанную еду и – части человеческих тел. Барон увидел оторванную у локтя руку и отшвырнул её ногой. На полу сидел разбойник и раскачивался, охватив виски руками и подвывая. Из-под пальцев у него текла кровь. Вольфгер перехватил меч поудобнее и одним ударом отрубил разбойнику голову вместе с кистями рук. Затем он огляделся в поисках новой жертвы и заметил, что с другой стороны опрокинутого стола стоит гном, держа в руке кинжал и глядя себе под ноги.

– Ну, кажется, живых здесь не осталось, – удовлетворённо произнёс он, вытирая кинжал.

Внезапно внимание Вольфгера привлекло какое-то движение. Он обернулся и увидел Эльзу, которая шла по трапезной, сжимая в руке большой хлебный нож. Увидев труп разбойника, она подошла к нему и со словами: «Он убил сестру Анни, сестру Минну, сестру Гризельду…» с недетской силой вонзила нож ему в грудь. Брызнула кровь, но девочка и не подумала поберечься. Она с трудом вытащила нож из тела мертвеца и перешла к следующему: «Он убил сестру Анни, сестру Минну, сестру Гризельду…» Новый удар. Кровь на руках девочки, кровь на ноже…

– Она помешалась! – с ужасом сказал Вольфгер, повернувшись к гному. У того глаза были на пол-лица.

Рупрехт бросился к Эльзе, обнял её за плечи и силой оттащил от мертвецов. Девочка не сопротивлялась.

– Теперь пойдём выручать сестёр, оставшихся в живых, – сказала она, глядя в лицо гнома, – я покажу, где их заперли.

– Пойдём, конечно, пойдём, деточка, – бормотал Рупрехт, выводя Эльзу на улицу. Губы его тряслись. – Только давай сначала умоемся, а то сёстры тебя испугаются: ты же вся в крови!

– Хорошо, – равнодушно сказала Эльза. Она зачерпнула из сугроба пригоршню снега и стала тереть лицо. Снег сразу покраснел.

– Э-э-э, нет, так не пойдёт! – остановил её гном, – постой-ка!

Он порылся в своём мешке, достал невесть как там оказавшийся платок, и начал осторожно оттирать лицо и руки послушницы.

– Ну вот, теперь ничего, – сказал он, – на, возьми платок, пусть будет у тебя. Теперь говори, где твои монахини?

– Вон в том доме, – показала пальцем девочка, – они набили на дверь засов и повесили замок, а где ключ, я не знаю…

– Зачем ключ, когда рядом с тобой гном, а в его мешке – отмычки? – засмеялся Рупрехт. – Сейчас откроем.

Вольфгер придержал гнома за плечо.

– Послушай, Рупрехт, чем ты взорвал разбойников?

– Ну, это тот состав, который я использовал в шахтах, помнишь, я рассказывал?

– Так ты что, всё время таскал эти шары с собой, в своём мешке? – вытаращил глаза Вольфгер.

– Ну да, а что тут такого?

– А если бы ты поскользнулся, уронил мешок и разбил свои шарики? Пустоголовый гном! Да от нас и клочьев бы не осталось!

– Ну-ну, не кипятись, ведь не взорвались же, правда? А больше у меня всё равно нет, делать надо…

– Да откуда я знаю, что у тебя ещё в мешке?!! – продолжал бушевать Вольфгер, – а может, там дракон в яйце или отрава какая?!!

– Ничего опасного! – поднял руки Рупрехт, – ну, хочешь, вытрясу мешок на снег прямо сейчас? Только не злись, прошу тебя.

– Тьфу ты! – зло сплюнул Вольфгер, – наказание Божье, а не гном! – Не хочу!

– Тогда не кричи, ребёнка до смерти напугаешь, ей и так хватит с преизбытком….

Они вошли в дом, про который Эльза сообщила, что это продуктовый склад. На одну из дверей был прибит грубо откованный засов, в ушках которого висел здоровенный замок. Из-за двери слышалось негромкое пение. Вольфгер прислушался и вздрогнул. Монахини тянули литанию, ^[75]они служили заупокойную мессу по себе.

– Эльза, – позвал барон, – подойди сюда. Монахини знают твой голос, скажи им, что опасность миновала, пусть не боятся.

Девочка послушно подошла к двери и позвала:

– Сестра Катарина, ты слышишь меня?

Пение за дверью оборвалось.

– Эльза? – раздалось из-за двери, – как ты сюда попала? Что случилось?

