48

Шторм оказался быстрее.

Небо всё мрачнело и мрачнело, пока не обрушилось вниз сплошной стеной дождя и мощным ветром. Небо пошло войной на океан, и тот взбунтовался батальонами волн. Небо вновь начало войну, которая началась ещё до того, как глаза первого живого существа взглянули на мир и которая закончится уже после того, как последнее живое существо сомкнёт веки навсегда.

Ррромантика, етить-колотить.

Только очень уж паршивая романтика, когда ты находишься внутри утлой скорлупки, ставшей игрушкой волн и ветра посреди океана. Доселе среди нас вроде бы не было людей, подверженных морской болезни… Да и сейчас их, как бы, особо и не наблюдалось… Но мутило всех уже порядочно. Всё, что не было жёстко закреплено перед штормом, теперь весело летало по всей «Фрейе», а экипаж катера старался сидеть на попе ровно, пристёгнутый где-нибудь в своём уголке.

Больше всего меня напрягал жалобный скрип и скрежет корпуса корабля. Во-первых, он был ровесником моих дедушек и бабушек. Во-вторых, он не стоял все эти десятилетия в доке. И, в-третьих, как я без особого удовольствия узнал — некоторые части конструкции катера были сделаны из дерева.

Шторм, деревянный корабль и Карибы. В память о вас, Морган, Тич и Бартоломью, в память о вас!..

— Чёрт, давненько со мной такого не было, — неожиданно весело заявил Датч, широко улыбаясь и руля катером.

— Такого — это какого? — по возможности спокойно произнёс я, жёстко мотаемый в кресле, даже несмотря на ремни, которыми был надёжно к нему пристёгнут.

— Шторм, Вайс, шторм. Буря! Стихия. А главное — тепло, не то что это ваше Баренцево море.

— У меня море было Охотским и тоже не особо тёплым, вообще-то…

— Тем более!

— Что с «Арктиком»? — спросил я, абсолютно не разделяя откровенной шизанутой радости капитана «Фрейи».

— Сигнал часто пропадает, но примерный курс нам и так известен. Думаю, не потеряем.

— Хочется верить — поморщился я.

Хлипкая палуба под ногами. Море вокруг.

Никогда о таком не мечтал. И мечтать уже вряд ли когда-нибудь буду.

Эй, Кровавая богиня! Скольких мне убить для тебя, чтобы сменить совсем хлипкую палубу на менее хлипкую? Я бы не отказался взять на абордаж «Арктик», даже несмотря на всех Скульпторов мира, лишь бы только иметь под ногами более устойчивую опору. Чёрт, да я сейчас бы их всех там голыми руками порвал!..

Не отвечаешь? Ну, разумеется.

Когда человек говорит с богом — это вера, когда бог говорит с человеком — шизофрения…

— Десять! — хрипло каркнул динамик интеркома, висящий на стене. — Десять!

Я непроизвольно вздрогнул, хотя и понял уже, что это ожила внутрикорабельная связь. И это карканье — всего лишь голос ворчливого деда.

— В крайнем отсеке какие-то проблемы, — объяснил Датч. — Сходи, помоги.

— Издеваешься? Я же расшибусь по дороге.

— Издеваюсь, издеваюсь. Давай, иди — ты мужик крепкий, а Том уже в возрасте.

— В возрасте маразма, — буркнул я, нехотя отстёгиваясь и вставая с кресла…

Нос «Фрейи» резко задрался вверх, поднимаясь на большой волне, а затем катер резко ухнул вниз. Меня буквально снесло с ног, но в последний момент всё-таки каким-то чудом удалось намертво вцепиться в спинку кресла и сохранить равновесие… Но тут в правый борт ударила ещё одна волна, и меня швырнуло назад — прямо на металлическую стенку рубки.

Тряхнуло мощно — до самых корней зубов и глубины костей. Мир вокруг мигнул, как при переключении каналов на телевизоре…

Вместо рубки старого торпедного катера вокруг меня расстилался засыпанный песком современный город, сейчас превратившийся в собственный призрак, в тень самого себя прежнего.

Справа плескались тёплые воды Персидского залива, а слева была пустыня, которая однажды устала терпеть людей и пошла на них войной. Настоящей — куда там танкистам Саддама двадцать с лишним лет назад. Тогда они овладели Эль-Кувейтом лишь на время, пустыня же пришла сюда всерьёз и надолго.

