Глава 6

ОБ УЛУЧШЕНИИ МЕТОДОВ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ БОЛЬШЕВИЗМУ И САБОТАЖУ

О ПОРЯДКЕ АРЕСТА ВОЕННОСЛУЖАЩИХ

* * *

«Утро туманное, утро седое…» – строчка вертелась в голове, словно иглу проигрывателя заклинило на одной канавке. Пластинку заело уже минут тридцать как. За это время я, волоча на горбу немаленькую и ни разу не легкую мину, прополз уже половину расстояния до моста. Чтото в последнее время наглости у меня поубавилось – еще неделю назад я бы, экономя силы, к мосту просто прошел. А теперь вот ползу. Точнее – ползем. Правда, танкисты ползают хуже, чем танки. С пару минут понаблюдав, как Миша пытается перемещаться на брюхе, постоянно роняя то «сидор» с барахлом, то винтовку, я в приказном порядке посадил его в кусты и велел наблюдать за подходами. Он смутился и пообещал, что обязательно научится хорошо ползать. Зря я, конечно, на него наехал. Ведь представить, что ему, заслуженному мехводу,^[176] в совершенстве освоившему и «бэтэшку» и «двадцать шестой»,^[177] и даже новейший «Т34», придется, как простой «махре», ползать на брюхе, он не смог бы полгода назад и в страшном сне. Сплошное неуважение к сверхсрочникупрофессионалу.

Ну, хватит лирики, до моста уже полсотни метров.

Прикорнув за чахлыми кустиками, я достал карманный бинокль.

«Ага, судя по всему, немцы урок выучили, – мелькнула в голове мысль. – Еще пару недель назад такой незначительный мостик охраняло хорошо, если отделение, а то и вообще – поставили бы по часовому с каждой стороны и раз в два часа привозили бы смену».

Сейчас же я насчитал девять человек. И это только в бодрствующей смене! Даром, что до Минска отсюда двадцать камэ, а почти взвод на охрану отправили, причем, насколько я смог разглядеть в оптику, не тыловиков великовозрастных, а молодых зольдатиков, в самом соку. Что, с одной стороны, не может не радовать, а с другой – здесь и сейчас, лично мне, добавляет проблем. Радует, естественно, тем, что они, молодые здоровые лбы, не идут сейчас к Гомелю или Витебску, а сторожат эти самые «три бревна, два кола» глубоко в тылу. Огорчает же то, что там, где тридцати или сорокалетний вояка за наградами не рвется – ему бы вздремнуть по холодку, а вот молодой и рьяный питомец гитлерюгенда спички в глаза вставит, но «бандитского комиссара» высмотрит!

Но периметр забором или колючкой вы, господа нехорошие, обнести забыли, а туман сегодня плотненький…

…Хорошо, что мостик тут чахлый – полутора пуда тротила за глаза хватит, чтобы снести его к чертям собачьим. И будем надеяться, что тиканья простых деревенских ходиков бдительные часовые не услышат. Зря, что ли, они в ватное одеяло завернуты? Собственно, мина потому такая тяжелая и получилась, что Бродяга хитростей всяких понавертел. Сработать она должна через строго определенный промежуток времени, но, если какойнибудь шибко глазастый немец заметит наш «подарок» и решит чтонибудь с ним сделать, то мне жаль того немца. Спец, конечно, разберется, но мы надеялись, что такового поблизости не окажется.

Так, вроде все тихо, никто в мою сторону не пялится, а потому поползу я себе вперед, накидочкой маскировочной укрывшись.

Как там у Маршака было? «Шаг – остановка, другой – остановка… по хрену мне, что у немца винтовка…»? Отставить неуместное стихоплетство! Так и здесь, только «шаг» на «ползок», ну, или на «метр» заменить. Хотя метр вряд ли, полметра. Метр в минуту – хорошая скорость для такой ситуации, а я ее превысил раза в два. «Ага, перехватит тебя сейчас „ГАИ для пластунов“, тогда штрафом не отделаешься – мигом права на жизнь лишат!» – интонации у внутреннего голоса были стервозномерзкими, а я очень такие интонации не люблю, потому и заткнуть это «второе я» получилось легко.

