на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



XIV. Победа «молодых» — В европе

Китайские миллионы

Импровизированная «биржа» на «Indo-Chine» все более и более оживлялась и акции «молодых» крепли… 100.000 франков, записанные коммивояжером из Марселя, сделали свое дело: не принимавшие участия в пари отваживались на ставки более или менее крупные, а уже сделавшие таковые — увеличили их.

Какой-то молодой немчик, внимательно следивший за тем, какие книги из пароходной библиотеки Иза носит своему «мужу», накануне остановки у Сингапура, прочел после обеда целую лекцию «о возрасте и литературных вкусах» и, в заключение, убежденный в том, что «больной джентльмен»— старик, увеличил вдвое свою ставку.

Коммивояжер, видевший Будимирского и уже перетерпевший волнения совести, только улыбался, слушая речь немчика, а молодой коммерсант-янки, инициатор пари, стоявший во главе «молодых», с каждым днем все более и более и привязывался и увлекался Изой и в тихие звездные ночи, которыми отличалось в эти дни Южно-Китайское море, целые часы проводил с нею на палубе, куря в rocking-chair'е и молча любуясь чудным профилем Изы, до тех пор, пока склянки били 11 часов…

— Молодой ваш муж или старый, он должен быть отличный человек, раз вы его жена и, следовательно, он меня поймет и мы будем с вами друзьями, — не правда ли? — спрашивал он Изу.

— Это тем более легко, что вы плантаторствуете на Цейлоне, а мы… едем в Париж, — улыбнулась Иза.

— О! расстояние здесь не играет никакой роли, сегодня я в Коломбо, а через месяц в Париже, все мы, американцы, немного globe-trotters'ы. Время — это неприятно, а расстояние — пустяки, — уверял плантатор.

В ночь перед остановкою у Сингапура, британской колонии, часа в 2 пополуночи Будимирский, все время читавший, поднялся, перешел в свою кабину и оделся. Он нахлобучил на голову шляпу, плотно обвязал лицо до самых глаз темным кашне и осторожно вышел на палубу, никем не замеченный; население стимера спало сладким сном. Будимирский выполз на свет Божий не для того, конечно, чтобы любоваться звездною ночью, он прямо направился к машинному люку с вполне определенною целью… Гигантские стальные рычаги то подымались, то опускались ритмически, производя глухой однообразный шум, — в глубине машины ни кочегаров ни машинистов не было видно, у трапа, у камбуза тоже никого не было и только сквозь переплет вант и решетку площадки видны были четыре ноги рулевых да две ноги шагавшего вахтенного… Будимирский недолго искал, что ему нужно было… На выступах стальной рамы громадного люка, в двух углах ее стояли лейки с маслом и в железных коробах лежали две кучи белой мягкой пакли, которой, промаслив ее, кочегары чистят машину… Еще раз оглядевшись, Будимирский вытащил из ближайшего короба пук пакли фунта в три весу, сунул ее под камзол свой и так же незаметно возвратился в свою каюту, лукаво ухмыляясь.

Еще юношей, приезжая на праздники в деревню к родным своим, Будимирский с соседней молодежью устраивал домашние спектакли и хорошо помнил еще, как бывший крепостной парикмахер устраивал для «артистов» парики и бороды из пакли для стариков и волос Пашек и Дунек, с удовольствием их продававших, для молодых «сюжетов». В каюте у Будимирского уже были приготовлены и тесемки, которые он попросту оторвал у юбки Изы, и липкий пластырь, и иголки, и нитки, и к утру у него были готовы и большая борода и парик… Он спрятал их в чемодан и заснул.

На другой день вечером авантюрист проделал задуманную им комедию. Когда после остановки на рейде, к «Indo-Chine» стали подъезжать лодки с новыми пассажирами, Будимирский по костюму узнал в пассажирах одной из них англичан-коммерсантов, которые, наверное, займут кабины в первом классе и обязательно пройдут по коридору мимо его каюты, так как №№ от 1 до 14 все были заняты уже. Надев парик и бороду, он чуть приотворил дверь и дав пройти носильщику с вещами, вдруг открыл дверь перед стариком-англичанином и моментально захлопнул ее. Это все произошло так быстро, что носильщик не мог ничего заметить, а новый пассажир, которого чуть не ударили по носу дверью, наоборот, не мог не заметить в полумраке коридора на светлом фоне отворившейся двери старика с большой бородой и копной седых волос на голове…

План Будимирского удался великолепно. Утром, после breakfast'а, Иза быстро спустилась к нему в каюту, чтобы рассказать, какое волнение царит в кают-компании. Новый пассажир, старик-англичанин, фабрикант знаменитых консервов из ананасов Сингапура, узнав о пари относительно возраста «больного джентльмена» каюты № 9, которого еще никто не видел, после некоторого колебания, поставил 20.000 фунтов на «старого»…

Будимирский хохотал как безумный и, взяв карнет у Изы, рассчитал, что если не будет новых перемен, француз коммивояжер возьмет до полумиллиона франков, так как число ставок за «старика» значительно превышало таких же за «молодого» и в 2 1/2 раза превосходило их суммою. В Сингапуре Иза спускалась на берег и по поручению Будимирского купила ему полный тропический костюм из белого шелка, — становилось жарко.