– Не бойтесь, сёстры, два рыцаря, большой и маленький, которых разбойники вчера взяли в плен, сегодня вернули себе свободу и перебили нечестивцев. Сейчас маленький рыцарь откроет замок, и вы обретёте свободу.

Гном достал из мешка отмычки, покопался, выбрал нужную, сунул её в замок и привычным движением повернул. Замок щёлкнул, дужка выпала.

– Разве это замок? – презрительно фыркнул он, – только железо потратили. Я бы из него десять таких замков сделал!

– Ладно тебе хвастаться, нашёл время, – беззлобно прикрикнул на него Вольфгер, – помогай!

Они с трудом открыли перекошенную дверь, и в коридор стали выходить испуганные и бледные монахини. Некоторые, не скрываясь, плакали, а одна вдруг закинулась в припадке истерического хохота, её било и ломало, две монахини подхватили её под руки, а та, кого Эльза называла сестрой Катариной, молодая, некрасивая, скуластая женщина, с размаху отвесила ей две пощёчины. Истерика сразу же прекратилась, несчастная монахиня только икала и всхлипывала.

– Я – барон Вольфгер фон Экк, – представился Вольфгер, – а это – почтенный гном Рупрехт из клана Серебряной Наковальни. Ничего не бойтесь, вы находитесь под нашей защитой. Собирайте свои вещи, мы уезжаем из монастыря в Виттенберг, вам здесь больше нельзя оставаться. Скоро сюда может вернуться вторая половина банды, а сражаться с ними не входит в наши планы. Берите с собой только самое необходимое.

– У нас нет личных вещей, – пожала плечами сестра Катарина, – мы можем идти прямо сейчас. Только вот далеко ли мы уйдём по снегу…

– В конюшне стоят сани, на которых приехали разбойники, можно взять их, – предложила Эльза. – Только сначала нужно похоронить мать аббатису, сестру Анни, сестру Минну, сестру Гризельду…

– Не сейчас, деточка, – положил ей руку на голову гном. – Чтобы выкопать могилы, нужно долго греть землю кострами, а у нас нет ни времени, ни дров. Мы приведём из города большой воинский отряд, они расправятся с разбойниками и совершат погребальный чин по всем правилам, хорошо?

– Я останусь с сестрой Анни, сестрой Минной, сестрой Гризельдой, со всеми сёстрами! – вывернулась из-под его руки Эльза.

– Нет, ты поедешь с нами! – властно сказала сестра Катарина, беря маленькую послушницу за руку. – После смерти матери аббатисы я здесь старшая, и ты должна слушаться меня! Поняла?

– Поняла… – поникла Эльза, – я сделаю, как ты велишь, сестра, – добавила она потухшим голоском.

– Ну, вот и прекрасно! – сказала Катарина, – а теперь, – живо в конюшню!

***

Подъехав к воротам монастыря изнутри, Вольфгер спешился и хотел откинуть засов, но гном, правивший санями, остановил его:

– Стой! Ты что? Разве так можно?!

– А в чём дело?

– Хочешь получить ещё раз по голове, теперь секирой от Карла? Смотри!

Он слез с саней, подошёл к воротам и позвал:

– Карл, ты здесь? Карл, отзовись, это я, Рупрехт!

Некоторое время за воротами было тихо, потом знакомый низкий голос отозвался:

– Гном, это ты, что ли?

– Я, я! Не вздумай махать секирой!

– Слава богам! Что с вами случилось?

– Потом расскажу. Вольфгер открывает ворота, помогай!

Барон отодвинул засов, нажал на воротину и чуть не вылетел наружу из-за того, что Карл изо всех своих сил рванул её на себя. Ворота распахнулись, и Вольфгер увидел Карла, который на всякий случай успел отскочить и принять боевую стойку с секирой наизготовку. Рядом с ним стоял отец Иона.

– Живы?! – рявкнул Карл, – а мы уж собрались монастырь штурмовать! Да что случилось-то?

– Монастырь захватили разбойники, которые называют себя перекрещенцами, – пояснил Вольфгер, – ну, мы по глупости и угодили к ним в плен. Хорошо, что гном сумел найти тайный ход из подвала, в который нас засадили. Половина банды уехала за пропитанием, а с половиной удалось расправиться с помощью гномова взрывательного снадобья. Но уехавшие могут скоро вернуться, поэтому – ходу! Возвращаемся в Виттенберг!

– А кто это с вами? – спросил отец Иона.

– Это уцелевшие монахини, – объяснил барон, – разбойники собирались надругаться над ними, отвезём их в Виттенберг.

– Ну, тогда поехали, – сказал Карл, – ждать нечего.