Тридцать семь минут прошло, и я уже под мостиком. Часовые на мосту устав в полный рост нарушают – треплются о какомто неизвестном мне Франце и вспоминают, как весело проводили время в Любеке. Не зря говорят, что часовой, несущий службу в соответствии с уставом, – беда для диверсанта. Если бы они не болтали – получили бы шанс услышать мою возню, ведь эту «дуру» ворочать бесшумно сложновато. А так – река журчит, фрицы трындят, а я веревочку через балочку перекинул и знай себе «бонбу» к опоре прикручиваю. Тьфу, сам не заметил, как в стиле героев «Бумбараша» думать начал. Ничего, вот вылезу отсюда и заору во весь голос: «Ничего, ничего, ничего! Сабля, пуля, штыки – все одно!» И сапогом немца по морде – хрясь! Уф, примотал. На часах – без двенадцати пять. Теперь цепочку аккуратно вниз, стрелку минутную отломить, часовую – на «пять минут первого» поставить, стопорпредохранитель снять, шнурок, к одеялу пришитый, сквозь чеку пропустить… Можно и домой, жаль только название той пивной, что немцы нахваливали, не запомнил! Чтото со львом и его хвостом связанное… Ну и хрен бы с ним, все равно пиво в Германии пить будем. Не я – так другой, вон, Мишка Соколов, к примеру…

Иногда уйти от объекта сложнее, чем подобраться к нему, и в данном случае «иногда» значит «почти всегда». Но не в этот раз. И спустя четверть часа я уже подползал к Мишкиной нычке.

С нашим танкистом все было типтоп, я, перевалив через бугорок, совсем уж было собрался, передохнув пяток минут, двинуть в обратный путь, как мое внимание привлекла армейская легковушка, остановившаяся у моста. Нет, машины по дороге ездили и до этого и весьма мне помогли, отвлекая своим шумом охрану, но этато остановилась у поста…

– Миш, дай бинокль! – вполголоса приказал я.

«Так, „кюбель“^[178] стандартный, армейский… Вон и „WH“^[179] на номере… – рассуждал я про себя, разглядывая машину в оптику. – Так, стоп! А это что за на фиг?» – Из задней части «легкового автомобиля для перевозки личного состава», как пафосно именовали эту колымагу немцы, торчала совсем нештатная антенна радиостанции. Я перевел взгляд на вылезшего из машины немца. Две сотни метров – для хорошего бинокля не расстояние. Я даже выражение его лица и петлицы рассмотрел. И ни то ни другое обычными не были. Выражение лица было слишком властным, а петлицы слишком эсэсовскими! А член данной организации, приехавший на армейской машине, в свете предстоящих событий мог означать только одно – проверку на маршруте!

Первым побуждением было крикнуть «Ура!» и захлопать в ладоши. «Гиммлер всетаки приехал!» – иначе что здесь этот унтерштурмфюрер делает в пятьто часов утра?

Вторым – разузнать, что будет дальше.

Я пару раз беззвучно соединил ладони, а потом шепнул Соколову:

– Ложись! Минут пятнадцать подождем.

По губам читать я не умел, тем более понемецки, но пантомима была достаточно выразительна: начальник поста – пехотный унтер – докладывал, стоя по стойке смирно, а эсэсовец время от времени задавал короткие вопросы. Наконец, спустя восемь минут, унтерштурмфюрер отдал команду «вольно» и отошел к своей машине. Оттуда ему немедленно протянули микрофон и наушники, и он принялся докладывать, как я догадался, «наверх». Эсэсовский лейтенант уложился в три минуты, а затем, вернув своему подчиненному радиопричиндалы, развил бурную деятельность: повинуясь взмахам его руки, четверо солдат спустились с дорожной насыпи и скрылись в кустах. «Ага, секреты выставили! – догадался я. – Так поздно уже, братцы! Даже если цистерну боржома выдуете – почки все равно тютю!» – мы в очередной раз переиграли противника по темпу, так что можно и позлорадствовать.

Еще две пары немцев были отправлены на противоположную от нас сторону дороги. Затем из машины вылез коренастый ганс с петлицами шарфюрера и направился к караульной будке, а «начальникпроверяльник» сел в машину и, сделав всем ручкой, укатил в сторону Минска.