Прошел еще день. Стимер обогнул Ачинский мыс и, миновав Никобарские острова, вступил в Индийский океан, а на третий день вечером был уже в виду Коломбо, где должны были высадиться американцы — инициаторы пари.

Уже в Сингапуре Иза объявила, что мужу ее много лучше, а утром перед Коломбо она обрадовала всех вестью, что завтра он выйдет к breakfast'у в кают-компанию. Стимер должен был простоять сутки в Коломбо, и американцы остались ночевать на «Indo-Chine»… Каждый день, экзаменовавший свое лицо в зеркале, Будимирский был теперь доволен им: краска Изы, казалось, навеки въелась в кожу, усы выросли весьма основательные, — не прежние казацкие, конечно, но такие, все-таки, что никто бы не мог сказать, что четыре недели назад они были сбриты. Будимирский их артистически подвивал и встрепывал, и в этом смуглом джентльмене с усами парижанина и бобриком выстриженной головой, никто не мог узнать ни Будимирского, ни мистера Найта, — это был типичный колонист французского происхождения с островов Атлантического океана, жизнерадостный, энергичный субъект, веселый собеседник, превосходный собутыльник, — таким он сразу показался всем пассажирам первого класса «Indo-Chine» в то памятное утро, когда в 8 часов, под руку с Изой, он показался в кают-компании и, улыбаясь, отдал общий поклон обществу, ожидавшему его с таким нетерпением.

Раздалась целая буря восклицаний радостных, скорбных, веселых, злых, отчаянных: «Donner-Wetter! Ca y est! Indeed! Sarpisti! Carrambo! Dammed!» Молодой американец Лантри бросился навстречу и, не ожидая представления, обнимал Будимирского-Дюбуа, точно родного, и приказывал лакеям подать дюжину шампанского, несмотря на ранний час… Сердце Рауля Бониве билось как птица в клетке, и он, смущенный, растерянный, глупо улыбаясь, оглядывался, повторяя: «Ca y est! Ca y est!» и смутно сознавая, что он выиграл до полумиллиона франков, совесть его не мучила уже. Старик Ботльбридж, проигравший солидную сумму, спокойнее всех рассматривал Будимирского и Изу и соображал лишь, на чем может отыграться, на что и на кого он должен накинуть, чтоб вернуть свои 5000 фунтов… У немчика, читавшего лекцию «О возрасте и литературных вкусах», похолодели конечности, он с грустью думал о своей Амальхен: о том, что все, что он заработал в качестве поверенного фирмы, сделавшей крупную поставку международной армии в Печили, вместе со взяткой, полученной от немца же интенданта, — все он потерял ни за что… Он давал себе клятву никогда не держать пари: первый раз в жизни рискнул — и разорился…

«Dammed!» — проклинал про себя Будимирского севший на Сингапуре фабрикант консервов из ананасов, — в первую минуту, когда Будимирский сделал свой торжественный выход с Изой, он не понял устроенной ему овации, ибо уверен был встретить старика с большой бородой и копной волос на голове, но не прошло и двух минут, как он понял, что это и есть «больной джентльмен». А тот старик? Или то было видение? Черт побери, это видение ему обошлось в 20.000 фунтов. Он их заплатит и… вернется с первым обратным стимером на Сингапур, ибо ему больше незачем и не с чем ехать в Европу. Он поставил все, ибо играл наверняка, и вот он наказан. Scoundrel! Да, этот веселый джентльмен — мошенник, очевидно. Он — фабрикант уверен, что в каюте № 9 видел старика, он справился потом и убедился, что другого такого старика и на пароходе не было… Заявить, однако, нельзя, это будет признанием, что он, известный и почтенный коммерсант пытался наверняка обыграть других… Он опозорит себя… Но если доказать, что этот мошенник сам участвовал в пари, тогда можно не заплатить… Кто выиграл, через кого он выиграл? Минутного дознания достаточно было, чтобы фабрикант убедился в нелепости этой его идеи: главные выигрыши выпали на долю плантатора Лантри, которого он прекрасно и давно знал, и Рауля Бониве, которого знали все коммерсанты Коломбо, Сингапура, Явы и Сайгона, вот несколько лет; остальные выигрыши были ничтожны; словом, заподозрить мистера Дюбуа в соучастии с выигравшими было немыслимо, а между тем этот dammed креол надул его, — несомненно. Фабрикант консервов бесполезно ломал голову, нужно было платить и возвращаться восвояси, опять эксплуатировать свободных рабов китайцев и малайцев, опять жариться под тропическим солнцем, мечтая о своем старом клубе в Pall Mall, которого он не видел пять лет и не скоро у видит теперь.

Из 2-го класса явилась депутация выигравших тоже с французом во главе, который и поздравил джентльмена с выздоровлением, а на палубе через час Будимирскому устроена была овация счастливцами 3-го класса.

На пароходе царило оживление все утро, пока главные участники пари не вынуждены были съехать на берег для производства расчета, так как Ботльбриджу и фабриканту консервов нужно было разменять чеки.