– А где наши девушки? – спросил его Вольфгер.

– Да там же, где вы их оставили, ваша милость, не волнуйтесь, с ними всё в порядке, их Кот стережёт. Такая оказалась зверюга…

– А ты-то как себя чувствуешь после этого?

– На удивление хорошо! В прошлый раз, помните, я три дня почти без памяти лежал, а сейчас – совсем другое дело. Я думаю, это фройляйн Ута и Алаэтэль помогли. Как думаете, господин барон, может, я когда-нибудь научусь перекидываться по собственному желанию?

– Не знаю, Карл, а разве в этот раз?..

– Нет, ваша милость, в этот раз вообще получилось занятно. Лежу это я под плащом и понимаю, что дело наше кругом пропащее, в медведя мне по своей воле ни за что не перекинуться, и сейчас нас волки рвать начнут. И вот тут в меня что-то вошло… Не знаю, как сказать… Какое-то создание – бог, дьявол, не знаю кто, для меня это всё пустые слова… Ощущение было такое, что он взял меня за шкирку, и из человеческой шкуры зашвырнул в медвежью, а когда всё кончилось – обратно.

– Пожалуй, это кое-что мне напоминает, – сказал Вольфгер.

Карл ждал продолжения, но барон промолчал.

Они подъехали к поляне с костром. Ута, спотыкаясь в снегу, бросилась к Вольфгеру. Барон спрыгнул с коня, побежал навстречу и подхватил девушку. Она уткнулась ему в плечо.

Когда суматоха улеглась, общими усилиями развернули возок, запрягли застоявшихся лошадей и поехали обратно.

Вскоре показалась поляна, на которой они сражались с волками. Снег уже занёс волчьи трупы, и только едва различимые бугорки выдавали места, где их настигла смерть.

– Может, хоть одну шкурку, а, Вольфгер? – умильно спросил гном. – Нет? Ну, нет, так нет, чего ругаться-то…

***

В Виттенберге выяснилось, что у пяти из шести монахинь в городе есть родственники. Измученных женщин развезли по домам, осталась только сестра Катарина, которая то ли вообще была сиротой, то ли у неё не было близких в этом городе. Вольфгер не понял толком, а переспрашивать не стал.

Они поехали прямо к бургомистру. Господин Лукас Кранах оказался дома. Выслушав Вольфгера, он потемнел лицом.

– Перекрещенцы? Нападение на монастырь, убийство аббатисы и сестёр монахинь? Да ведь это же тяжелейшее преступление! Я немедленно отправлю в монастырь отряд городской стражи, думаю, и Спалатин выделит воинов из замкового гарнизона. Не беспокойтесь, господин барон, всё будет сделано надлежащим образом. И позвольте выразить вам благодарность от имени города за спасение сестёр монахинь и уничтожение разбойников.

Вольфгер сдержанно поклонился.

– А вы, госпожа… – обратился Кранах к монахине.

– Моё имя – Катарина фон Бора, – сказала та. – Раньше меня звали сестра Катарина, но теперь моего монастыря больше нет, и я должна вернуться в мир.

– Рад познакомиться, сест… простите, фройляйн фон Бора, несмотря на столь трагические обстоятельства нашего знакомства, – вежливо поклонился художник. – Предоставляю свой дом в ваше распоряжение, вы можете жить здесь, сколько пожелаете, пока мы не найдём ваших родственников или вы не найдёте достойного человека, с которым пожелаете связать свою судьбу.

– Связать свою судьбу? – хмыкнула бывшая монахиня, – в монастыре я как-то не думала об этом, хотя и читала труды доктора Лютера «О вавилонском пленении церкви», «О свободе христианина» и другие. Теперь всё, конечно, по-другому. Раз Лютер считает, что монахини должны жить жизнью мирян, что ж… Кстати, скажите, герр Лукас, а сам Лютер женат?

– Лютер? – растерялся Кранах, – н-ну… насколько я знаю, нет, но он и не собирался…

– Жаль, – лукаво улыбнулась Катарина, – вот за такого человека я бы вышла, не раздумывая.

И было непонятно, шутит она, или говорит серьёзно.

***

Когда отряд Вольфгера возвращался из дома бургомистра на уже знакомый постоялый двор, к барону подъехал отец Иона.

– Сын мой, – тихо сказал он, – я хотел тебе кое-что сказать.

– Да? Говори, я слушаю…

– Икона. Та самая, помнишь, из забытого дома? Так вот, я сегодня молился и увидел: Богоматерь тоже заплакала кровью.