Зуб даю, в кармане у оставшегося у моста унтера лежит какойнибудь интересный жетончик, вроде тех, которыми мы немцев дурили! И вроде все немцы делают правильно, но, похоже, никому в голову из них не может прийти, что ловушка давно снаряжена, так что шансы наши на успех ох, как неплохи! Теперь только на финишной прямой не споткнуться…

* * *

«Двенадцать часов до момента истины осталось, а пока ничего не ясно!» – Фермер отвел взгляд от часов, светящиеся стрелки которых показывали пять минут пятого. Уже много лет Александр относился к своей работе со спокойной уверенностью профессионала, хорошо знающего свое ремесло. Но никогда еще ему не приходилось проводить такую серьезную операцию на свой страх и риск. «Ни прикрытия, ни помощи… Ну да мы хоть и не Александры Невские, но и не пальцем деланы! – Сам того не замечая, подполковник методично выщелкивал патроны из „тэтэшного“ магазина и машинально расставлял их в линию на столе. – Здесь и сейчас все должно быть типтоп! Если, конечно, немчура лес прочесывать ДО акции не начнет… А вот там, у наших, нам как бы не сложнее придется…»

И Фермер вспомнил, как вчера чекистгрузин шепотом начал буровить чтото на тему того, что песенка, которую Тоха пел, – идеологически не очень выдержанная.

– Ну, арестуй его, коли ты такой джигит! Но когда тебя потом твои же начальники в позу пьющего оленя поставят – не плачь, дорогой! Не поможет! Или ты тоже четыре языка знаешь, пяток откормленных немцев голыми руками завалить можешь и структуру немецкой армии наизусть помнишь? Э? – Было приятно вспомнить, как после этих слов сник Горгорадзе. Но одно дело осадить гэбэшного сержанта, к тому же считающего тебя старшим по званию, и совсем другое – бодаться с зубрами и мастодонтами, повелевающими тысячами таких сержантов и отправляющими врагов к стенке на счет «раз».

«Ничего, есть идеи и на этот счет…» – И Александр, собрав в горсть расставленные на столе пистолетные патроны, принялся снаряжать магазин.

* * *

Берлин, ПринцАльбрехтштрассе, дом 8

14 августа 1941 года 13.13.

– Похоже, ваш тезка глупее, чем я думал, Вальтер…

– С чего вы взяли, группенфюрер?

– А вы сами не видите? – раздраженно спросил Мюллер. – Вот это дело – «Медведь»! Это же идиотизм – группа великолепных профи катается где хочет, а они прекратили разработку, – он прочитал по бумаге, – «…в связи с убытием объекта разработки из зоны ответственности германских войск»! – Лицо начальника скривилось, словно его заставляли съесть тарелку лимонов, политых уксусом и посыпанных перцем. – Шелленберг, это не идиотизм? Или вас смущает формулировка? Тогда скажу проще – похоже, он такой же тупоголовый кретин, как его соседи – поляки! Они даже не переслали образцы, – шеф гестапо снова посмотрел в бумаги, – «…шары изготовлены из твердого немагнитного материала желтого и зеленого цветов методом горячей штамповки (видны следы от прессформ). Материал изготовления и назначение объектов специалистам не известны. Всего таких шаров обнаружена двадцать одна штука». Что, пару штук в Берлин послать было жалко? На четыре эпизода – один словесный портрет!

– Группенфюрер, я читал эти отчеты, вполне логично, что с тем объемом работы…

– Какого черта, Вальтер? Вы что, ни хрена не видите, кроме своих хитрых игр? Эти русские работают ! И делать они это умеют в отличие от ваших утонченных англичан, уж мне поверьте! Не удивлюсь, если завтра они подложат ежа под задницу комунибудь вроде быстроногого Гейнца или фон Бока. Сдается мне, не зря они легли на дно…

– Группенфюрер, я считаю, нужно немедленно предупредить группу охраны рейхсфюрера! – в скорости мышления и реакции Шелленберг мог дать фору многим и очень многим своим коллегам.

– Немедленно! И Небе сообщите! Гейдриху я сам сейчас позвоню! Драные тупоголовые свиньи! – И группенфюрер СС и генераллейтенант полиции сорвал трубку с телефонного аппарата.