Молодой Лантри, согласившийся получить от Ботльбриджа всю сумму паями в его предприятии, в котором давно хотел принять участие, был вдвойне счастлив, чувствуя, что впервые влюблен настоящим образом и видя, что Иза, хотя и не отвечала ему, в высшей степени любезна с ним и добра к нему. Он прощался с ней так нежно, так откровенно высказывал свое обожание, что Будимирский вслух посомневался даже, что он американец… «О! То чувство, которое меня одушевляет, свойственно всем людям, здесь я просто человек!» восхищался он и упорно повторял, целуя ручки Изы, «до свидания», на ее сердечное «прощайте»…

В Коломбо состав пассажиров несколько изменился и царившее на «Indo-Chine» возбуждение улеглось и вскоре заменилось угнетенным состоянием, благодаря нестерпимой жаре и двум циклонам, обрушившимся на Индийское море при переходе Коломбо-Аден. В Красном море жара и духота были еще тягостнее я если бы не Будимирский, — пассажиры первого класса, кажется, умерли бы от тоски и уныния. Он сделался поистине душою общества, с англичанами он пил как англичанин и играл в покер, с немцами вел философские беседы, поражая их своими грубыми афоризмами и парадоксами, не всегда умными, но всегда смешными; с французами он горячо восторгался «родным» Парижем и пел шансонетки не хуже Полюса, у которого в свое время в его Chat noire проводил ночи напролет; с итальянцами и испанцами, иногда пользуясь Бониве как переводчиком, он вел нескончаемые беседы «о женщинах», — беседы, в которых, конечно, принимали горячее участие и французы.

Счастливый Бониве не отходил от monsieur Duboy, он был в него влюблен, он был полубогом для француза, которому отныне не зачем было продолжать свою деятельность коммивояжера. О, нет! Благодаря Дюбуа, он откроет сам фабрику, он купит замок, он немедленно женится, он на первых же выборах будет баллотироваться и, конечно, будет избран депутатом… А там… кто знает, — министром, президентом… Это так хорошо звучит: «President de la Republique Francais Raoul de Bonnivet…» Частицу de, конечно, можно прибавить, имея состояние в полмиллиона. И всем этим он обязан monsieur Duboy… О, если бы он знал, чем он может отслужить ему… Ничем, — он знает. Но он надеется, что monsieur Duboy не откажется принять от него хлеб-соль в Марсели…

Напрасно Будимирский отказывался своим решением высадиться в Бриндизи, отсутствием подходящего костюма, которого он решил не делать раньше Лондона, где его ждут дела, Бониве не только вырвал у него согласие, но снял мерку с него и протелеграфировал ее из Суэца лучшему портному в Марсели, уверяя, что к приходу «Indo-Chine», к утру, все будет готово, monsieur Duboy с его «очаровательной супругой» проведут день в кругу семьи и друзей Бониве, а вечером с экспрессом отправятся через Париж и Лондон. Бониве телеграммой же сообщил родным и невесте о том, что неожиданно возвращается богатым человеком, сообщил и причину внезапного обогащения и приказал устроить в такой-то день великолепный банкет в «Caf'e de la Paix» на Каннебьере, приготовить роскошный букет для madame Duboy и т. д.

В Суэце, перед входом в Средиземное море, Будимирскому еще раз пришлось переодеться по сезону: стоял чудный ноябрь, и плавание вплоть до Бриндизи не было нарушено ни бурей, ни даже свежим ветром.

Только когда «Indo-Chine» обогнул Сардинию и переменил курс прямо на Марсель, задул испанский муссон, и стимер сильно потрепало.

В Марсели на пристани друзья и родные Бониве устроили ему и Будимирскому царскую встречу с букетами, шампанским и речами и уличные badauds недоумевали, какой такой министр или знатный иностранец touche lе sol de France с такой помпой.

Триумфатор Будимирский был счастлив и доволен собою выше меры, но Иза расставалась с «Indo-Chine» грустная, задумчивая, — здесь больше трех недель она не знала горя, Будимирский не пил до безобразия, ничья кровь не была пролита, она была окружена славными, симпатичными людьми… Что ждет ее впереди? Еще «восемь лун» осталось ей быть спутницей в жизни этого злодея, к которому приковала ее судьба…

В лучшей марсельской гостинице они отдохнули, переоделись (фрак и все прочее действительно были готовы для Будимирского), а в 2 часа он в качестве виновника торжества входил в «Caf'e de la Paix», где речи и вино лились рекой до вечера, — Бониве все сумел сделать en grand, а невеста его, скромная девушка, миловидная Жанет Кузен, очень полюбилась Изе.

В 9 часов вечера они уже мчались в экспрессе. Ночью мелькнул Лион, Макон, Дижон, утром они пили кофе в Париже, пересели в Nord-expresse, перед вечером переправились через покойный Ла-Манш и около 10 часов вечера лихой хендсом-кэб вез их по окутанному туманом Лондону на Нортумберланд-Стрит, в роскошный и монументальный «Continental-Hotel»…


XIII. В европу! — Грандиозное пари | Китайские миллионы | XV. Начало реализации всех грез — Трильби