Глава — 9
Вкусить мясо фиолетового крокодила получилось только ближе к полудню. Сол опять забеспокоился, что на звуки выстрелов могут нагрянуть нежелательные гости, потому надо скорее покинуть место удачной охоты.
Разумеется, о том, чтобы тащить с собой всю тушу, не могло быть и речи. Решили нарезать столько мяса, сколько сможем унести. Геркулес не мог сказать, какая часть монстра наиболее предпочтительна для употребления. Посовещавшись, пришли к общему мнению — резать хвост. И тут столкнулись с проблемой — удивительно, как Сегура ухитрился пробить шкуру рептилии заостренной палкой, но ножам она почти не поддавалась. Промучившись несколько минут без особого успеха, поняли, что процесс может растянуться надолго.
— Пилу бы, — произнес с сожалением Логрэй.
— А это чем не пила? — поднял ПТЛМ Халиль. — Отойдите ка от пациента.
Прорезать развороченную пулями плоть оказалось гораздо легче, и вскоре мы двинулись в путь, поочередно неся нанизанные на шест три увесистых куска, сочащихся малиновой кровью. Наши желудки, ощущая близкое наличие калорийной пищи, практически рычали от негодования, но Сол был прав — лучше убраться подальше от того места, где нашумели. О том, что для приготовления пищи придется разводить костер, дым которого тоже может привлечь внимание, как агрессивных аборигенов, так и неведомых хищников, предпочитали не думать — не есть же сырое мясо?
Честно говоря, я ожидал, что мясо окажется жестким, а по вкусу будет напоминать того ящера, которого приносил Ратт, и потому приятно удивился, отведав нежные кусочки, поджаренные на гибких прутиках какого-то прибрежного кустарника.
— М-м-м! — восхищенно промычал Курт и, прожевав, добавил: — Геркулес, в следующий раз я первый брошусь на крокодила!
— Хорошо, — простодушно согласился тот. — Зря мы так мало взяли с собой. Надо было отрезать еще кусочек.
— Оно и это пропадет к вечеру по такой-то жаре, — с сомнением произнес Логрэй.
— А если все обжарить? — высказал я предложение. Будет искренне жаль лишаться такого чудесного продукта.
— Если до вечера не пропадет, тогда и будем обжаривать по очереди во время ночного дежурства, — прервал дискуссию Уиллис. — А сейчас двигаем дальше.
Мы не отошли от места дневки и сотни шагов, когда прозвучал выстрел, и шедший впереди Курт осел с простреленным горлом, из которого с хрипом вырывались кровавые пузыри. Следующие два выстрела, прозвучавшие дуплетом, отбросили в заросли Сола.
— Сол! — я кинулся к товарищу, оттолкнув стоявшего на пути Логрэя, но фонтан щепок, выбитый очередной пулей из ствола дерева прямо перед лицом, заставил меня непроизвольно отпрянуть.
— С-суки! — я перечеркнул очередью кусты, из которых раздавались звуки выстрелов, Твари!
Автомат щелкнул, выплюнув последний патрон, но листья и ветки впереди продолжали разлетаться под градом пуль, которые посылали из своих стволов Логрэй, Халиль и Геркулес. Они, так же как и я, стояли на открытом месте, презрев, надоевшую за последние недели, смерть. Да пошла бы она… Заменив магазин, просто пошел вперед, стреляя веером перед собой. Я не видел, как упал Логрэй, просто в какой-то момент понял, что рядом остались только Халиль и Геркулес.
— А-ха-ха, смотри, Олег, они нас боятся! — закричал Геркулес, сменяя магазин, и я впервые услышал, как хохочет этот вечно спокойный парень. Его смех передался и мне.
— А-ха-ха, с-суки, ссыте когда страшно?! — орал я, стреляя в спины выпрыгивающих из укрытий и пытающихся убежать желтоглазых вояк, нервы которых не выдержали вида трех озверевших придурков, прущих во весь рост прямо на их пули.
Рядом что-то кричал про какого-то шайтана Халиль.
На этот раз патроны в наших магазинах кончились почти одновременно. Ответных выстрелов слышно не было, и как обычно в таких случаях бывает, по ушам буквально ударила тишина, в которой клацанье сменяемых магазинов и взводимых затворов звучали почти громоподобно.
Сзади грохнул взрыв. Обернувшись, увидел, что мы прошли не менее сотни метров. А казалось, будто сделали всего с десяток шагов. Теперь почти бежали назад, держа перед собой стволы и готовые в любой момент открыть огонь. На ходу краем глаза отмечал лежавших то тут, то там убитых аборигенов. Их позы говорили о том, что все они были застрелены в спину, пытаясь убежать от нас.
Немного не добежав до того места, где нас застали вражеские пули, наткнулись на истерзанное осколками тело Алекса Логрэя. Рядом два трупа местных, и метрах в трех, лицом вниз лежал мастер-сержант.
— Алекс, — Геркулес стоял над тем, что осталось от Логрэя, и по его щекам катились крупные слезы. — Алекс…
— Сол! — Я рванул к тем кустам, куда пуля отбросила моего земляка. Курт так и лежал с разодранным пулей горлом, подогнув ноги и крепко держа обеими руками автомат. Его остекленевший взгляд был направлен куда-то поверх деревьев.