Си Джей опёрся на бруствер из мешков с песком, глянул вниз и присвистнул.

— Мда. Всё принадлежит городу — от него не уйти.

Под нами лежала обрушившаяся эстакада автотрассы, забитой машинами на которых жители Эль-Кувейта пытались из него спастись, когда город накрыла Буря Тысячелетия…

— Спускаемся вниз, — я говорил словно бы помимо собственной воли. — Готовьте тросы, парни. Дойл, проверь ту колымагу.

Грег закинул пулемёт за спину и подошёл к стоящему неподалёку «хамви», буквально увешанному самым разномастным барахлом явно невоенного назначения. Именно что барахлом. Шмотками.

— Зацепимся? — спросил я. — Порядок?

— Порядок? — переспросил Дойл. — Ты как, в порядке?

— Что? — даже несколько растерялся я.

— Я спрашиваю, ты в норме, Вайс?

Мир вокруг задрожал и расплылся мутным маревом, чтобы сложиться обратно уже в виде небольшой рубки «Фрейи».

— Башка не кружится? — озабоченно произнёс Дойл. — Блевать не тянет?

Я моргнул, и наваждение окончательно развеялось.

На смену последнему осколку внезапной грёзы — давно уже лежащему в окрестностях Эль-Кувейта Дойлу, пришла уже ставшая почти родной рожа Датча.

— Порядок, — прохрипел я, осторожно поднимаясь на ноги и крепко держась за стоящее поблизости кресло. — З-зараза!..

А неслабо меня приложило-то, мать его…

— Если в порядке, то дуй к Тому, — спокойно произнёс здоровяк.

— Эксплуататор, — беззлобно ругнулся я и осторожно двинулся по направлению к корме катера, потирая на ходу ушибленный затылок…

И отчаянно соображая, что мне только что приглючилось.

Точнее нет, глюки, галлюцинации — это то, чего нет. События, которых нет. Воспоминания, которых нет.

С другой стороны как чего-то не может быть, если ты это помнишь? Но тогда если ты чего-то не помнишь, то этого и не могло случаться…

Замкнутый круг. Круговорот бреда в природе.

Но… Самое главное ведь в том, что я помню, что ещё давно, ещё во время службы в Ираке я действительно был в составе команды, которую забрасывали в разрушенный Эль-Кувейт.

Это я помню.

Но вот что там происходило — нет. Просто совершенно. Вся информация стала известна мне уже после, когда меня — единственного выжившего из всего отряда, вытащила группа эвакуации.

Узкий и низкий проход на корму был освещён скупо — лишь по самому необходимому минимуму. И одна из ламп, может, из-за шторма, а, может, и нет, начала то гаснуть, то мигать, вычерчивая странный танец теней в углах раскачивающегося на волнах катера.

…Я провалил задание и потерял всех своих людей. Я провалялся два месяца в госпитале с контузией и частичной амнезией. Мне не дали наград, но не устроили и взысканий. Ещё через два месяца я полностью вернулся в строй. Через три месяца началась операция «Ужас пустыни», а спустя ещё месяц я сошёл с ума.

Вот и всё, что мне известно. А теперь, получается, стоило хорошенько приложиться головой, чтобы воспоминания вернулись? Свежо предание, а верится с трудом — меня за крайние годы не раз уже били по голове…

Так почему же именно сейчас?..

Свет в конце коридора мигнул, и тени в его глубине неожиданно сложились в фигуру… Фигуру человека, которого не то что здесь — просто быть не должно.

— Может, потому что просто пришёл срок, Алекс? — усмехнулся полковник Коннорс.

Я резко выхватил оба пистолета и нацелил их перед собой, чувствуя, как покрываюсь холодным потом даже несмотря на царящую внутри «Фрейи» тропическую жару…

Но наваждение уже исчезло. Остался лишь жалобно скрипящий на штормовом море старый торпедный катер и тусклые лампы, скверно освещающие мой путь.

И никаких полковников Коннорсов.

Никаких. Полковников.

Потому что я не верю в призраков. Потому что призраков на самом деле не существует.

— Да, не верю, — пробурчал я, засовывая пистолеты обратно. — Иногда бывают просто глюки. Иногда бывают просто сны.