А вот Уиллис был жив! Он сидел на земле и, кряхтя и придушенно кашляя, сдирал с себя бронник.
— Сол, ты как, в порядке?
— В по… ой… в порядке, — у него словно бы после каждого слова перехватывало дыхание. — Только ни дыхнуть, ни пернуть, ой ё… Ребра либо отбиты, либо сломаны, фух.
— Фигня, Сол, щас перетянем чем-нибудь потуже, и попрешь как ни в чем не бывало, — пытался я успокоить не столько его, сколько себя, присев рядом. — Мне еще в резервации один раз в драке ребра зашибли, так такая же фигня была. Я целый месяц ходил эластичным бинтом перетянутый.
— Как там осталь…ные? — кряхтя и морщась спросил Уиллис.
— Курта сам видишь, — вздохнул я. — Там дальше Логрэй с Раттом лежат..
— И Ратт тоже?
— Ратт живой, — к нам подошел Халиль. — Стонет там лежит.
— Парни, надо Алекса с Куртом похоронить по-человечески. Пусть хоть они… — не договорив, Геркулес закинул пулемет за спину и расчехлил саперную лопатку. Я тоже потянулся за лопаткой, но услышал задохнувшийся вскрик Уиллиса и, обернувшись, увидел его выпученные от боли глаза, глядящие куда-то мне за спину. Туда же был направлен ПТЛМ, который Сол уже успел схватить. Еще ничего не сообразив, я из положения сидя словно лягушка скачком отлетел в сторону, разворачиваясь на лету. Шагах в десяти стоял низкорослый абориген, в облике которого было что-то знакомое. Одной рукой он держал за лямки странный аппарат, состоящий из двух продолговатых баллонов — большого и, прикрепленного к нему маленького. Второй рукой он направлял на нас металлическую трубу на деревянном прикладе, соединенную гибким шлангом с баллонами. На конце трубы курился маленький огонек, словно в газовом резаке.
— Чиф, — улыбнулся абориген, переступив кривыми ножками.
Грохнул короткой очередью пулемет Уиллиса и одновременно, из направленной на нас коротышкой трубы вырвался огненный змей. Пули из ПТЛМа смели огнеметчика, но струя жидкого пламени ударила в ствол дерева прямо над моими ногами, обильно обдав их огненными брызгами.
— А-а-а!.. — как будто тысячи жалящих насекомых одновременно впились в мои нижние конечности. — А-а-а!
Кто-то чем-то сильно врезал по моим ногам. От боли я уже не мог даже кричать, только хрипел и катался по земле.
— Придурок, ты ж бронником ему ноги переломаешь! — орал кому-то Халиль.
Как потом я узнал, Геркулес, увидев мои объятые огнем ноги, схватил первую попавшуюся вещь, чтобы сбить пламя. Этой вещью оказался скинутый Уиллисом броник. Хорошо, Халиль вовремя его окрикнул, и Сегура успел долбануть только один раз, а то перекрошил бы мне все кости, пока сбивал пламя. В конце концов, он ухитрился, поймав поочередно мои ноги, стянуть горящие сапоги, затем придавил меня к земле, сев сверху, и просто содрал уже почти сгоревшие штаны.
Потом я сидел с голыми, обильно покрывшимися волдырями ногами и, раскачиваясь из стороны в сторону, стонал. Сидевший неподалеку Уиллис, морщась, перетягивал себе грудь каким-то тряпьем. Еще чуть дальше, на небольшой полянке, Халиль и Геркулес рубили саперными лопатками корни деревьев, копая могилу для погибших товарищей. Благодаря большой влажности и отсутствию ветра, струя из огнемета не стала причиной лесного пожара. Огонь сполз с сырого ствола и продолжал чадить черным дымом у его подножья.
Вот кто-то хлопнул меня по плечу.
— Олег, — услышал я голос Сола. — Надо до темноты уйти отсюда подальше.
— На вот, одень. Штаны чуток великоваты, но тебе сейчас самое то, — это Халиль поставил передо мной пару стоптанных сапог и положил на них свернутые штаны, и добавил: — Это Курта. Он, наверняка, не был бы против.
Я тупо смотрел на подношения товарища.
— Олег, ты это… — продолжил тот, замявшись. — Ну, короче, помочись себе на ноги… Говорят, помогает от ожогов…
— Спасибо, Халиль, — я начал подниматься, держась за ствол молодого деревца.
Последующие дни слились для меня в один адский кошмар. Ноги будто бы все еще были объяты пламенем, и я, наверное, давно бы отказался куда-то идти, если бы неподвижное состояние не было еще более невыносимым — ходьба хоть как-то притупляла боль. А по утрам… У меня просто нет слов, чтобы описать те утренние ощущения, когда ткань штанин, присохшая за ночь к язвам ожогов, начинала при движении отрываться вместе с запекшимися коростами… В глазах при этом темнело, слезы и пот катились градом, а язык самостоятельно вспоминал почти забытый мною родной русский язык, со всеми его красочными эпитетами и оборотами.
Но известно, что человек ко всему привыкает. И к боли, если она постоянная, тоже. Через двое суток я, хоть и сквозь пелену боли, начал обращать внимание и на окружающий мир. Мы по прежнему продолжали двигаться на восток. Уиллис шел, сгорбившись, словно старый дед, опираясь на срезанную палку. Его грудь была туго перетянута полосками ткани грязно-песочного цвета, вероятно нарезанными из одежды одного из напавших на нас аборигенов. Вместо ПТЛМа Сол был теперь вооружен автоматом Курта — все ж более легкая ноша.
Халиль с Геркулесом тащили носилки с мастер-сержантом, сделанные из двух жердей, перевязанных снятым с убитых тряпьем. Кроме того, они увешаны подсумками с боеприпасами и флягами с водой, запас которых увеличился за счет трофеев.
Ратт уже пришел в себя, но, хотя никаких серьезных ран кроме ушибов и царапин на нем не было, каждый раз, при попытке подняться, у него начинала кружиться голова, и выворачивало желудок. Вероятно, это была сильная контузия.
На стоянках Халиль кипятил в трофейном котелке воду, замешивал в ней золу из костра и протирал этой жгучей жижей мои ожоги, вызывая очередной всплеск красноречия.
— Лучше б Геркулес тогда отбил мне их бронником Сола, — стонал я. — Или б вообще отрубил саперной лопаткой… уй, мля!
— Не-е, — возражал Геркулес, наблюдая за экзекуцией. — Тогда бы нам тяжело было тащить кроме Ратта еще и тебя.
— Лежи, не дергайся! — усмехнувшись заявлению товарища, сказал мне татарин. — Зола она может и не способствует заживлению, зато дезинфицирует от всякой заразы. А то подхватишь какую-нить гангрену, а у нее запах такой, что идти рядом с тобой будет неприятно.
— Да ладно те. От нас и так уже запах хуже любой гангрены… Ой, мля! Да аккуратней ты, садюга..
Река, вдоль которой мы шли, становилась все более полноводной. А после того, как в нее влился приток, противоположный берег и вовсе затерялся. Да собственно, берегов-то как таковых и не было. Был лес причудливых деревьев, меж вздыбленных корней которых струились мутные струи воды.
Однажды проснувшись утром, мы обнаружили, что вокруг все затоплено. Сухим оставался лишь бугор, на котором устроились на ночь.
— Что, к дьяволу, еще за наводнение? — растерянно озираясь, произнес Уиллис.
— Прилив, — мастер-сержант самостоятельно встал. Ему явно было лучше.
— Прилив? — хором переспросили мы.
— Какой такой прилив? — уточнил вопрос Халиль.
— Обычный прилив… Че-ерт, — Ратт сделал шаг и, схватившись за голову, осел на землю.
— Мы почти пришли, — сказал он после минутной паузы, видя, что мы продолжаем смотреть на него в ожидании ответа. — Это океанский прилив заставил реку разлиться. Думаю, что до того места, где она впадает в океан, не более суток… Ну, двое суток, для нашей инвалидной команды.
Так и получилось, к заливу, в который впадает река, мы вышли в конце вторых суток. К обеду следующего дня, протопав несколько километров по песчаному берегу, добрались до хижины, одиноко стоявшей под склонившимися над ней пальмами. Подобный вид можно видеть на рекламных проспектах современных туристических фирм: изумрудные волны, песчаный берег, высокие пальмы и чистое безоблачное небо. Преобладающий в этом мире фиолетовый оттенок ничуть не портил картину. Вот только пятерка еле плетущихся оборванцев, увешанных оружием, никак не вписывалась в райскую композицию.
— Пришли, — выдохнул мастер-сержант. Последние двое суток он шел самостоятельно, лишь иногда опираясь на плечо Геркулеса.
— И что теперь? — спросил его я. — Будем робинзонить в этой хижине?
Не обратив внимания на мою реплику, он прошел внутрь. Мы проследовали за ним. Пол в жердяной избушке оказался покрыт сухими пальмовыми листьями, на которые мы тут же и попадали.
Опустившись на колени, Ратт разгреб листья в правом от входа углу и принялся тыкать в песок ножом. Наконец нож заскрежетал, упершись во что-то. Раскопав песок, мастер-сержант вынул металлическую коробку. Покрутив ее перед глазами, он куда-то нажал, раздался сухой щелчок, и коробка открылась. Отбросив ее обратно в угол, Ратт теперь рассматривал черный цилиндр. Вот он потянул за шарик, торчащий из цилиндра, и вытянул за него метровую телескопическую антенну. У основания антенны тут же замигал красный светодиод.
— Все, — со вздохом облегчения произнес командир, поставил цилиндр на песок в разворошенном углу и, раскинув руки в стороны, растянулся на листьях, уставившись в жердяной потолок. — Финита ля комедия.
— А оно не взорвется? — подал голос Геркулес, заворожено глядевший на мигающий огонек.
— Не взорвется, — ответил Ратт, затем поднял голову и, глянув на радиомаяк, добавил: — Хотя, хм, это было бы вполне логично… Но не взорвалось же…